Вирсавия. Неподсудная - Риверс Франсин - Страница 20

— Бог милостив к тем, кто кается.

Она поднялась, оставив Вирсавию одну размышлять о том, способно ли ее покаяние изменить теперь хоть что-нибудь. Неважно, как она будет поступать в будущем, народ будет помнить ее только как блудницу.

И ребенок, которого она носит, будет свидетельством ее греха.

Когда ребенок родился, по глазам женщин, помогавших ей, Вирсавия поняла, что ее грех разоблачен. Она родила здорового сына, с сильными легкими крепкими ручками и ножками, всего лишь через шесть месяцев после своего прихода в царский дворец. Когда ее мальчик закричал на руках у повивальной бабки, Вирсавия увидела на ее лице отвращение. Она переводила взгляд с одной женщины на другую, и ей стало страшно. Игнорируя боль и собрав все свои силы, она стремительно приподнялась.

— Дайте мне моего сына!

Повивальная бабка быстро сунула ей мальчика в руки, как если бы держала что-то нечистое. Потрясенная таким безжалостным обращением, Вирсавия отшатнулась от нее и крепко прижала сына к себе. Если бы она раньше знала, как обойдутся с ее ребенком. Все обитатели дворца, больше того, весь народ узнает, что ее сын был зачат в грехе!

Все вышли, но Вирсавия слышала гул женских голосов за дверями.

Вскоре пришла Авигея.

— Ты не возражаешь, если я ненадолго останусь с тобой?

Вирсавия расплакалась, услышав ее добрые слова.

— Я понимаю их ненависть ко мне, но мой сын невиновен!

Авигея убрала с лица Вирсавии растрепавшиеся волосы.

— Успокойся ради ребенка, — она наклонилась, чтобы взять мальчика. — Позволь, я возьму его. Я обмою его и натру солью, чтобы он не заболел. А потом перепеленаю и покажу царю.

Где его увидит дедушка и поймет…

Когда Ахитофел вернулся из Раввы, Давид преподнес ему много даров. Давид уверял Вирсавию, что у них с Ахитофелом хорошие отношения, но она знала, что Давид до сих пор был жив только потому, что был царем. Ее дедушка был тонкий и проницательный человек, но он, как и Иоав, не умел прощать. Вирсавия боялась того, что мог задумать Ахитофел. Когда Давид входил в Иерусалим во главе своего войска с венцом Аннона на голове, Вирсавия со стены дворца увидела дедушку, входившего в город во главе военных советников. Он посмотрел наверх, туда, где стояла она. Он не улыбнулся внучке и не поднял руку в знак приветствия. Ахитофел пристально посмотрел на нее, как будто он целился, а она была мишенью для его стрелы.

Вирсавия могла только надеяться, что ее отцу не рассказали всю ее историю, когда его привезли домой после ранения при Равве. Может быть, мать пожалела больного отца? Конечно, она была не настолько жестока, чтобы сообщить Елиаму о том, что его дочь и царь совершили грех прелюбодеяния. Это известие могло убить отца! С ее стороны было бы великодушно сказать Елиаму только то, что после известия о смерти Урии Вирсавию взяли во дворец как жену царя, и не передавать все грязные сплетни.

По ночам Вирсавии часто снились кошмары, она просыпалась в холодном поту и ожидала увидеть своего дедушку, склонившегося над ней с кривым кинжалом в руках. Иногда ей снилось, что она стоит у дверей отцовского дома и слушает, как дедушка клянется Елиаму: «О, мой сын, мой сын! Они не уйдут ненаказанными! Хотя Давид и царь, я убью его! А если мне не удастся сделать этого, пусть умру я!»

Вирсавия старалась не думать о том, какое будущее ожидает ее. Она старалась забыть дурные сны, свою разлуку с Давидом, когда держала на руках его сына. Пожалуй, ей и этого было достаточно.

Давид был доволен сыном. Он сидел рядом с Вирсавией, нежно гладил ребенка по голове и заглядывал ей в глаза. Вирсавия решила, что будет жить ради нечастых встреч с Давидом и согреваться его любовью, даже если эта любовь окажется непостоянной. Ее сын будет другим. Вирсавия наслаждалась ощущением тепла его тела, когда держала его на руках, наслаждалась тем, как он искал ее грудь, когда она кормила его. Никогда и никого она не любила так, как свое дитя, плоть от плоти ее. Она посвятила себя своему сыну. День и ночь Вирсавия смотрела за мальчиком, никому не доверяя заботиться о нем. Она держала его рядом с собой, отзываясь на каждое его движение, на каждый его крик. Дитя живет для того, чтобы его любили, и Вирсавия отдала своему сыну всю свою нежность и любовь, она растворилась в заботе о нем.

А потом пришел Нафан, чтобы возвестить правду.

Давиду сообщили о Нафане, когда тот подошел к дворцу и входил во двор, чтобы царь мог оказать достойный прием старцу. Давид напрягся, когда увидел горящие глаза пророка, и понял, что Нафан пришел сказать ему не очень приятные слова.

— Что привело тебя во дворец? — спросил Давид, усаживаясь на трон и кладя руки на подлокотники. — Что я могу сделать для тебя?

Нафан стоял перед царем, широко расставив ноги. Он был старше Давида на сорок лет, но его глаза горели жизнью. Когда он открыл свои уста и заговорил тем глубоким и чистым голосом, который проникал в души всех, кто находился в зале, люди ощутили Божье присутствие.

— В одном городе жили два человека, один бедный, а другой богатый. У богатого было очень много мелкого и крупного скота. А у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выкормил, она выросла у него вместе с детьми его. От хлеба его она ела и из его чаши пила. И на груди у него спала и была для него, как дочь. И пришел к богатому странник. И тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, а взял овечку бедняка и приготовил ее для гостя.

Давид стукнул кулаком по подлокотнику трона.

— Жив Господь, достоин смерти человек, сделавший это! И за овечку он должен заплатить вчетверо человеку, которого ограбил и к которому не имел сострадания.

Глаза Нафана сверкнули.

— Ты тот человек!

Давид похолодел, его пробрал озноб.

Нафан сделал несколько шагов вперед.

— Говорит Господь, Бог Израилев, — произнес он голосом спокойным, но от этого еще более внушительным. — «Я помазал тебя в царя над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула. И дал тебе его дом и его жен, и дал тебе дом Израилев и Иудин. И если этого для тебя мало, прибавил бы тебе еще больше».

Давид задрожал от охватившего его страха.

— «Зачем же ты пренебрег слово Господа, сделав зло пред очами Его? Урию, хеттеянина, ты убил, а жену его взял себе», — продолжал Нафан.

Все присутствующие, открыв рот, уставились на Давида. Капли пота выступили у него на лбу и стекали по вискам вниз. Бог открыл ему уши! И он услышал истину, сказанную Нафаном. Бог открыл ему глаза! И он увидел зло, совершенное им, и закричал от ужаса. Как он мог быть таким слепым? Как можно так сильно любить Бога и быть полностью порабощенным грехом? Давид сбежал со своего трона и бросился к ногам пророка, сердце царя колотилось так, будто он чувствовал на себе Божий взгляд.

— «Итак, — говорил Нафан, — не отступит меч от дома твоего вовеки, за то, что ты пренебрег Меня и взял жену Урии, хеттеянина, чтобы она была тебе женою. Вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего. Возьму жен твоих и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим солнцем. Ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем».

Сердце Давида исполнилось скорбью.

— Согрешил я пред Господом!

Он заслуживает смерти. Давид вспомнил, как посмотрел на него Урия, прежде чем развернуться и уйти навстречу своей смерти. Как он мог сделать это? Давид плакал. Друг мой! Друг мой! Он ждал, что Господь поразит его.

Вместо этого Давид почувствовал, как на его голову мягко легла рука Нафана.

— Господь снял с тебя грех твой, и ты не умрешь.

Давид в изумлении поднял голову. Нафан пригладил его волосы, как если бы Давид был ребенком, глаза пророка были печальны.

— Но, — с грустью продолжал Нафан, выпрямившись, — как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын.

Сердце Давида упало. Он пристально посмотрел Нафану в глаза и не увидел в них никакого снисхождения. При мысли о том, как смерть сына подействует на Вирсавию, у Давида сдавило грудь. Закрыв глаза, он низко опустил голову, а Нафан тем временем развернулся и ушел.