Убить ворона - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/97
• Следующая

Хорошо бы не свободой. Сколько известных Сосновскому адвокатов отрабатывали свои «зарплаты» тем, что таскали в тюрьму наркотики, записки с воли и вообще делали вещи, несовместимые не только со званием защитника, но и со свободой. Свободой потом и платили.

Сосновский нашел Чиркова в состоянии понятного удручения. Серые потолки кабинета и казенная масляная краска стен подавляли сознание. Казалось, пробыв в этом помещении хоть недолго, забудешь о том, что есть и еще какой-то, более просторный мир.

Для Леонида Аркадьевича визиты в Бутырку были делом столь частым, что его настроение мало переменилось. Он присел, испросив позволения заключенного, потому что считал, что вежливость не мешает никогда (она, в конце концов, тоже оплачивалась).

– Ну что, Аркадич, влип я? – с кажущейся развязностью спросил Чирков.

– Похоже на то, но не вешайте носа, – уныло ободрил его адвокат.

– Влип… – вздохнул Чирков. – Вот ведь, и не такое видывали, а тут на пустяке попался. Пионеры, видишь, подгадили. Ненавидел пионеров всю жизнь, с детства. Я знаешь что у себя на галстуке нарисовал?…

Леонид Аркадьевич сделал попытку изобразить на лице заинтересованность.

– Черепушку… Слушай, что-то меня в детство потянуло. Я беднягу легавого утопил в воспоминаниях. А впрочем, ладно, – перебил он себя. – Надо мне отсюда ноги делать, Аркадич, вот что я тебе скажу.

Сосновский встрепенулся:

– Как то есть? Да вы знаете, что отсюда никто не сбежал? Кроме Дзержинского. Хотя, боюсь, это просто легенда. Отсюда таракашка не сбежит.

– А ты меня с таракашками не равняй, – сухо заметил Чирков. – Тебе таракашки не платят. Ты давай головой своей ученой думай, как меня отсюда вытащить.

Сосновский приложил холодные, длинные пальцы к вискам.

– Да вы как себе это предполагаете? Тут не то что вы не сбежите, тут и я с вами вместе окажусь.

– Предполагать не мне надо, – напомнил Чирков. – Мое дело – отсюда бежать, а твое – придумать, как я это сделаю. Понятно?

Леонид Аркадьевич задумался. В висках екнуло. «Эх, черт, что ж за работа такая шакалья…» – подумал он в раздражении, привычно скрытом за безликой маской спокойствия. Сбывались наихудшие из его ожиданий. Он бы с большим удовольствием принес Чиркову полкило гашиша. Но помочь в побеге…

– Конечно, ситуация не совсем безнадежна, – протянул он наконец, – есть одна возможность… Но вы понимаете – риск велик…

«Почему так близко от города строят аэродромы? – думал Сабашов, входя в подъезд. Ладно там, в Западной Европе, у них места мало, но у нас-то в России „степь да степь кругом“. Отъезжай в любую сторону и разравнивай площадку под аэродром. Так нет, сначала экономим на дорогах, а потом самолеты падают в центре города и столько людей гибнет».

Звонок квартиры не работал, и Сабашову пришлось стучать. На стук тоже никто не откликнулся. Сабашов уже собирался звонить в следующую квартиру, но услышал за дверью без звонка падение нескольких предметов и напрягся. Отборный многоэтажный мат успокоил Сабашова. И голос показался ему знакомым. Замок долго не поддавался, поэтому в квартире опять крепко выражались. Когда дверь наконец открылась, Сабашов вдруг увидел своего соседа по лестничной клетке, слесаря Мишу. Поскольку дом Сабашова находился в другом конце города, появление Миши на пороге этой квартиры его крайне удивило.

– О, Дмитрич! – в свою очередь опешил Миша. – А тебя что, твоя баба тоже поперла?

Сабашов прикинул, стоит ли говорить с пьяным свидетелем.

– Заходи, – посторонился Миша. – У меня есть, – и он красноречиво щелкнул пальцем по горлу.

Сабашов вошел в обшарпанную прихожую, которая напоминала городской туалет в аварийном состоянии.

– Садись, – засуетился он на кухне. – Этим бабам, сколько ни давай, все будет мало. Твоя-то тоже из тебя веревки вьет.

Миша налил в стаканы спирт из алюминиевой канистры и стал искать, чем бы закусить.

– Ты, говорит, пьешь! – продолжал Миша. – Дура! Разбавляешь? – взглянул он на Сабашова.

Сабашов сделал отрицательный жест рукой, но Миша это понял по-своему.

– Правильно. Я тоже не разбавляю. Еды нет. Я говорю, ты пацанов пожалей, дура. Им же отец нужен. Конечно, я выпиваю, у меня работа тяжелая. Но деньги приношу. Вон людям полгода задерживают. Ну давай, помянем погибших.

– Я не могу.

– Не понял?

– Я на работе.

– Все работают. Но ты вот живой, а нашего Петьки нету.

– Я же не виноват…

– А я тебя не виню. Но ты будь человеком. Помяни друга.

– Да на работе я!

– Я тебе сейчас башку проломлю – и вся работа! – Миша схватил с пола пустую бутылку и замахнулся.

Сабашов взял стакан, выпил спирт и стал хватать ртом воздух.

– Вот так! – смягчился Миша. – Помянуть надо. Потому что никогда не знаешь…

Миша шумно выдохнул воздух, залпом выпил свой спирт и зажмурился.

– Эх, Петька! Мы же с ним за одной партой сидели. Вместе летать мечтали. И он полетел, а я комиссию не прошел.

Миша открыл глаза и уставился на стакан Сабашова.

– Все. Я ментам вообще не наливаю. Тут просто случай такой…

«Я же на работе!» – попытался собраться с мыслями Сабашов.

– Мне пацанов жалко! Что она им может дать? – засопел и стал клевать носом Миша.

– Слушай, Миша, а ты не видел, как упал самолет? – заплетающимся языком спросил Сабашов.

Миша повернулся на голос:

– Сабашов, ты меня уважешь?…

– Ты видел, как упал самолет?

– Мы… Не помню… Петька… Мы же за одной партой, – Миша заплакал.

Сабашов похлопал его по плечу и с трудом пошел «на взлет». Он вышел на площадку, прикрыл дверь и нажал кнопку звонка соседней квартиры.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Это я, – с трудом сказал Сабашов.

Дверь открылась, и Сабашова оглядела с ног до головы женщина в махровом халате.

– Вам кого? – спросила она.

– Вас, – улыбнулся Сабашов.

Женщина, почувствовав перегар, устало поморщилась:

– Вы ошиблись. Самогон у Зоси, это в соседнем подъезде.

– Я бы хотел поговорить с вами, – Сабашов пошатнулся, но вовремя ухватился за косяк.

– Да иди ты, – и женщина резко захлопнула дверь.

«Надо бы сюда зайти потом, после, – подумал Сабашов, – но сейчас я должен прийти в себя».

Он вышел на улицу и опустился на лавочку около подъезда. «Две минуты – и вперед», – дал он себе установку.

…Ему снилось, что они летят в безоблачном небе, в котором ничего не предвещало тревоги. Турецкий снял шлемофон и пристально всматривался сквозь лобовое стекло. Сабашов покосился на радиста – Мишу – и спросил:

– Какой у нас самолет?

– «Су-37», – ответил Миша и укоризненно покачал головой.

Турецкий надел шлемофон и откинулся назад.

– Они появились. Приготовиться к атаке, – скомандовал Турецкий.

Сабашов плюнул на гашетку и бережно протер ее манжетой летной куртки.

– Атакуем сверху, – уточнил Турецкий, и «Су-37» резко пошел вверх.

Сабашов прильнул к окуляру и поймал в прицельную сетку вражеский бомбардировщик.

– Давай, Сабашов, я в тебя верю, – улыбнулся ему Турецкий.

И Сабашов хотел было оправдать доверие Турецкого. Но тут его толкнули в плечо, и он проснулся. Открыв глаза, он увидел перед собой Александра Борисовича.

– Как дела? – иронично спросил Турецкий.

– Вот на минутку присел здесь – проанализировать и подвести итоги… Могу доложить о предварительных результатах, – он суетливо полез за блокнотиком.

– Потом, – остановил его Турецкий. – Продолжайте выявление очевидцев и допрос свидетелей.

Турецкий скрылся за углом дома. «Как это я заснул? – сокрушался про себя Сабашов. – Интересно, заметил он что-нибудь или нет? Да, наверное, нет, я ведь только глаза прикрыл».

• Предыдущая
• 15/97
• Следующая