Спасти посольство - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 64

Сорокашестиметровый самолет завершил второй круг, и его пятидесятиметровые крылья снова нависли над холодной и равнодушной ВПП. Снова навалился оглушающий рев четырех двигателей, а голые колесные диски нацелились на полосу, как костыли прыгнувшего с парашютом инвалида. Вот они в трех метрах от бетона, в двух, в метре, в пятидесяти сантиметрах, в десяти, пяти, и вот тот самый последний дюйм!

Колесные диски коснулись бетона и понеслись по нему, высекая снопы искр. Из пожарных машин ударили струи воды, от раскалившихся дисков повалил пар, стоявшим в отдалении наблюдателям показалось, что начался пожар… Но ничего подобного не произошло: с ревом и скрежетом самолет пробежал по полосе и остановился в конце. Рев двигателей смолк, и наступила оглушительная тишина, в которой слышались только шипение раскаленных дисков и какое-то потрескивание.

К самолету неслись машины с офицерами, но люки не открывались: экипаж не мог прийти в себя от этой невероятной посадки.

— Это просто фантастика, командир! — воскликнул второй пилот. — Я не помню такого мягкого приземления. Да еще без резины!

— Ты молодой, Коля, а я еще и не так умею! — отшутился Копытин и включил открытие рампы. Его била мелкая дрожь. Он сделал то, что до него не делал никто. Сделал невероятное: когда специалисты изучили показания приборов, то оказалось, что датчики не зафиксировали момента касания земли! Объяснить такой феномен никто не смог, а у самого Копытина если и были какие-то соображения по этому поводу, то он их высказывать не стал.

Спускаясь с трапа, командир нагнулся и поцеловал холодный борт лайнера.

— Спасибо, браток…

Внизу он сразу попал в объятия Золотова, потом его прижал к могучей груди Старков.

— Ты знаешь, что ты сделал? — спросил полковник, крепко хлопая его по спине. — Ты же невозможное сделал! У тебя три колеса целых!

В это время раздался звук, похожий на приглушенный выстрел.

— Два! — поправился Старков. — Два колеса осталось!

Тем временем «Ил», как огромный кит, исторгал проглоченных людей, они заполняли площадку вокруг самолета и, еще не оправившись от всего пережитого, с ужасом рассматривали разорванные колеса. Многие даже обычно невозмутимые азиаты плакали, мужья обнимались с женами, да и чужие люди в поисках утешения обнимали друг друга.

— Надо стресс снять, я уже распорядился, — Старков кивнул в сторону, где прямо на траве солдаты расстелили брезент и заставляли его водкой и нехитрой закуской.

Санитарные машины с ранеными уехали, уцелевшие люди подтягивались к импровизированному столу. Подошел Мельник, молча обнялся с Золотовым, долго жал руку Копытину.

— Здорово! — от души сказал он. — Я никогда не видел такого взлета! И такой посадки не видел!

Заметно было, что майор не в своей тарелке. Его товарищи вернулись на своих бортах, с невредимыми экипажами и со спасенными людьми, а он… Самолет сгорел, двое раненых, да его самого пришлось спасать… Но ведь он ни в чем не виноват! Просто злые руки войны выбросили карты таким образом… Но от этого не легче…

— Товарищ полковник, — обратился он к Старкову. — Там старший десанта остался. И еще люди… Надо бы самолет за ними послать.

— Да знаем мы эту ситуацию, знаем! Но это не мой уровень компетенции! В Москву доложили, там ищут решение проблемы… А мы и вы свое дело сделали, поэтому прошу к столу, отметим ваше возвращение!

По большому счету, он был прав. Да и по любому другому — тоже.

«Ан-32» «Красного Креста» выполнял свою прямую функцию: первым в него занесли раненого Матвеева. Акимов показал, как правильно закрепить носилки, потом, основательно войдя в роль пилота, рассадил остальных, сообразно своему видению центровки самолета. Сел за штурвал и запустил двигатель. Вырулил на полосу и, не останавливаясь, начал разбег. Все, находящиеся за спиной капитана, не отрываясь, напряжённо смотрели в сторону пилотской кабины.

— Вот какой у меня заместитель, — проговорил Матвеев. Он старался держаться бодро, хотя это плохо получалось.

— Да, удивил он нас всех, удивил! — покрутил головой Ветров. — Мы летающая пехота, а оказывается, среди нас есть и летающие летчики! Ну, дает, капитан!

Справа взметнулся черный фонтан разрыва. С небольшим, видимо от неожиданности, запозданием, опять начался артобстрел. Только «Ан-32» не «Ил-76» — и разбег у него короче, и попасть гораздо сложнее. Тем более, что местные артиллеристы-самоучки и в Илы-то не очень метко попадали. Как бы то ни было, но несколько снарядов разорвались сзади, а самолёт уже успел взлететь и уверенно набирал высоту. В салоне раздались аплодисменты.

— Куда летим? — спросил Ветров, заходя в кабину.

— Боюсь, до Какайды не дотяну, — сквозь зубы проговорил Акимов. — Да и хватит ли горючего, не знаю. К тому же идем без регистрации, могут сбить на границе…

Лицо его было покрыто потом, даже рубашка на спине была насквозь мокрой.

— Попробуем в Мазари-Шариф. — Капитан показал глазами на закреплённую в специальном зажиме карту. — А там до узбекского Хайратона рукой подать…

Чувствовалось, что им владеет сильнейшее напряжение, руки на штурвале подрагивали, но самолёт он пилотировал уверенно. Теорию подзабыть можно, а вот навыки — если они выработаны, остаются на всю жизнь!

Не менее сильное напряжение царило и в салоне самолёта.

— Как думаешь, сядем? — спросил Петров у друга.

— Хорошо бы, — облизывая пересохшие губы, ответил Скоков.

Их услышал Шаров.

— Не спешите садиться ребята, ничего хорошего в тюрьме нет, — усмехнулся он. — А вот приземлиться — дело другое. И приземлимся мы обязательно!

Солдаты исподлобья уставились в его холодные голубые глаза: не врёт ли этот бывалый, видавший виды шутник для успокоения салажат… Но взгляд «шутника» был твердым и уверенным, эта уверенность передалась им, на душе стало легче, они улыбнулись в ответ. Шаров подмигнул и направился в кабину.

— Ну что, земеля, как дела?

— Посадка покажет, — процедил Акимов. — Пусть все пристегнутся…

Впереди появились отделанные бирюзовыми изразцами купола Голубой мечети — святыня Хазрат Али. Мазари-Шариф.

Капитан нашел аэродром. «Ан-32» пошел на снижение. Наступил самый ответственный момент любого полета. Пассажиры напряглись.

Колеса ударились о посадочную полосу, самолет подскочил, потом еще пару раз «дал козла» и, наконец, ровно побежал по надежной земной тверди.

— Молодец, капитан! — крикнул Ветров.

В салоне раздались приветственные крики и аплодисменты. Зина и Лариса обнялись и заплакали. Мужчины возбужденно жали друг другу руки.

«Ан» подкатился к зданию аэропорта, рядом с которым стоял грузовик, за рулем сидел пожилой афганец в халате и чалме. Он с ужасом смотрел, как обвешанные оружием десантники в устрашающей черной форме выпрыгнули из самолёта и подскочили к машине, окружив ее полукругом.

— Шурави… И правда, опять пришли, — прошептал он, поднимая руки.

— Уважаемый, — почтительно обратился к нему Шаров, — подвези до Хайратона, офицер ранен!

— Аллах всемогущий, конечно! — Старик облегчённо закивал.

Десантники и погранцы погрузили носилки со стонущим Матвеевым, помогли забраться в кузов гражданским и сами заняли места по периметру, ненавязчиво выставив на всеобщее обозрение автоматные стволы. Погосова усадили в кабину, туда же сел Осинин с автоматом наизготовку, легонько потрепал водителя по плечу:

— Поехали, уважаемый! Только аккуратно, чтобы раненого не тревожить!

И хотя начальник охраны говорил по-русски, старик его прекрасно понял. Грузовик тронулся и набрал скорость, старательно объезжая ямы и рытвины. Местные жители, удивлённо рассматривая вооружённых бойцов, напряженно перешёптывались:

— Шурави действительно вернулись!

При этом те, у кого были автоматы, старательно их прятали.

Наконец грузовик остановился у моста через Амударью. По его середине проходила граница между Афганистаном и СССР, а ныне — суверенным Узбекистаном. Раньше он назывался мостом Дружбы, а после вывода по нему в восемьдесят девятом советских войск кто-то посчитал, что дружба закончилась и мост переименовали в «Хайратон». Но сейчас название не имело значения. Главное, они были почти дома.