Пуля для полпреда - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая

– Кладу три, – предупредил Турецкий. – Будет мало, добавите...

– Без сахара! – Она оторвалась-таки от папки и отобрала у него чашку.

– Ну вот, – обрадовался «важняк», – а теперь своими словами, ладно?

Лия с удовольствием отхлебнула кофе и, видя, что Турецкий разминает сигарету, ткнула пальчиком в сторону окна, он послушно приоткрыл форточку.

– Позднее всего Абрикосов засветился в райцентре Нижнереченск на почте. Абрикосова там знают, он регулярно, раз в месяц, забирал журналы «Рыболов», «За рулем», «Моторы», их выписывало начальство базы отдыха «Заря». Шестого мая он появился на почте около пятнадцати часов, но не за журналами, он звонил по междугородному телефону-автомату. Куда звонил, выяснить пока не удалось. Телеграфистка, продававшая ему жетоны, уверяет, что раньше Абрикосов с их почты никогда не звонил, поскольку в «Заре» имеется один телефон у начальства и еще автомат на территории. Обычно Абрикосов приезжал на грузовике вместе с буфетчиком «Зари», который регулярно пополняет запасы в райцентре. В этот раз грузовика не было, на чем приехал Абрикосов, на почте сказать затруднились, думают, что на собственном мотоцикле. Вел Абрикосов себя обыкновенно, никаких признаков волнения или нездоровья, по крайней мере, телеграфистка в нем не заметила.

Лия допила кофе и, взявшись за папку, снова сбилась на официальный тон:

– Мотоцикл ИЖ-570 «Юпитер» на Абрикосова действительно зарегистрирован, в данный момент его местонахождение также неизвестно. Среди неопознанных трупов описанию Абрикосова примерно соответствуют два: мужчина тридцати пяти – сорока лет, найденный повешенным в лесополосе неподалеку от деревни Марьяновка, умерший второго-третьего июля, труп был обнаружен примерно на третьи сутки и соответственно из-за жары плохо поддается опознанию; и мужчина тридцати – тридцати пяти лет в километре от остановочного пункта Остряково попал под поезд в ночь на двадцать третье мая, лицо изуродовано до неузнаваемости. Оба трупа так и не были опознаны и захоронены на третьем городском кладбище – участки 1024 и 1115 соответственно. Но дактокарты трупов сохранились, и в данный момент их сравнивают с отпечатками, обнаруженными на вещах Абрикосова, результаты будут уже сегодня. Выясненные родственники Абрикосова не знают о его нынешнем месте пребывания. Но поскольку я говорила с ними только по телефону, не могу с уверенностью утверждать, что они полностью были искренни. С его отцом я собиралась встретиться сегодня...

– Я думаю, Абрикосов звонил Вершинину, – задумчиво изрек Турецкий.

– Какой вы умный, – ядовито заметила Циклаури, захлопывая папку. – Я бы ни за что не догадалась.

– Проверили?

– Я не могу дать такой санкции, – с обидой в голосе откликнулась Лия, – а начальство не хочет, говорит: не там копаем – и вас опять же поносит вполголоса: приехал, мол, возомнил и так далее.

– Хорошо, – усмехнулся «важняк», – это я беру на себя. У вас все?

– Да где там, только начала. – Она снова потянулась к бумагам.

– Существенное есть что-нибудь? Нет? Тогда немедленно обедать!

Турецкий бодро, по-молодецки оторвался от стула:

– Ведите!

В этот момент он был готов расщедриться весьма и весьма, но Лия то ли не оценила его порыв по неопытности, то ли поскромничала, то ли, все взвесив, не захотела создавать нежелательный прецедент.

Они вышли на бульвар, миновали экзотическое заведение в форме пирамиды, по гранитным полированным бокам которой змеились, потрескивая, причудливые фиолетовые разряды, и остановились напротив – в непритязательного вида стеклянном кафе всего на семь столиков. Очевидно, оно было по преимуществу ночным: Лия с Турецким оказались единственными посетителями, музыка не играла, светильник – крокодил в бескозырке с надписью «Аврора», обвитый крест-накрест пулеметными лентами с зелеными лампочками вместо патронов – не работал. Под пыльной пластмассовой пальмой, обвешанной елочными игрушками – старыми двадцати-тридцатилетней давности стеклянными бананами, гроздьями не то крупного винограда, не то мелких фиников и разноцветными попугаями, – сидела официантка, погруженная в чтение Марининой. На лице ее лежал толстый-толстый слой макияжа с преобладанием зеленых тонов. Из открытых дверей кухни выглядывал бармен, увлеченный беседой с невидимым поваром, он долго и утомленно рассматривал их, не в силах решить: стоит занять свой пост или все обойдется.

Лия, видимо бывавшая тут не раз, не раскрыв меню, заказала суп с пульпетами и морской капустой (за странным названием скрывались катышки вроде фрикаделек из леща, на вкус тоже достаточно необычные), на второе – рулет из омуля в сметане с грибами и бутылку ркацители. Едва Турецкий разлил, она поспешно чокнулась, выпалила:

– За рыбалку! – и поскорей пригубила вино, узурпировав таким образом его законное право произнести тост.

Ну и бог с ним, подумал Турецкий. Он почувствовал себя молодым, беспечным и удачливым, едва ступившим на путь успеха, но уже отчетливо различающим доносящийся из недалекого будущего победный звон фанфар. Такого Турецкого мелкие неудачи могли лишь раззадорить. Все окружающее показалось ему вдруг славным и удивительно гармоничным: симпатяга крокодил, уткнувшаяся в книгу официантка с изумрудным румянцем на щеках, отсутствующий бармен, лужа на тротуаре с плавающим на поверхности окурком и ползущими где-то в глубине тучами, нервно сигналящие автомобили, куцые саженцы елей вокруг кафе и огромные полузасохшие, замшелые тополя на аллее с бело-коричневыми потеками и уродливыми наростами и своенравная девчонка, упорно не желающая соблюдать субординацию. Она – в особенности.

– Вы не настоящая амазонка, Лия Георгиевна, – сказал Турецкий, поигрывая бокалом.

– Что вы говорите?!

– Вы слишком милы. А истинных амазонок не интересует, какое они производят впечатление. Они, конечно, могут шокировать, восхищать, заворожить. На мгновение. Нет, так слишком поэтично – на три минуты. Потом – пшик, дурман рассеялся, ничего не осталось. А вы очаровательны все время.

Лия покраснела и низко склонилась над тарелкой, надеясь, что Турецкий не заметит, а может стесняясь смотреть ему в глаза.

– Откуда вы знаете, Александр Борисович? Я имею в виду про истинных амазонок?

Он негромко рассмеялся, и Лия покраснела еще сильней, лица он не видел, но уши ее сделались просто пунцовыми.

– Предлагаю выпить за ваш дедуктивный талант, – он дотянулся бокалом до ее бокала и прикоснулся ладонью к ее ладони, – и вообще, за ваши таланты. Скоро мы с вами надерем несколько преступных задниц! Вы чувствуете, как они заерзали? Чувствуете, как надвигается гроза?

Лия сама заерзала, но руку не убрала.

– Если гроза и собирается, то над нашими задницами. Но, по правде говоря, я никакой грозы не чувствую.

А я уже ощущаю, подумал Турецкий, каждой клеткой! Но счел за лучшее промолчать, вдруг пронесет?

Не пронесло. Из остановившегося около кафе такси выпорхнула Лемехова и направилась к «Пирамиде», но, заметив Турецкого, приветственно замахала и повернула на сто восемьдесят градусов.

– Здравствуйте, Александр Борисович! Позволите? Представьте нас с вашей спутницей друг другу.

– Угу-угу, – кивнул Турецкий, подвигая Лемеховой стул и делая вид, что у него набит рот.

– Вы коллега Александра Борисовича? – спросила Лемехова у Лии, не дождавшись, пока Турецкий прекратит двигать челюстями.

– В данный момент – нет. Как видите, мы не на службе. Поэтому просто Лия. А вы Ксения Александровна?

– Да. Но я тоже не на службе. В общем, будем знакомы. – Она улыбнулась Лии и протянула ей руку.

Лия церемонно ее пожала:

– У нас в Грузии принято уважать старших, умудренных опытом. Поэтому позвольте в любом случае называть вас по имени-отчеству.

– Как вам будет удобней! – Она повернулась к официантке: – Девушка с книгой! Можно вас на минутку?

Когда та подошла, Турецкий показал ей взглядом на бокал.

– Да, – кивнула Лемехова, отодвигая меню, – и кофе, пожалуйста.

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая