Школа для толстушек - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 66

• Предыдущая
• 66/83
• Следующая

У Марка тоже не хватило духу сказать Леве правду.

– Господи! Как хорошо, что его здесь не было! – воскликнула Ирина.

– Лева хочет оставить свой компьютер твоим племянникам, Поля, – сообщил Марк. – Я не понял, кому именно, но это его решение.

– Лева очень добрый мальчик! – горячо заявила Поля, словно кто-то с ней спорил.

Они неожиданно набрели на благодатную тему, позволившую им отвлечься. Говорили о разносторонних достоинствах мальчика. Он и вундеркинд, и обработкой дерева увлекается, и в автомобилях разбирается, а теперь еще бальные танцы осваивает. Только Ксюша не участвовала разговоре. Марк рискнул к ней обратиться:

– Мы не можем уехать без щенка. Билет куплен. – Он горько усмехнулся. – Нам, Леве главное, будет легче, если… Конечно, Еву никто не заменит, но все-таки! Поможешь нам выбрать?

– Нет! Я никогда больше не подойду к собакам. И не буду их держать.

Ксюша встала, пошла в сторону кухни. Олег следом. Ксюша открыла холодильник, достала бутылку водки, налила полный стакан. Уже подносила ко рту, когда Олег с силой ударил се по руке. Стакан отлетел к стене, разбился о кафель.

Олег крепко обнял Ксюшу:

– У нас будут собаки! И дети – свои, сироты, не знаю, какие еще. С нами будут жить собаки! До смерти, до нашей смерти. Ну что поделаешь? Погибли. Ну несчастный случай! Они живут меньше людей, ты прекрасно знаешь. Больно, я понимаю. Отдай мне свою боль! Не мучайся! Ты ни в чем не виновата. Ты очень хорошая. «Хорошая» – слабое слово. Ты самая лучшая, единственная. Таких не бывает.

Он вдруг разжал объятия, отстранил Ксюшу, достал чистый стакан и плеснул в него водку.

– Пей! Думаешь, умрешь от этого? Глупая! Ничего с тобой не случится, даже легче, наверное, станет. Тебя запугали и правильно сделали. Пей! Только помни: остановиться потом будет трудно. И жена-алкоголичка, конечно, не подарок.

Ксюша взяла стакан, несколько секунд внимательно на него смотрела. Это был выбор, развилка: направо пойдешь – блаженным козленочком станешь; налево пойдешь – останешься человеком, жестоко страдающим, но человеком. Ее рука дрогнула и стала подниматься. На полпути остановилась, замерла. А потом Ксюша изо всех сил запустила стакан в то место, в который врезался первый.

– Это поступок! – похвалил Олег.

Ксюша возвращалась к жизни. И почему-то первыми ее словами был отборный мат. Изо рта вылетели проклятия, неизвестно кому адресованные, но весьма эмоциональные.

– Леди! – ухмыльнулся Олег. – Вы затмили моего армейского старшину, а уж он был виртуозом.

– Извини! – Ксюша сконфуженно рассмеялась. Вспомнила слово, которое часто употребляла Ира. – Это из подсознания. Вырвалось.

– Царица небесная! – Олег шутливо втянул голову в плечи. – У нее еще и подсознание! С кем я связался?

– Поздно пить боржоми. – Она взяла Олега за руку и потянула с кухни. – Пойдем к ребятам. Я знаю, какого Леве надо купить щенка.

Ксюша говорила о том, что нельзя вместо погибшего щенка заводить другого той же породы. Потому что обязательно будешь сравнивать, и новый никогда не сможет стать лучше первого. Она говорила, а все исподтишка и с удивлением смотрели на Олега. Что можно сделать с женщиной за пять минут на кухне, чтобы она из разбитой горем, полубезумной страдалицы превратилась в трезвомыслящую личность?

Так Ксюша просыпалась раньше – сначала совесть, потом тело. На зыбкой границе растворяющегося сна мысль как укол в мозг: «Вчера случилось что-то очень плохое». Неужели напилась? Нет. Забыла проведать Костика? Ничего, переживет. Она не сразу вспомнила – погибли собаки. Сейчас они не носятся по двору, не толкаются у мисок в ожидании кормежки, не берут в окружение Марка, Олега или Васю, требуя вывести их на прогулку. Поля не пытается тайком шлепнуть в миски добавку, а Ирина не читает морали взрослым собакам, которые грубо наказывают малышню. Никакой суматохи. Погребальная тишина.

Ксюша натянула подушку на голову и тихо завыла. Старалась не издавать громких звуков, до боли закусила кулак. Но Олег услышал ее стоны. Проснулся, отшвырнул прочь подушку, прижал Ксюшу к себе. Его не удивило, что Ксюша, вечером, казалось бы, успокоившаяся, теперь снова терзается. Разве такое быстро забудешь?

– Ты знаешь, – уткнувшись в его плечо, глухо проговорила Ксюша, – что я была в сумасшедшем доме?

– Не знаю. Расскажи.

– Когда Катенька погибла. Я выла. День и ночь выла, как белуга. Сидела на диване и выла. Отец приехал. Не успокаивал меня. Руки на стол положил, голову в них уткнул. Может, плакал, не знаю. А Костик психушку вызвал. Они меня увезли. Он, Костик, сейчас…

– Извини, Ксюша! Я готов говорить с тобой о чем угодно, только не о твоем бывшем муже. Ни к кому не испытывал такой ненависти, как к этому покойнику. Я бы на костях его сплясал – растоптал в прах.

Она хотела открыться Олегу, рассказать ему правду. Сейчас все обманы и лукавство казались нелепыми ухищрениями. Но его последнее замечание отрезвило Ксюшу. Сам не подозревая, Олег сумел направить мысли Ксюши в другое русло. Плакать, конечно, приятно, но есть проблемы, которые никто, кроме нее, не может разрешить.

За завтраком все старательно поддерживали беседу и, точно сговорившись, не вспоминали о несчастье. Но если бы кто-нибудь со стороны посмотрел на них, он бы удивился схожести – точно лица за поминальным столом. Радуются и веселятся люди по-разному, а в истинной печали становятся на одно лицо – как в похоронной процессии.

Ксюша вышла из конторы Москомимущества. Снова облом. Два месяца она занимается фондом и не продвинулась ни на миллиметр. Наше дело правое и потому безнадежное. Да, она может купить здание, или взять в аренду, или новое построить – только платите большие денежки. Но Ксюша берегла каждую копейку. Она хотела льготную аренду или даже получить помещение в дар. Бывает такое? Бывает, соглашался чиновник, пожалел Ксюшу и разоткровенничался. Ну что у нее за фонд? В совете никому не известные личности – это подозрительно. А нужно пригласить тех, кто на слуху или властью обладает. Звезды телеэкрана, общественные деятели, депутаты, певец Киркоров например. И конечно, сотрудники из мэрии, того же Москомимушества. Пригласит Ксюша бомонд в какой-нибудь шикарный московский ресторан – на высшем уровне проведет учредительное собрание, совершенно иная картина получится.

– А что, – спросила Ксюша, – Киркоров на свои не может в ресторан сходить?

– Не в этом дело, – отечески попенял чиновник бестолковой миллионерше, – нужные люди перезнакомятся, со знаменитостями поякшаются. Опять-таки реклама, пиар, общественное звучание. Тогда уж правомерным становится вопрос о льготной аренде.

Мало Ксюше пустых разговоров с чиновниками! Она представила, что будет обивать пороги знаменитостей, клянчить, как у нее клянчат всякие проходимцы, – перспектива нерадостная. Умом понимала, что чиновник прав, а сердцем не соглашалась. Ирина, которая специально изучила мировую историю благотворительности, то же самое говорила. Надо агитировать, привлекать капитал и авторитет, богачей и попсу. А Ксюша считала, что должно быть наоборот. Не она в ножки Киркорову (вот привязался!) кланяется, а он ей. Возьмите, мол, Ксения Георгиевна, от меня благотворительный взнос, белый лимузин детишек катать и позвольте концерт для них исполнить. Мне за богоугодное дело на том и этом свете зачтется, если десяток пацанов вместо тюрьмы в техникуме окажутся.

Ксюша чиновнику честно призналась – денег жалко. Забирать у сирот, чтобы кормить и ублажать небедных людей, – противно. И кто за кем должен бегать – еще вопрос. Чиновник только развел руками. Пожелал успехов и распрощался.

Ксюша шла к машине и думала о том, что ввязалась не в свое дело, ничего у нее не получится и затея пустая. Плюнуть на все и зажить своей жизнью. Открыть питомник, выращивать собак – в этом ее никто не проведет, и ансамбль песни-пляски на презентацию зазывать не потребуется. Каждый должен заниматься своим делом.

• Предыдущая
• 66/83
• Следующая