Выбор оружия - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая

– Гад! Ну ты гад! Откуда ты на мою шею взялся?

– Я взялся? Ну и память у тебя. Ведь это не я к тебе, а ты ко мне подошел. Ладно, расслабься. Будем считать, что адрес я узнал по ноль девять. Тормозни у автомата! – приказал Турецкий шоферу. И когда «Волга» подрулила к будкам таксофонов, кивнул Качку: – Иди позвони Бурбону. Скажи, что мы сейчас приедем.

– Не знаю я никакого Бурбона. Понял?

– Что ж, приедем без предупреждения. Только мне почему-то кажется, что это ему не очень понравится. И я, Ваня, буду вынужден сказать ему, что это ты не захотел предупредить его и таким образом помешал подготовиться к встрече. Только не вздумай свалить. Ловить я тебя не буду. Но, думаю, этим займутся люди Бурбона.

– Влип ты, Качок! – неожиданно встрял в разговор таксист, и Турецкому показалось, что в его голосе прозвучало злорадство.

Качок двинулся к телефонным будкам, с полдороги вернулся:

– Как мне сказать, кто… вы?

– Скажи просто: Турецкий, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России. Можешь добавить: старший советник юстиции. В переводе на воинское звание – полковник. Слышал, как Пугачева поет? «Ах, какой был мужчина, настоящий полковник». Так вот это про меня.

Но он чувствовал, что скоро ему будет не до шуток.

И не ошибся.

Они свернули с Лесной в арку старого, поставленного на капитальный ремонт дома, покрутились в проездах внутреннего двора. Качок командовал: «Направо… Еще направо. В эту арку. Теперь налево… Здесь. К воротам подъезжай. Стой».

«Волга» медленно проехала мимо сверкающего зеркальными стеклами фасада девятиэтажного дома с двумя охранниками возле подъезда с вывеской золотом на черном: "Внешнеторговая ассоциация «Восход», свернула за угол и уткнулась в стальной щит ворот, замыкавших периметр глухого забора из бетонных плит. Здесь тоже стояли два охранника в высоких шнурованных ботинках и в серых, как у омоновцев, только без нашивок, куртках и брюках. Один из них заглянул в салон, увидел Качка и махнул кому-то в проходную:

– Открывай!

Ворота сдвинулись в сторону, такси въехало в небольшой внутренний двор, ворота закрылись, и тут же к «Волге» придвинулись четверо в сером с короткими десантными автоматами Калашникова.

Турецкий выбросил из открытого окна машины пистолет Макарова, вышел сам и, не дожидаясь особого приглашения, поднял руки. Его тут же обыскали, выдернули из кармана бумажник с документами и деньгами, рванули руки за спину и защелкнули на запястьях наручники. Выскочивший из такси Качок кинулся было к своему «макарову», но один из серых остановил его и увел в глубь двора. Другой поднял пистолет, осмотрел и сунул в карман. Кивнул тому, кто надел на Турецкого браслетки:

– Часы сними, они ему теперь ни к чему.

Тот вывернул руку Турецкого, глянул на часы и сказал:

– «Слава». Дешевка, – и подтолкнул Турецкого. – Двигай!

– Куда?

– Заткнись. Куда скажут.

Они тычками прогнали Турецкого в угол двора, через тяжелую дверь ввели в здание. От двери к лифту шел низкий коридор, у шахты лифта он поворачивал и заканчивался глухим аппендиксом. В пол аппендикса был вмонтирован квадратный металлический люк.

– Бронированная дверь. Рядом с лифтом люк. Вход в подвал? – поинтересовался Турецкий, пока они стояли в ожидании лифта. – А оттуда, наверное, в коммуникационный или канализационный коллектор? Запасной выход. Неплохо придумано.

– Заткнись! – повторил тот, что забраковал его часы.

– Я просто говорю: неплохо придумано. Но если коллектор перекроют, выход превратится в ловушку.

– Врезать ему?

– Не велено, – буркнул второй.

Подошел лифт. Они втиснулись вместе с Турецким в кабину, первый ткнул в верхнюю из двух кнопок. Лифт был такой же, как во всех старых московских домах, но взлетел так, что Турецкого вжало в пол. Через несколько секунд кабина остановилась.

– Ух ты, какой скоростной! – не удержался от замечания Турецкий, хотя понимал, что вполне может схлопотать по морде. – Прямо как в американских небоскребах. Мы уже на девятом этаже?

– Дай я ему все-таки врежу! – взмолился первый.

– Не велено, – повторил напарник.

Картина, открывшаяся взгляду Турецкого, ничем не напоминала мрачное подземелье внизу. Просторный, светлых тонов коридор со светло-серым ковровым покрытием заканчивался стеклянными дверями, выходящими на яркий солнечный свет. Возле этих дверей были другие, тоже стеклянные, с травленым рисунком, ведущие куда-то внутрь. А рядом с лифтом – еще одна дверь, с застекленным окном. Комната охраны, понял Турецкий.

Возле лифта их встретил еще один серый, тоже с «калашниковым», кивнул на дверь:

– Посидите. Когда идти, скажу.

Охранники втолкнули Турецкого в комнату возле лифта, с пультом связи и экранами мониторов.

– Ну люкс! – восхитился Турецкий. – Видеокамер – как в Народном банке. Если не больше. Все под контролем – и внутри и снаружи.

Первый даже зубами скрипнул – так ему чесалось заткнуть пасть этому болтливому придурку.

– Молчу, молчу, – успокоил его Турецкий.

Ждать ему пришлось минут пятнадцать. Потом за стеклом комнаты охраны мелькнуло несколько голов, склоненных друг к другу так, словно бы люди тащили что-то тяжелое. Взвыл лифт. Третий охранник открыл дверь, показал автоматным дулом:

– Ведите!

Возле дверей с матовыми пальмами на стекле стражи Турецкого одернули куртки, поправили ремни «калашниковых». Один из них заглянул: «Можно?» – и открыл перед Турецким створки дверей. Но прежде чем войти, Турецкий мазнул светлым рантом своей саламандровой туфли по темному пятнышку на ковровом покрытии. Это была кровь.

Свежая. Не успевшая свернуться.

Помещение, в котором они оказались, было обширным, метров сто залом с низким потолком. Просторные окна в дальнем конце вделаны в скат кровли. В стене слева – широкий дверной проем, за ним – залитая солнцем площадка, частью затененная сине-белым тентом, как уличное кафе. «Значит, это не девятый этаж, а десятый. Крыша», – подумал Турецкий, продолжая осматриваться.

Несколько дверей говорили о других комнатах. И возможно, одна из дверей была выходом к еще одному лифту и лестнице, ведущей вниз, в офис внешнеторговой ассоциации «Восход». Камин, три кресла перед ним. Заполненный книгами стеллаж во всю торцевую стену. Простой письменный стол в углу, возле стеллажа. Обычное кабинетное кресло. И в нем худой, сутулый, широкой кости человек в светлой рубашке с короткими рукавами, с темными, тронутыми сединой волосами, с тяжелым, малоподвижным лицом с небольшим шрамом на левой щеке. Малоподвижным не оттого, что оно не способно было выражать чувства, а скорее потому, что человек находился мыслями где-то очень далеко, в чем-то своем.

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая