Выбери любимый жанр

Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 38

Изменить размер шрифта:

Сарафанное радио

— Степан из восемнадцатой квартиры бандит бандитом, а дочь на виолончели учится играть.

Раиса Тимофеевна сидит на моей кухне, пьет чай и рассказывает новости нашего дома.

Пятнадцать лет назад, когда мы въехали в этот дом, ведомственный, от фабрики, большинство из общежития переселились, друг друга знали и жили почти коммуной. На субботники выходили весной и осенью, двор обустраивали, после работы тащили снедь на общий стол, гуляли до полуночи, танцевали под магнитофон. Молодые специалисты, приехавшие в городок при фабрике по распределению, мы обретали новую родину, на которой соседи становились чем-то вроде близких и дальних родственников.

Сейчас посаженные нами деревья выросли, как и дети, а двор одичал. На месте детских песочниц — стоянка автомобилей, где была карусель — мусорные баки, на хоккейной площадке, которую заливали зимой, выгуливают собак. Наша коммуна распалась на отдельные интересы в отдельных квартирах. И уже почему-то не бежишь к соседям занять сахар или соль. Не кончаются спички, деньги до получки занимать стало неловко. Испеченные пироги поедаются за закрытой дверью, никто никого не спешит угощать. При встрече перекинемся парой фраз, и каждый пошел своей дорогой. Хотя большинство в нашем двухподъездном доме — старожилы, есть и новенькие, с которыми и не здороваешься даже.

Единственная, кто продолжает нас связывать, поддерживает минимальный уровень в сообщающихся сосудах, это — Раиса Тимофеевна. Мой муж зовет ее Сарафанное радио — деликатное определение для завзятой собирательницы и распространительницы слухов.

Мне кажется, за пятнадцать лет Раиса Тимофеевна нисколько не изменилась. Хотя, когда мы здесь поселились, она уже собиралась на пенсию и годилась большинству женщин в матери. Мы постарели, а Раиса Тимофеевна точно законсервировалась. Она одинока — муж умер рано, детей не было. Но по характеру, по страстному интересу к чужой жизни Раисе Тимофеевне следовало бы иметь выводок детей и внуков. Не сложилось.

Безо всякого смущения, по-соседски она ходит по квартирам, чайку попить и лясы поточить, как сама выражается. Получается, что наносит визиты каждой квартире примерно раз в две недели.

Чего греха таить, слушать сплетни очень интересно. Кто куда в отпуск собирается: Сорокины из пятой квартиры — в деревню, старенькую мать забирать, а Красавины, второй подъезд, пятый этаж, накопили денег, в Турцию едут. Сидорчуки сыну мотоцикл купили, к Лене из восьмой квартиры уже пятый котенок прибился, как с мужем разошлась, так на кошках повернулась. Дочка Петровых — на седьмом месяце, а сноха Воропаевых мальчика родила, четыре сто, с молоком проблемы, с детской кухни прикорм берут. Зять Филипповых с тещей на ножах, у Курчатовых второй год ремонт, к Савенкам племянник приехал, вроде погостить, а застрял на полгода, спит на кухне. Захаровы тараканов травили, а те к Гурвичам перебежали. Лена Гурвич, известное дело, — неженка и трепетная, при виде таракана пищит и в обморок падает. Лева Гурвич санэпидемстанцию вызвал, а те говорят, надо книжки обрабатывать, в книгах тараканы поселились. Лева уперся — не дам библиотеку портить. Вот точно у них в книгах деньжищи спрятаны! Как не быть деньгам, если он — ведущий технолог на фабрике!

К жильцам неславянской национальности — евреям Гурвичам и осетинам Кациевым — Раиса Тимофеевна испытывала повышенный интерес. Про Кациевых говорила: «Хоть вы меня режьте, а Ольга и Марат — душевные люди!» Будто кто-то спорил! А Гурвичей считала, безо всякого основания, замечу, тайными миллионерами.

Обогащенные информацией, которую транслировала Раиса Тимофеевна, мы легко общались при случайной встрече.

— Выздоровел Коленька? — спрашивала меня о сыне какая-нибудь соседка. — Где он умудрился желтуху подхватить?

— Спасибо, поправился. Прививку делали, заразили через шприц. А как твои кактусы? Зацвели, говорят.

Собственно, говорила одна Раиса Тимофеевна, но всем и обо всех. И возникало какое-то странное, очень мной любимое чувство единения с людьми, территориально тебе близкими, живущими за стенкой, через стенку, самое дальнее — в сотне метров.

— Ведь это правильно и естественно, — убеждала я мужа, который подшучивал над визитами Сарафанного радио и моим горячим интересом к сплетням, — знать о том, что вокруг тебя творится! В противном случае что получается? О страшном землетрясении в Юго-Восточной Азии все наслышаны, а о том, что Петра Афанасьевича, помнишь, такой балагур из двадцатой квартиры, парализовало, никто не ведает. Спасибо Раисе Тимофеевне, денег собрали. Если бы не она, мы бы жили как в батискафах. Работа, кухня, телевизор, Интернет у детей — и все общение с миром.

Сбор денег был постоянной статьей визитов Раисы Тимофеевны. Она никогда не просила больше, чем люди могли дать. У Раисы Тимофеевны существовала своя система тарифов на каждую семью. Собирала на похороны, болеющим, пострадавшим от возгорания, от ограбления и прочим крайне нуждающимся. Записывала взносы в толстую тетрадь с коленкоровой обложкой. В школе у меня были такие тетради по математике. Мы решали столько примеров, что их могла вместить только толстая тетрадь в девяносто шесть страниц.

Про нашу семью с красной строки, после заголовка «Кузьмичевым на рождение внука»

было, например, написано: «Уколовы, квартира 5, — 10 рублей». Эта была наша постоянная ставка, определенная Раисой Тимофеевной. Десять рублей — не разорение. Пусть это плохо отдает, будто откупились, но было приятно сознавать свою посильную благотворительную помощь нуждающимся людям. Или, напротив, переживавшим радостные события — свадьбы, рождения. Когда у меня муж тяжело заболел, потребовалась дорогая операция, Раиса Тимофеевна принесла в конверте (почтовом, с маркой) пять тысяч четыреста тринадцать рублей. Соседи собрали. Я разрыдалась.

— Все правильно! И по-людски, — сказала Раиса Тимофеевна.

Не обходила Раиса Тимофеевна стороной и новых жильцов. Обустроятся люди, а тут и Раиса Тимофеевна на пороге:

— Здравствуйте вам, соседушки! Пришла знакомиться. Пустите?

Конечно, дверь нараспашку и угощение на стол.

Благодаря Раисе Тимофеевне мы многое знали о новичках. А они, соответственно, о нас. Странное подчас возникало чувство: входишь в подъезд, сталкиваешься с новым соседом с пятого этажа, не здороваемся — не принято, коль не представлены; он смотрит на мою загипсованную руку и знает (Раиса Тимофеевна донесла, конечно), что я сломала лучевую кость, свалившись с табуретки, когда вешала гардины; а я, в свою очередь, про него знаю, что лишили водительских прав за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Расходимся в разные стороны — чужие и одновременно не чужие.

Говорят, за границей, как в деревне, принято с незнакомыми здороваться, если вместе в лифт вошли, или в парадном столкнулись, или на лестничную клетку одновременно вышли. У нас не так. Не потому что мы грубы и невоспитанны, а потому что желание здравствовать накладывает на тебя какие-то, возможно, надуманные обязательства. Ты ему — «Добрый день!», а он тебе — «У вас не найдется лишнего холодильника?» Шучу! Но с долей правдивого смущения. Или вот я еще опасаюсь внутренне — поздороваюсь, а мне в ответ скажут: «Я вас не знаю!» Неловко!

Раиса Тимофеевна подобной неловкости не ведала, что служило предметом зависти и вместе с тем легкого пренебрежения. Каюсь, всерьез мы Раису Тимофеевну не воспринимали. Да и ангелом бескрылым она не была. Своими сплетнями могла динамит под чью-нибудь семью подложить. Донесла Лизе Коршуновой из тридцатой квартиры, что ее мужа после работы дамочка на машине подвозит. Останавливается за квартал, дальше он пехом двигается. Чтобы, понятно, не застукали. А это — коллега Лизиного супруга, жившая на соседней улице! И ничего между ними не было! Бедная Лиза неделю в засаде за трансформаторной будкой просидела, компромат собирала. Раиса Тимофеевна потом (после бурного разговора с Лизой) доносила соседям, губки поджимала:

Перейти на страницу: