Убить ворона - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/97
• Следующая

Посол России в Намибии оказался на удивление молодым и, словно для контраста с неграми, альбиносом. Он принял Турецкого в открытом дворике.

– Геннадий Александрович, – отрекомендовался посол, поправляя полотенце, затянутое на бедрах после купания.

Изумрудная гладь бассейна отражала палящее высоко в небе солнце.

– Простите, я не при параде,– несколько сконфузился Геннадий Александрович. – Обстановка, сами видите, не располагает. Да и в Намибии днем все конторы работают через пень колоду – жарко, так что официальные встречи приходится назначать ближе к вечеру. Хотите искупаться?

Турецкий не отказался, сама душа просилась в освежающую прохладу бассейна. Он раз пятнадцать переплыл туда и обратно водную коробку, наслаждаясь вольными, сильными движениями собственного тела и обдумывая предстоящий разговор с послом. «Весьма гуманная репетиция перед аудиенцией с официальным лицом. Неплохо бы повсеместно ввести подобную практику. Перед отчетом – тридцать минут плавания, перед разносом у начальства можно и час». Приободренный, с красными от хлорки глазами, Турецкий устроился в шезлонге напротив Геннадия Александровича. На коротеньком столике между ними расположились в плетеной соломенной тарелке экзотические фрукты и в бокалах со льдом пепси-кола. У Александра едва не вырвался вздох восхищения – живут тут, как на вечном курорте. Заметив взгляд Турецкого, Геннадий Александрович предвосхитил восторг:

– Отбываю тут каторгу, чтобы дождаться приличного места. Жена стонет – выходила замуж за перспективного дипломата, а получила тюрьму. Ее можно понять – скука смертная, с местной элитой общаемся мало, менталитеты, так сказать, у нас разные. За забор выйти – ни-ни! У нас маленькая дочка, а зараза просто летает в воздухе. Так и варимся в собственных сплетнях и интригах. Зарплата небольшая по европейским меркам. Но об этом писать не нужно. Ситуация типичная для всех африканских стран. Нас сюда посылают, знаете, как выпускников институтов раньше отправляли куда-нибудь в глухомань на три года – отрабатывать диплом. Да и фруктами этими, – он кивнул на плетеную тарелку, – увлекаться не советую. Больше для красоты распорядился поставить и для ознакомления с местной экзотикой. Вы не специалист по Африке?

Турецкий отрицательно покачал головой.

– Тогда будьте осторожней. Здесь много специфических особенностей, – посол с нескрываемым сожалением посмотрел на Александра, будто его уже приговорили к казни за нарушение намибийских традиций, – а в одночасье, будь вы семи пядей во лбу, тут не разобраться. Очень много племен – овамбо, кованго, гереро – каждый по-своему с ума сходит.

– Поскольку в Намибии ближе человека, чем вы, у меня нет и вряд ли таковой образуется, я хочу вам, Геннадий Александрович, открыть правду. Я не журналист, а следователь Генпрокуратуры России, и меня интересует прошлогодняя авиакатастрофа нашего самолета.

– Кошмар! Кошмар! – замахал руками посол, и тонкие губы его растянулись в гримасе ужаса. – Не вспоминайте. Думал, жена с ума сойдет. Когда это случилось, какие-то дикие толпы бесновались у посольства. Представляете, полуголые люди жгут костер прямо на газоне у ворот представительства, в экстазе выкрикивают угрозы, и так продолжается и день и ночь. Потом они притащили жертвенных животных, от криков убиваемых козлов не спасали даже ватные тампоны в ушах. Трое суток стоял такой чад и гвалт, что уснуть, забыться было невозможно ни на минуту. Я, признаться честно, спасался водочкой, а жена даже этого не могла себе позволить – кормила ребенка грудью.

– И что? Вы меня просто ошеломляете своими рассказами, Геннадий Александрович.

– Надеюсь, вы с этим не столкнетесь. Мы пожаловались властям, но нам ответили, что это ритуал поминовения погибших, ни вам, ни вашему имуществу, говорят, ущерба не наносится, а на своей земле они имеют право делать все, что захотят. Намибийцы считают, что покойнику будет лучше на том свете, если о нем страдать в присутствии виновников его гибели.

– Получается, что персонал посольства тоже стал жертвой происшествия. – Турецкий взял из тарелки какой-то зеленый пупырчатый шарик, повертел его в руках, но надкусить не решился. – Что же вы сами, Геннадий Александрович, лично знаете о причинах катастрофы?

– Кусайте, кусайте, – приободрил посол Александра. – Знаю только официальную версию. Наши или, скорее, ваши ребята, конечно, вели расследование, но намибийские власти очень ревностно относятся ко всякому вмешательству. Знаете, комплекс всякой бывшей колонии – мы, мол, свободная страна. Их органы никуда не подпускали наших сотрудников, даже рынок оцепили и не позволили осмотреть, мотивировали это тем, что души погибших обидятся и нашлют несчастья. Сам я участие в работе комиссии принимал только формальное – физически не успевал. Понимаете, наверное, – похороны, договоры о компенсациях, денежные вопросы всегда на первом месте, да еще журналисты одолевали, в основном иностранные. Наши мало интересуются Африкой – непопулярная тема в стране.

– А из кого была составлена комиссия по расследованию причин?

– Я же вам говорю – из местных шерлок холмсов. Наши приезжали, но их только к официальной информации подпустили.

Турецкий это уже знал. Он еще в Москве ознакомился с материалами того дела, когда приобщал их к своим новогорским папкам. Он даже допросил следователей, так что ничего нового пока посол ему не сообщил.

– Кое-как удалось запихнуть в члены комиссии одного американского инженера, Вилла Питса, и то только потому, что самолетостроителей-профессион# алов в Намибии просто нет.

– Вы виделись с ним? – Турецкий сожалел, что откусил кусочек зеленого шарика – язык и нёбо жгло так, будто он хватанул неразбавленного чистого спирта.

– Один раз. Он как-то быстро улетел. Ничего толком не сказал.

– Что же случилось с нашими летчиками? – Турецкий жадно глотнул пепси-колу.

– Вам попросить еще напитка? – осведомился посол. – Они в тюрьме. По официальной версии, пилот не справился с управлением, допустил ошибку при взлете. Суд до сих пор не состоялся. Но им грозит пожизненное заключение или даже казнь по намибийским законам. Мы, конечно, ведем работу, но сами видите, как трудно найти общий язык.

– Геннадий Александрович, а вам не приходилось встречаться с неким Бурчуладзе, который прилетал накануне трагедии из Новогорска якобы по обмену опытом.

– По обмену опытом?! – У посла вырвалась невольная усмешка. – Каким опытом?

– По-видимому, авиационным.

– Да какая тут авиация? Намибийцы самолетов не строят. Сроду тут никакого самолетостроения не было, да и в ближайшие сто лет не будет. Смешно, ей-богу. Кто это придумал?

– Как ни парадоксально, но такая командировка оплачивалась новогорским заводом. Может быть, кто-нибудь из сотрудников посольства знаком с Бурчуладзе?…

Разговор с Геннадием Александровичем закончился обещанием помочь Турецкому встретиться с военным министром Намибии Ката Зия Ман Дук Лашем.

– Между прочим, знаете, как переводится имя высокопоставленной особы? – поспешил просветить Турецкого посол. – «Петушок, который энергично клюет своих курочек».

– Силен, видать, мужик.

– Они тут сами, когда достигают чинов, имеют право присваивать себе имена. Так что считайте, что перед вами автопортрет, самопознание человека. Осмелюсь дать вам совет – не дарите намибийцам часы, разве что только золотые. – Геннадий Александрович бросил взгляд на дорогой «Брегет» Турецкого. – Они тут подобных побрякушек не переваривают. Считают, что время – худшее из зол цивилизации. Свободный человек, по их понятиям, должен вольно распоряжаться временем. Не человек для времени, а время для человека. Может, они в чем-то и правы. Вы еще с этим столкнетесь.

На прощание посол прямо по телефону договорился со своим знакомым, местным журналистом столичной газеты, о том, чтобы тот показал Турецкому место катастрофы.

Жара усиливалась. «По-моему, зной еще хлеще, чем мороз. От последнего можно хоть защититься одеждой, а здесь и раздевание догола не поможет». Единственное, что мог придумать Александр со своим интеллектом коренного северянина, – купить зонтик, который создавал над головой маленькую тень.

• Предыдущая
• 52/97
• Следующая