Религия Денег или Лекарство от Рыночной Экономики - Неведимов Дмитрий - Страница 209

• Предыдущая
• 209/280
• Следующая

Есть и второе значение капитала — капитал как накопленный, овеществлённый труд. Соответственно, возникает второе противоречие — между трудом и накопленным трудом .

Это противоречие уже никак не связано с формой собственности. Оно связано с самим понятием собственности как с желанием обладать материальными вещами. Оно неизбежно возникает в любом материалистическом обществе. Оно возникает в любом обществе, где материя — и вещи — первичны.

В таком обществе труд рассматривается в первую очередь как источник вещей. Если труд и деятельность человека не приводит к созданию новых полезных вещей, то такой труд и деятельность рассматриваются как негативные, неправильные.

В любом материалистическом обществе, чем больше полезных вещей, тем меньше смысла в труде, тем больше бесполезных людей. Чем выше производительность труда, тем больше вещей создаётся в единицу времени, тем меньше ценится труд, тем меньше ценится человек.

Это противоречие можно разрешить только одним способом — отказаться от абсолютного примата материализма. К сожалению, в СССР это противоречие начало резко усиливаться.

Вместо изучения и понимания того, что именно нужно людям, чего они хотят, как улучшить их жизнь, начал процветать культ экономики ради экономики.

Вместо культа личностей всё сильнее стал культ цифр. Ведь в основе отчётности и выполнения плана всех советских предприятий лежала всё та же бухгалтерская счётная книга. Только если в религии денег она выражает накопление золота и вместе с ним власти, то в советской отчётности цифры вообще перестали что-либо выражать.

С другой стороны, советская организация производства к 1960-м годам стала и слишком сложной, чтобы её можно было отразить примитивной арифметической моделью. Хотя внутри предприятий использовались довольно сложные модели управления, место предприятия в экономике в целом определялось несколькими весьма условными показателями, вытекавшими из бухгалтерского отчёта.

Суть советского предприятия вообще нельзя отразить бухгалтерией, поскольку никакие цифры не могут показать всех тех общинных связей, того определённого образа жизни, который создавали и поддерживали предприятия. Пионерский лагерь или дом культуры создавались не ради увеличения прибыли или роста экономики. Заводы содержали свой жилой фонд, детские сады или дачные кооперативы не ради роста производительности.

Частная фирма — это видоизменившаяся рабовладельческая плантация, которая стремится только к тому, чтобы выжать из раба побольше, а истратить на него поменьше (естественно, создав при этом имидж доброго дяди). Советские предприятия — это большие семьи, которые совместно работали, совместно отдыхали, совместно растили детей.

МВФ приказал отделить от предприятий соцкультбыт. Исходя из этого же принципа муж должен платить жене за приготовление обеда, а жена мужу — за вбитый гвоздь. Потому что деньги хотят получить полную и безраздельную власть над каждым отношением в жизни человека.

К сожалению, рост экономики — это рост транзакций в счётной книге. И исповедуя ошибочную философию, государство само погоняло это рост, даже если он начинал ухудшать реальную жизнь.

Лозунги «догоним и перегоним» по уровню потребления, «экономика должна быть экономной», «больше хороших товаров», увеличить социалистическую прибыль — это был прямой путь в религию денег. Действительно, при частной собственности, при превосходстве личного над общим, эти цели реализуются лучше, чем при государственной собственности.

Потребительство начинается естественным образом там, где начинается обмен товарами. Человек начинает думать не о том, как сделать лучше, а о том, как бы ни прогадать в обмене. Оно начинается с простого выбора помидоров в магазине.

Когда человек растит помидор в деревне или на даче своими руками, то он всегда рад плоду своего труда, вырастет ли помидор меньше или больше, зеленее или спелее. В магазине совсем другая психология. Покупатель хочет, чтобы все помидоры были одинаково хороши, идеальны по размеру и цвету. На даче он не боится поработать подольше, в магазине он ищет цену пониже и недоволен обслуживанием.

Собирая ягоды в лесу, человек не знает, соберёт ли он корзинку или ведро, соберёт ли он черники или земляники. В деревне крестьянин не знает, даст ли корова сегодня полведра молока или ведро, жирностью 5 или 7 процентов. И это их особенно не смущает и не волнует. Они рады и стакану ягод, и кружке молока.

В городе потребитель хочет и ожидает абсолютного детерминизма. Он начинает нервничать, если чего-то нет в магазине, или если оно не в том виде, как он ожидал, как он привык, каким оно было вчера и позавчера.

Такой искусственный детерминизм можно обеспечить только за счёт:

1. Резкого сокращения разнообразия.

2. Уменьшения всего живого до минимума, особенно с помощью химических агентов и консервантов.

3. Создания больших буферных запасов для компенсации колебаний и разделение очерёдности доступа к этим запасам [540] .

Выдвинув лозунг «догнать и перегнать», догоняющий всегда проигрывает, потому что он не знает, куда бежит. Догоняющий по уровню потребления не знает, что он захочет потребить завтра. Более того, если догоняющий приближается слишком близко, то тот, кого догоняют, может просто изменить цели в выгодном ему направлении.

Попытки достичь недостижимого и непонятно недостижимого ведут к отчаянию. Усилия не приводят к результатам, отставание сохраняется или увеличивается.

В сочетании с мышлением исторического фатализма, с представлениями о неизбежности смены одного строя другим, это становится саморазрушающейся силой.

Естественно, что советские предприятия не могли достигать цели, заимствованные из религии денег.

От них нередко ожидали невозможного. Чтобы «догнать и перегнать», системе управления требовалось ни много, ни мало, но научиться предсказывать, предугадывать, куда в очередной раз вильнёт потребление Запада, чтобы заранее запланировать его «обгон».

• Предыдущая
• 209/280
• Следующая