Отпуск по уходу - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 43
- Предыдущая
- 43/62
- Следующая
Никаких любовных стонов Мария Ивановна не услышала, на цыпочках прошмыгнув в туалет. Дверь к комнату Андрея имела стеклянную вставку, горел свет и доносились приглушенные звуки разговора.
Мария Ивановна еще более удивилась бы, узнай, что молодые люди не целуются, а обсуждают ее.
После разлуки и ссоры, после черного периода терзаний, который хотя и склеился в памяти, как соединяется почвенный разлом после землетрясения, но оставил большой шрам, трудно броситься друг другу в объятия. В каком-то смысле надо начинать заново, будто в первый раз. Легко только из поезда выпорхнуть на перрон и повиснуть на шее любимого.
Андрей не трусил и был готов каждую секунду. Но понимал, что без разговоров и объяснений не обойтись. Вопрос: разговоры до или после? Решать Марине. И она пресекающими его порывы легкими качаниями головы, останавливающими взглядами, молчаливой просьбой, которую он легко угадывал, попросила: сначала поговорим. Также бессловесно Андрей подчинился, но предупредил: готов повременить, а потом своего не упущу.
— Мария Ивановна показалась мне странной женщиной, — сказала Марина.
— Абсолютная реликтовая, — подтвердил Андрей. — Мать Тереза в домашнем варианте.
— Ты как будто с насмешкой говоришь?
— Ни в коем случае. Насмешка возможна только в собственный адрес. Не поверил в фантастические достоинства Мариванны. Побоялся, что она сопрет мои миллионы и документы, отнес их на работу, где они благополучно сгорели.
— Кто? Мария Ивановна сопрет? Как тебе в голову могло прийти?
— Это было не самое страшное из того, что лезло в башку, когда в моем доме нарисовался Петька.
«О Пете потом, — сказал Маринин взгляд, — я еще не готова».
— У Марии Ивановны большая семья?
— Никого нет. Вообще жуткая судьба. Сначала парализовало ее бабушку… нет, прабабушку… Чего ты смеешься?
— У тебя такой заход получился, как будто сагу собираешься поведать. Так что с бабушкой?
Марину не покидало чувство куражного хмельного веселья, которое бывает у женщин, чувствующих свою абсолютную власть над мужчиной. Как умная женщина, Марина знала, что власть эта не постоянна. Только глупышки полагают, что мужчина принадлежит им двадцать четыре часа в сутки, круглый год и до гробовой доски. Нет, как бы ни был он влюблен, веревки из себя позволит вить только в период неудовлетворенной страсти. А в остальное время ему нужно включать мозги и напрягать мышцы, чтобы охотиться на мамонта. Хотя сейчас эта охота выглядит как трудовые будни в офисе или вопли на трибуне стадиона, когда наши играют.
Но сладкий миг власти даже приятнее перманентного обладания. Да и не редки «миги» с Андреем, чья потенция неиссякаема.
Трагическая история жизни Марии Ивановны, накладываясь на ее, Маринино, внутреннее ликование, не вызывала ужаса и оторопи. Сочувствие, соболезнование — конечно. Но, в конце концов, сейчас все неплохо обстоит.
— Расскажи мне про Петину маму, — не дав Андрею передышки, потребовала Марина.
Андрей пожал плечами: нечего про нее сказать.
— Она красивая? — ревниво спросила Марина.
— Тупа, как бревно, и пуста, как вакуум.
— Почему же ты с ней…
Он мог только снова развести руками: ясно почему, не заставляй озвучивать.
— Вакуум затягивает. Мы с тобой еще не были знакомы, правильно? — напомнил Андрей. — Все старое и прошлое не считается.
— Ты бросил женщину, зная, что она ждет ребенка?
— Ничего я не знал!
— Так просто оставил красивую женщину? — подозрительно спросила Марина.
— Красивые женщины, — не без досады буркнул Андрей, — для мужчин без воображения.
— Что? — возмутилась Марина. — Хочешь сказать, что я некрасивая? Для воображения?
— Ты божественная! Просто я не подготовился к допросу. Последнюю фразу попрошу вычеркнуть из протокола. Мариш, хватит болтать! Давай делом заниматься!
— Почему ты не сделал генетический анализ, ведь рвался?
Ему надоело пожимать плечами и разводить руками. На каждый Маринин вопрос ответ заранее известен. Типично женская манера — требовать подтверждения очевидному. Видят табуретку, пальчиком тыкают: это ведь табуретка? Коню понятно… оговорка… мужчине понятно, а они хотят глупой словесной констатации. Какие, к лешему, табуретки, Лены-балерины, анализы!
Разговоры затянулись, давно пора перейти к приятным занятиям.
— Если ты настаиваешь, — сдерживаясь, проговорил Андрей, — завтра же сделаю чертов анализ.
— Не настаиваю. Но хочешь, отвечу за тебя, почему заволокитил?
— Попробуй.
— Сначала ты боялся, что анализ подтвердит твое отцовство. А теперь боишься, что он покажет твое неотцовство. Верно?
— Ага, я трус каких поискать. Мариш, хватит болтать, а? Иди ко мне, или я к тебе…
— Нет, сиди! Как честный мужчина ты обязан сначала попросить меня! Давай, проси!
О чем попросить? Разгадывать шарады Андрей уже был мало способен, его терзали совершенно иные желания. Но если девушка просит… Вспомнил, как несколько часов назад в телефонном разговоре Ольга тоже потребовала: давай, благодари меня… Дубль два?
— Маришенька! Я тебе очень благодарен…
Андрей подсел к Марине на диван, обнял ее одной рукой, другой принялся расстегивать мелкие бусинки-пуговички на блузке. Под дрожащими пальцами пуговички не слушались. Расстреливать модельеров, которые выдумывают такие застежки!
— …благодарен, что ты забыла все мои чудовищные прегрешения…
Порвать к чертовой матери эти пуговички-петельки! Он наклонился и стал откусывать и выплевывать бусинки. Маринка довольно хихикала, загоревшаяся, в свою очередь расстегивала ему сорочку, но несла отнюдь не любовную белиберду:
— Вот тебе, любителю анекдотов. Девушка говорит: меня попросили выйти замуж. Ее спрашивают: кто попросил? Она отвечает: родители. Андрей, погоди! Где твои рука и сердце? Ты мне их не предлагаешь?
Холодным душем окатило. Убрал руки и отстранился. Перед ним сидела расхристанная, в изуродованной распахнутой блузке любимая девушка. Стиснутые кружевным бюстгальтером груди смотрелись райскими яблоками, на которые он, недостойный, покушался.
— Андрей, что с тобой? Ведь сам… тогда… бежал за мной… предлагал… Не хочешь на мне жениться?
- Предыдущая
- 43/62
- Следующая