Китай, Россия и Всечеловек - Григорьева Татьяна Петровна - Страница 4

Круг замкнулся, тем более что оказался в пределах сокращающегося квадрата. «Бог умер!» – не оттого ли, что «Бог есть мысль, которая делает все прямое кривым, и все, что стоит, вращающимся?», – недоумевает Заратустра. Если умер Бог, значит умер человек, поначалу распался на суперменов и безликую массу, которую Л. Толстой назвал «злом мира».

Большинство страшится свободы и обречено на нее во спасение от себя, но не так, как учил Ницше: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти». Не вина Ницше, что его идея обрекла сверхчеловека на «ад одиночества», призывая человека уйти корнями в землю, он втянул его в преисподнюю.[16]

Для России характерна мысль Достоевского о Божественной тайне мироздания: «Многое на земле от нас сокрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных… Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает и уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее».[17] Так и случилось. Безумие захватило не только Ницше, но большую часть людей, убоявшихся свободы. Время менялось, а сознание оставалось прежним, хотя «квадрат» уже явно аннигилировал, начинал распадаться.

Итак, почему же оказалась конечной парадигма квадрата? В чем его уязвимость? Не потому ли, что замкнутая система подвержена энтропии? Квадрат оказался конечным, потому что его нет в Природе (и в природе самого человека). То есть квадрат – чисто человеческое изобретение, а все искусственное, не причастное вечности подвержено исчезновению. Даос Чжуан-цзы увещевал: «У буйвола и у коня по четыре ноги – это называется естественным. Конь в узде, буйвол с продырявленным носом – это называется человеческим. Поэтому и говорится: „Не губи природного человеческим, не губи естественного искусственным, не жертвуй собой ради приобретения. Храни свою природу, и вернешься к себе истинному“» («Чжуан-цзы», гл. 17).

Итак, греки создали «вторую природу» и сделали это настолько искусно, изящно, что побудили западную половину человечества идти по своим следам вплоть до XX века. Но в XX веке квадрат, сколь ни держалось за него помраченное сознание, изжил себя, утратил силу, вышел из подсознания (не хватило воздуха на глубине).

В России квадрат не мог прижиться: не вписывался в вольнодумство, иррациональность русской души, не желающей следовать правилам. Конечно, мы могли подавить свою натуру, склонную к «беспределу», но ненадолго, пока жив тиран. Потом квадратный режим неизбежно распадался. Вы можете возразить: а как же искусство, «Черный квадрат» Малевича? «Черный квадрат» Малевича – это стон души, реквием по «квадрату». Мастер поставил точку: дальше идти некуда – тупик или конец цивилизации, уподобляющей человека роботу с квадратным или треугольным лицом вроде «Девушки с красным древком» того же Малевича (1933). Квадрат, утратив древнюю священность, выпал из Замысла. Деформированный, он обнажил себя не только в живописи (кубизм, авангардизм), но главное – в самой жизни XX века: войны, революции, концлагеря. Типичное проявление «квадратного мышления» – фашизм.

Естественно, сознание начинает освобождаться от «квадрата», сокращающегося, как «шагреневая кожа». В его зауженных границах все превращается в свою противоположность, выстраданные надежды человека обернулись его отрицанием. В ответ возникла философия персонализма.[18] «Дух дышит, где хочет», явленное в Духе не исчезает. Прорыв произошел не только в философии – в музыке. Скрябин прозревает суть происходящего: «слабеют и размыкаются прежние скрепы… непроницаемое становится разреженным и прозрачным, логическое алогическим» (из воспоминаний Вяч. Иванова).

В начале XX века русская философия осознала неизбежность прорыва, «прерывности» линейного мышления; восстала против «отвлеченных начал», забывших о человеке. Прозревая «всеединство» (Вл. Соловьев), «вселенское сознание» (Е. Трубецкой), свободу в духе (И. Бердяев), объявила «борьбу за Логос». Суть происходящего – в осознании высшего предназначения Личности, единичного как Единого. Говоря словами Вл. Соловьева: «Великий сущностный закон состоит в том, что универсальность одного существа всегда находится в прямой связи с его индивидуальностью: чем более существо индивидуально, тем самым оно и более универсально».[19] В духе соборности: все сосуществуют, нераздельно и неслиянно.

Преображение «собрания» в «собор», согласно славянофилу А. С. Хомякову, – открытость другому, когда силы каждого принадлежат всем и силы всех – каждому. В этом суть Богочеловеческого организма, снискавшего благодать Духа Святого. Из того же истока исходит учение Вл. Соловьева о «положительном всеединстве»: «…всесовершенное или абсолютное существо, вполне свободное от всяких ограничений и недостатков… полная свобода составных частей в совершенном единстве целого»[20].

Тем русская идея отличается от превратно понятого индивидуализма на Западе как «атомизации» личности (наподобие греческой модели: атомы и пустота). По сути, то апофеоз эгоцентризма, делающего свободу невозможной в принципе, а вне свободы все обречено в конечном счете на гибель. Русские мыслители объявляют о необходимости «нравственной философии», не посягающей на духовную, прежде всего духовную свободу человека. Провозглашают «конкретную метафизику», укорененную в жизни; в онтологизме признают особенность русской мысли.

Итак, отвергли замкнутый квадрат, чтобы выйти к живому пространству, веря в его божественное происхождение. «Каждый перерыв – это та реальная, в пределах нашего мира лежащая точка, где два мира: мир „этот“ и „тот“, мир сущего и существующего, мир абсолютной свободы и мир причинной обусловленности – соприкасаются в реальном взаимодействии». И дальше, продолжает Эрн: «…или прогресса нет, или же он есть усвоение Абсолютного… Остаток истории, то будущее, которое отделяет нас от Вечности, должен быть заполнен небывалыми страданиями… Темные силы, почуяв конец своего господства, мобилизуют все, что имеют».[21]

Но видение «внутренней вселенной» предполагает изменение сознания, которое не случайно назвали «несчастным». «Сознание подчинено закону, который знает общее и не знает индивидуального. Самая структура сознания легко создает рабство». Бердяев не раз возвращается к этой мысли: «Рабство есть прежде всего структура сознания». «Война в сущности определяется структурой сознания».[22] Философ имел в виду преодоление плоскостного, одномерного мышления, тотальной зависимости одного от другого. Каждый наделен свободой, выше которой нет ничего. Посягательство на духовную свободу есть надругательство над человеческой Личностью.

Не потому ли именно в России происходит прорыв к Свободе, что непроницаемая власть толкала на это? Потому и поспешили возвести новый частокол, выдав его за новую жизнь. Но в квадрате, пусть обновленном, не было места творческому духу. Прорыв был неизбежен, и то, что возвестили философы, – наступление «нового зона», уже не могло не сбыться. Еще выпало миру немало испытаний, но квадрат был развенчан. И это предвидел Бердяев: «Цивилизация возникла как средство, но была превращена в цель… Культура… есть средство для… духовного восхождения человека, но она превратилась в самоцель, подавляющую творческую свободу человека».[23] (А в наши дни движение против глобализации разве не имеет тех же корней: страха перед стандартизацией, унификацией личности и народов?)