Уравнение со всеми известными - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/87
• Следующая

Анна рассказала Вере о том, что ее ограбили. Теперь единственная надежда на счет во Внешторгбанке. Не поможет ли Сергей вызволить деньги? Сергей мог, у него были связи, и Вера завела об этом разговор, как только они приехали домой.

— Мне нужно подумать, — ответил Сергей.

— Сереженька, о чем тут думать? У них положение катастрофическое. Пособия Юре и на детей еще не оформлены, а пенсии Луизы Ивановны не хватает даже на квартплату.

— Можно догадаться по тому гастрономическому разгулу, который мы наблюдали. На это уплыли наши скудные сбережения? И вряд ли вернутся? Ты как договорилась с Анной?

— О чем я могла договариваться с человеком в таком состоянии?

— На мой взгляд, у нее совершенно нормальное состояние. Кстати, когда Юра разбился, она и бровью не повела. Мы все бегали как ошпаренные, а она свысока посматривала.

— Ты ошибаешься.

— Может быть, не важно. Меня не волнует Анна, меня волнуешь ты.

— Почему? — напряглась Вера.

— Потому что ты три месяца работаешь у них нянькой, домработницей, таскаешь им деньги, стираешь загаженные штаны. В кого ты превратилась? У тебя нет своей семьи?

Анна Рудольфовна с ним разговаривала, поняла Вера. Сейчас начнутся упреки другого рода. Но Сергей говорил только об участии жены в делах Самойловых:

— Ты просто не понимаешь, что тебя используют. Анна устроилась очень выгодно: свекровь, сестра, подруга — целый штат прислуги. Ты знаешь, сколько бы стоило нанять вас за зарплату? Ты видела, сколько барахла привезли Самойловы из Перу? Видела, когда мы встречали их в Шереметьеве? Нам и не снилось. Счета в банке у нас тоже, кстати, нет.

— Зато у нас есть импортный автомобиль и отремонтированные дача и квартира. Сережа, мы не о том говорим. Ты можешь помочь им вызволить деньги, и это надо сделать.

— Совершенно не уверен. Более того — я не стану этого делать.

— Сережа, это наши друзья.

— Бывшие.

— Почему бывшие? — поразилась Вера.

— Вера! Твое прекраснодушие часто выглядит как идиотизм! Я буду общаться с этим куском мяса? Приглашу его в гости, чтобы он обмочился в присутствии мексиканского посла? Не строй из себя наивную дурочку!

Привлеченная шумом, в гостиную вошла Анна Рудольфовна:

— Что здесь происходит? Серж, ты кричишь.

Пока сын объяснял ей суть разногласий, Вера думала о том, что есть ситуации, в которых аргументы, объяснения “почему?” просто не приводятся. Почему нельзя отбирать у ребенка последний кусочек хлеба? Почему нельзя отказать слепому, который просит тебя перевести его через дорогу? Почему не бросают раненых, не бьют младенцев, не выгоняют на улицу стариков?

— Она не понимает простой вещи, — кипятился Сергей.

— Сыночек! — скривилась Анна Рудольфовна. — Что за манеры? В присутствии человека называть его в третьем лице!

— Хорошо, извини. Вера не понимает простой вещи. Есть связи, которыми не разбрасываются и которые не используют направо и налево. Замминистра — это не сантехник. Сантехника можно рекомендовать всем знакомым, и он за трешку сделает нужную работу. Замминистра нужен нам самим, для серьезных вещей. Дергать его по мелочам для чьих-то нужд — абсурд!

Чем больше говорил Сергей, тем тверже становилась Вера в своем стремлении добиться от мужа помощи Самойловым. Сергей ошибается, он может поступить недостойно, а потом будет жалеть. И даже если он никогда не пожалеет, что не проявил участия, Вера, сейчас и здесь, не позволит ему — им обоим — отсидеться в бездействии.

— Сергей! — сказала она. — Я знаю, что в любом споре каждая сторона считает себя правой, а доводы противоположной не слышит. Я не стану приводить тебе никаких доводов. Я прошу тебя помочь людям, очень прошу!

Анна Рудольфовна скорее, чем сын, увидела решимость Веры. Во взгляде этой девчонки была оценка, испытание ее сына — как он поступит, так и будет она к нему относиться. Жена должна любить ее мальчика безоговорочно, безо всяких оценок. Глупый, довел ситуацию до конфликта. Он еще маленький. Надо было пообещать, а потом сослаться на других, которые не смогли ничего сделать. Теперь уже так не получится. Мало того что невестка едва не закрутила интрижку с долговязым доктором, так она еще сыну претензии предъявляет. Врезать бы ей по первое число. Но нет, нельзя. Права врач Пчелкина: наказание за несовершенные поступки крайне болезненно, и оно же подталкивает на совершение этих поступков, уже оплаченных авансом.

— У меня от ваших криков мигрень начнется, — сказала Анна Рудольфовна. — Сереженька, принеси шкатулку с моими таблетками. Вера, — продолжила она, когда сын вышел, — мне крайне неприятно видеть, как ты изменилась в последнее время. Задумайся, пожалуйста, над словами своего мужа о приоритете интересов нашей семьи. И потом, я тебя просила не вешать на Сергея проблемы, которые можно решить без его участия. Почему ты не обратилась ко мне? Один из вице-президентов банка — сын посланника в Швеции и многим обязан моему мужу. Завтра я ему позвоню. Посланнику, естественно.

Ее речь едва не закончилась нелепо — словно она собирается позвонить умершему мужу. Настроение Анны Рудольфовны окончательно испортилось. До полуночи она не отпускала Веру — просила достать новые таблетки, принести теплое молоко, сделать массаж висков и компресс на лоб. Вера надеялась, что, когда свекровь угомонится, они в постели с Сергеем еще раз все обсудят, поймут друг друга, помирятся. Но он уже крепко спал, когда она пришла.

Утром Вера отправилась на вернисаж в Измайловском парке, на котором раскинули свои лотки продавцы изделий народных промыслов, и купила матрешки с портретами Горбачева, Рейгана и Ельцина — пошлятина, но именно это требовалось Сергею, чтобы передать какому-то знакомому в Мексику.

Она уже выходила из парка, когда почувствовала, что кто-то дергает ее за юбку. Маленькая девочка возраста Даши Самойловой. Чумазая, со спутавшимися волосами, потеками и разводами на лице, одетая не по погоде тепло — в стеганую старую куртку, ситцевое платье и спортивные штаны. На ногах сандалии, видны маленькие пальчики, серые от грязи.

— Теть, дай денег на чебурек. — Девочка показала на палатку, где пекли и продавали чебуреки.

“Беспризорная? — подумала Вера. — В газетах пишут о тысячах бездомных детей. Не верится. В наше время — и беспризорники”.

— Пойдем, — сказала Вера, — я сама куплю тебе чебурек.

Девочка равнодушно пожала плечами, и они стали в очередь.

— И кока-колы купишь? — уточнила малышка.

— И кока-колы, — кивнула Вера, глядя на ее кулачок, в который по-прежнему была зажата юбка, словно девочка боялась, что Вера убежит. — Где твои родители?

— Нету. Папку посадили, а мамка подалась куда-то.

— И с кем ты живешь?

— А… — Девочка неопределенно махнула рукой.

— Тебе не жарко в куртке?

— Если оставлю, то сопрут, и ночью укрыться можно.

Девочка говорила, а сама озиралась по сторонам, но не в ожидании опасности, а как будто высматривая возможную добычу.

— Как тебя зовут? — спросила Вера.

— Катька.

— А фамилия?

Катя не ответила, засунула руку под платье и принялась что-то поправлять ниже пояса — явно какой-то предмет.

— Что ты там прячешь? — поинтересовалась Вера.

— Крышку от кастрюли в трусы засунула. Мальчишки, гады, лезут.

Вере на несколько секунд стало плохо, защипало в глазах. Стоящие в очереди люди уже давно прислушивались к их диалогу. Вере стали советовать отвести девочку в милицию.

Катя отскочила в сторону и зло выкрикнула:

— Не дамся в милицию! Ты мне чебурек обещала! И кока-колу!

— Я не отказываюсь от своих обещаний. — Вера старалась говорить спокойно. — Видишь, наша очередь уже подошла. Иди занимай столик.

Девочка ела жадно, некрасиво, громко чавкала, вытирала рот ладошкой. О Вере, сидящей напротив, она уже забыла и, отрываясь на секунду от еды, озиралась по сторонам — маленький выносливый зверек, который уже знает, что нельзя расслабляться и нужно контролировать окружающую обстановку. Маугли в городских джунглях.

• Предыдущая
• 26/87
• Следующая