Последний Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/70
- Следующая
– Это не грязь, – ответил Алишер. – Точнее, не та грязь. Знаешь, когда в Россию приезжают из Западной Европы, тоже морщатся: мол, грязно у вас везде. А ведь грязно не оттого, что не убирают! В России почвы другие, больше эрозия земли, в воздухе от этого пыль и она повсюду оседает. Вымыл тротуар с мылом, так в Европе он три дня останется чистым, разве что клочок бумаги ветром принесет. А в России хоть языком вылизывай, пыль через час снова осядет. В Азии пыли еще больше, поэтому и европейцы, и русские говорят: «Грязь, бескультурье, дикость!» Неправда это! Просто местность такая! В Азии если пахнет хорошо – это не грязь. В Азии надо верить не глазам, а носу!
– Любопытно, – сказал я. – Никогда не задумывался об этом. Наверное, поэтому на Востоке глаза у людей узкие, зато носы большие?
Алишер мрачно посмотрел на меня. Потом вымученно рассмеялся:
– Ладно, уел. Смешно. Но я и вправду так думаю, Антон. На Востоке все иначе.
– Даже Иные, – кивнул я. – Алишер, а я ведь не поверил в дэва. Извини.
– Знаешь, по твоему описанию – это был не тот, что меня преследовал, – серьезно сказал Алишер. – Тот пониже ростом, но очень юркий. С ногами. Похож скорее на обезьяну с рогами.
– Тьфу на них, отрыжка мироздания, творение безответственных магов! – подхватил Афанди. – Мы с Антоном победили этого безнравственного, развратного дэва! Если бы ты видел этот бой, Алишер! Хотя не стоит юноше смотреть порнографию…
– Дедушка Афанди… – начал я. – Умоляю!
– Зови меня просто – бобо! – велел Афанди.
– Что это значит? – спросил я с подозрением.
– Это значит «дедушка». – Старик похлопал меня по плечу. – Мы с тобой победили этих дэвов, ты мне теперь как внук родной!
– Афанди-бобо, – попросил я. – Пожалуйста, не вспоминайте этот бой. Мне очень неловко, я не сразу смог поразить дэва.
– Дэвов! – твердо повторил Афанди.
– Дэва? – наивно предложил я.
– Дэвов! Их там было два! Большой сжимал маленького в руке и размахивал им налево-направо, направо-налево!
Афанди привстал и очень красочно изобразил поведение «дэвов».
– Хай, великий воин Афанди, – быстро сказал Алишер. – Их было два. Антон не заметил второго от страха. Сядьте, нам несут чай.
Минут десять мы пили чай со сладостями. Я опознал халву, рахат-лукум и что-то вроде пахлавы. Все остальные сладкие кондитерские чудеса Востока были мне незнакомы. Но получить удовольствие от вкуса это не помешало. Тут были разноцветные кристаллы сахара (я предпочел не размышлять, чем именно их подкрашивали), мотки тонких, очень сладких нитей, что-то похожее на халву, но белое, сухофрукты. Все очень вкусное. И все очень сладкое, что для нас было особенно важно. После потери Силы всегда тянет на сладкое. Пусть мы оперируем чужой Силой, всего лишь перераспределяя ее в пространстве, но и это непросто. Глюкоза в крови падает так, что легко свалиться в гипогликемической коме. Если это случится в Сумраке, то спасет лишь чудо.
– Потом будет шурпа и плов, – сказал Алишер, наливая себе уже пятую пиалу зеленого чая. – Здесь простая еда. Но настоящая.
Он замолчал. И я понял, о чем он думает.
– Они погибли в бою. Как положено дозорным, – сказал я.
– Это был наш бой, – негромко произнес Алишер.
– Общий бой. Даже для Темных. Мы должны найти Рустама, и никто нам в этом не помешает. Вот Мурата жалко… и людей положил, и сам жить не смог.
– Я бы смог, – мрачно сказал Алишер.
– И я тоже, – признался я. Мы обменялись понимающими взглядами.
– Люди против Иных. – Алишер вздохнул. – Поверить не могу! Как в кошмарном сне! Их всех зачаровали, это работа для Высшего!
– Как минимум трое Высших, – сказал я. – Темный, Светлый и Инквизитор. Вампир, целитель и боевой маг.
– Настал конец времен. – Афанди покачал головой. – Никогда не думал, что сойдутся вместе Свет, Тьма и Страх…
Я быстро посмотрел на него – и успел поймать краткий миг перед тем, как глуповатое выражение вернулось на лицо Афанди.
– А ты ведь не так глуп, как притворяешься, Афанди, – сказал я негромко. – Зачем ты ведешь себя будто выживший из ума старик?
Несколько секунд Афанди улыбался. Потом посерьезнел:
– Слабому лучше выглядеть дурачком, Антон. Только сильный может позволить себе быть умным.
– Ты не так уж и слаб, Афанди. Ты вошел на второй слой и пять минут пробыл там. Хитрость какую знаешь?
– У Рустама было много секретов, Антон.
Я долго смотрел на Афанди, но лицо старика оставалось невозмутимым. Потом перевел взгляд на Алишера. Тот выглядел задумчивым.
Интересно, мы с ним пришли к одной и той же мысли?
Скорее всего да.
Афанди – он и есть Рустам? Глуповатый старик, который десятилетиями безропотно прибирал офис провинциального Дозора, – один из старейших в мире магов?
Все может быть. Все что угодно. Говорят, что с годами каждый Иной меняет характер, упрощается: на первый план выходит какая-то одна, доминирующая черта личности. Хитроумному Гесеру хотелось интриг, так он и интригует до сих пор. Фома Лермонт, который мечтал о спокойной и уютной жизни, теперь ухаживает за своим садиком и работает антрепренером. А Рустам, если в его характере преобладала скрытность, вполне мог дожить до полной паранойи и скрываться в обличье слабого и недалекого старика…
Но если так – он не раскроется, даже выскажи я свою догадку. Рассмеется в лицо, начнет старую песенку про своего учителя… А ведь он вовсе не сказал, что Рустам инициировал его! Он рассказал эту историю от третьего лица: Рустам, глупый старик, инициация. Это мы сами поместили Афанди на место глупого старика!
Я снова посмотрел на Афанди. Теперь мое воспаленное воображение готово было найти в его взгляде и лукавство, и болезненную скрытность, и даже ехидство.
– Афанди, я должен говорить с Рустамом, – сказал я, аккуратно выбирая слова. – Это очень важно. Гесер послал меня в Самарканд, просил разыскать Рустама и в память о старой дружбе попросить у него совета. Только совета!
– Хорошая вещь – старая дружба, – кивнул Афанди. – Очень хорошая! Когда она есть. Но я слышал, что Рустам и Гэсэр рассорились. Так сильно рассорились, что Рустам плюнул вслед Гэсэру и сказал, что не желает видеть его на узбекской земле. А Гэсэр рассмеялся и ответил, что тогда Рустаму надо выколоть себе глаза. На дне бутылки хорошего старого вина может выпасть горький осадок, и чем старее вино, тем сильнее осадок горчит. Так и старая дружба может породить очень, очень большую обиду!
– Ты прав, Афанди, – сказал я. – Ты во всем прав. Но Гесер сказал еще одну вещь. Ему довелось спасать жизнь Рустама. Семь раз. И Рустаму довелось спасать его жизнь. Шесть раз.
Нам принесли шурпу, и мы замолчали. Но Афанди и после того, как паренек удалился, сидел с плотно сжатыми губами. И с таким выражением лица, будто что-то считал в уме.
Наши с Алишером взгляды встретились. Алишер едва заметно кивнул.
– Скажи, Антон, – произнес наконец Афанди. – Если твой друг расстроился, когда его любимая женщина ушла от него… так расстроился, что решил покинуть этот мир… а ты пришел к нему и месяц жил у него, с утра до вечера пил вино, заставлял ходить в гости и рассказывал, как много вокруг других красивых женщин… это считается спасением жизни?
– Я думаю, зависит от того, действительно ли друг готов был расстаться с жизнью от любви, – осторожно сказал я. – Каждому мужчине, который пережил подобное, казалось, что незачем жить. Но очень, очень редко они кончали с собой. Ну, разве что были глупыми безусыми юнцами.
Афанди снова замолчал.
А у меня, будто дождавшись паузы, звякнул телефон.
Я достал трубку в полной уверенности, что звонит либо Гесер, которому доложили о случившемся, либо Светлана, почувствовавшая неладное. Но никакого номера или имени на дисплее не было. Он просто светился ровным серым светом.
– Да? – произнес я.
– Антон? – спросил голос. Знакомый голос с легким прибалтийским акцентом.
– Эдгар? – обрадованно воскликнул я. Нормальный Иной звонку Инквизитора радоваться не станет. Тем более если этот Инквизитор – бывший Темный маг. Но сейчас была слишком нестандартная ситуация. Лучше уж Эдгар, чем незнакомый ревнитель равновесия, увешанный амулетами с ног до головы и подозревающий в преступлениях всех и вся.
- Предыдущая
- 41/70
- Следующая