Рэкетир - Кабалкин Аркадий Юрьевич - Страница 12
- Предыдущая
- 12/69
- Следующая
Я, мелкий юрист, не имел никакого опыта по отправке средств на номерные счета, но короткий поиск в Гугле надоумил меня, что я забрел сослепу в «налоговый рай», пользующийся самой дурной славой. Я уже жалел, что взялся работать с анонимным клиентом, каких бы денег это ни сулило.
На перевод в Панаму пришел ответ в виде нового поступления — три с половиной миллиона. Я наорал на факультетского друга, тот — на кого-то еще. Деньги лежали два месяца, на них капали проценты, но этические принципы не позволяли нам что-либо присвоить. Та же самая этика требовала целой серии шагов по защите этих непрошеных денег. Я на них не посягал, но моим долгом было их сохранить.
По наивности или по глупости я позволил грязным деньгам Подкупающего Барри остаться под контролем фирмы «Коупленд, Рид и Баннистер».
Завладев «охотничьим домиком», Барри спешно его отремонтировал, принарядил, обустроил минеральный источник, соорудил вертолетную площадку. На арендованном им вертолете «Сикорский-76» можно было за двадцать минут доставить туда дюжину лучших друзей Барри из Вашингтона. По пятницам вертолет делал несколько рейсов, после чего начиналось веселье. На этом этапе своей карьеры Барри уже брезговал бюрократами и лоббистами, занявшись непосредственно конгрессменами и начальниками их штабов. На его курорте в их распоряжении было все необходимое: отличная еда и выпивка, кубинские сигары, наркотики, тридцатилетний скотч и двадцатилетние женщины. Иногда доходило и до охоты на куропаток, но чаще гостей занимала сногсшибательная коллекция рослых блондинок.
Та девушка была из Украины. На суде — моем суде — ее сутенер показал на плохом английском, что девушку, за которую он получил сто тысяч наличными, отвезли в «домик» и выделили комнату. Деньги передавал головорез, выступавший как свидетель обвинения и назвавшийся одним из подручных Барри.
Девушка умерла. По данным вскрытия, причиной смерти стала передозировка наркотиков после долгого веселья в обществе Барри и его вашингтонских дружков. По слухам, утром она была найдена мертвой в постели конгрессмена США, хотя доказать это не удалось. Барри постарался спрятать концы в воду до приезда полиции. С кем спала девушка в свою последнюю ночь, так и осталось тайной, но вокруг Барри разразился медиашторм, не пощадивший его бизнес, друзей, самолеты, яхты, вертолеты, рестораны, курорты, добравшийся до темных глубин его связей и влияния. Приятели и клиенты Барри бросились врассыпную. Возмущенные конгрессмены, взбудораженные репортерами, потребовали слушаний и расследований.
Все обернулось еще хуже, когда в Киеве нашли мать умершей. Она предъявила свидетельство о рождении, из которого явствовало, что ее дочери было всего шестнадцать лет. Шестнадцатилетняя секс-рабыня ублажала конгрессменов в «охотничьем домике» в горах Аллегени, в какой-то паре часов езды от американского Капитолия.
В первоначальном стостраничном обвинительном заключении фигурировало четырнадцать обвиняемых, нарушавших закон невероятным количеством способов. Среди этих четырнадцати был и я, уличенный будто бы в том, что обычно называют «отмыванием денег». Позволив одной из анонимных корпораций Барри Рафко разместить деньги на доверительном счете моей фирмы, я предположительно помогал ему похищать их у клиентов, отмывать эти грязные средства в оффшорах и превращать в безупречную собственность — конкретно, в шикарный «охотничий домик». Меня обвинили также в содействии Барри в укрывании денег от ФБР, Налогового управления и т. д.
Досудебная возня сократила список обвиняемых; некоторым облегчили участь, позволив сотрудничать с властями или проходить по другим делам. Мы с адвокатом подали двадцать два ходатайства между днем предъявления мне обвинения и началом процесса, но удовлетворено было всего одно, да и эта победа оказалась бесполезной.
Министерство юстиции, действуя руками ФБР и федерального прокурора в Вашингтоне, решило отыграться на Барри Рафко и его сообщниках, включая одного конгрессмена и помощника конгрессмена. Если кто-то из нас оказался бы невиновным — тем хуже для него; правительство было полно решимости исказить, если потребуется, нашу версию истины.
Так я оказался в переполненном зале суда вместе с другими семью подсудимыми, включая самого гнусного дельца от политики из всех орудовавших в Вашингтоне многие десятилетия. Что ж, я был виновен: виновен в глупости, из-за которой угодил в этот переплет.
После выбора жюри присяжных федеральный прокурор предложил мне последнюю сделку: я признаю себя виновным в нарушении законов RICO, плачу десятитысячный штраф и сажусь на два года.
Но я в очередной раз послал их куда подальше. Я был невиновен.
Глава 8
Г-ну Виктору Уэстлейку,
помощнику директора ФБР
Гувер-билдинг
935, Пенсильвания-авеню
Вашингтон Д.К., 20535
Уважаемый мистер Уэстлейк!
Меня зовут Малкольм Баннистер, я заключенный федерального тюремного лагеря во Фростбурге, Мэриленд. В понедельник, 21 февраля 2011 г., я беседовал с двумя Вашими сотрудниками, расследующими убийство судьи Фосетта, агентами Хански и Эрарди. Они приятные люди, но мне кажется, что своим рассказом я несильно их впечатлил.
Сегодняшние «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнал», «Роанок таймс» пишут, что Вы еще не раскрыли убийство и почти не располагаете уликами. Я не могу утверждать, что у Вас нет списка подозреваемых, но гарантирую, что истинного убийцы в составленных Вами и Вашими подчиненными списках нет.
Я объяснил Хански и Эрарди, что знаю, кто убийца, и знаю его мотив.
Если Хански и Эрарди пренебрегли подробностями — кстати, они не очень-то старались их записывать, — то я предлагаю следующую сделку: я называю убийцу, а вы (правительство) выпускаете меня из тюрьмы. Меня не устроит ни условная отсрочка приговора, ни условно-досрочное освобождение. Я выхожу свободным человеком, новой личностью и с обеспеченной Вами защитой.
Разумеется, в такой сделке придется участвовать Минюсту и федеральной прокуратуре Северного и Южного дистриктов Виргинии.
Кроме того, я требую назначенного за имя убийцы вознаграждения. В сегодняшнем номере «Роанок таймс» написано, что оно увеличено до ста пятидесяти тысяч долларов.
Если хотите, можете продолжать бесполезные поиски.
Нам с Вами, бывшим десантникам, стоило бы поговорить.
Вы знаете, где меня найти.
Искренне Ваш,
Мой сокамерник — девятнадцатилетний чернокожий из Балтимора, посаженный на восемь лет за торговлю кокаином. Джерард такой же, как тысячи других парней, которых я навидался за прошедшие пять лет: черный юнец из центрального городского района, рожденный матерью-подростком и не имеющий отца. В десятом классе он бросил школу, чтобы работать, мыть посуду. Когда его мать села в тюрьму, он поселился у бабки, на иждивении у которой и так уже была куча его двоюродных братьев и сестер. Сначала он стал употреблять крэк, потом занялся его продажей. Уличная жизнь не испортила Джерарда: он добрая душа. Насильственных преступлений он не совершал и не должен провести всю жизнь за решеткой. Просто он один из миллиона молодых чернокожих, за содержание которых в неволе платит налогоплательщик. У нас в стране число заключенных приближается к двум с половиной миллионам — самый большой процент лишенных свободы по отношению к численности населения среди всех цивилизованных и полуцивилизованных государств.
Обычное дело — иметь неприятного тебе сокамерника. Был у меня один такой, почти не спавший и всю ночь не выключавший свой айпод. У него имелись наушники — правило требует надевать их после десяти вечера, но звук был такой громкий, что я все равно слышал музыку. Три месяца я добивался перевода в другую камеру. Джерард — другое дело: он правила уважает. Он рассказывает, что однажды ему пришлось несколько недель ночевать в брошенной машине, где он чуть не околел от холода. После такого станешь ценить тепло и покой.
- Предыдущая
- 12/69
- Следующая
