Тревожная кнопка - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/50
- Следующая
— …Извините… Не удержался. Мне что, теперь свои книги выкупать? Они же, на минутку, магазинная собственность.
— Раньше надо было думать, когда эту ху… виноват, художественное средство выписывали. А теперь придется отвечать по закону.
— Так это не я написал!
— Как не вы? Только что сказали, что вы! Все слышали.
— В смысле я, но… Мат как раз — не я.
Разнервничавшись, беллетрист достал пачку сигарет, прикурил, поискал глазами пепельницу.
— Эдуард Аристархович, а вот это уже откровенный протокол, — возмутился Никита, разведя руки в стороны, — курение в общественном месте. Штраф полтора косарика. Закон!
— А здесь общественное место?
— Нет, частная кухня! Рабочий кабинет органов власти.
Литератор, так и не найдя пепельницу, затушил сигарету о подошву ботинка.
— Ладно, — убавил напор Сапрыкин, — учитывая, что я давно знаю вас как порядочного человека, можно обойтись предупреждением. На первый раз… А покурить можно. Но в специально отведенном месте. Пойдемте. И меня угостите. Мои кончились.
— Да, пожалуйста.
Некурящий Никита вылез из-за стола. Писатель тоже поднялся. Он напоминал больного, очнувшегося после наркоза. Вроде все реально, все наяву, но кажется, что еще не проснулся, и весь этот бред — проявление анестезии.
— Погодите, — вмешался Седых, — Никита, заканчивай человека пугать. Эдуард Аристархович, идите домой и постарайтесь обойтись без мата в своих книгах. А то действительно оштрафуем. Считайте это профилактической беседой.
Писатель просветлел ликом, Никита же, наоборот, превратился в Карабаса.
— Идите-идите, — повторил Володя, тоже вставая из-за стола.
Он выпроводил прозаика, вернулся в кабинет и тут же подвергся словесной атаке со стороны коллеги. Атака сопровождалась не только неприличными словами, но и аналогичными жестами. Светочка вынужденно вмешалась, напомнив, что Госдума запретила не только курить на рабочих местах, но и сквернословить.
— А это не мат, — парировал Никита, — это средство для раскрытия образа некоторых мудаков.
Он кивнул на Володю.
— Не борзей, Никитушка… Тебе ларечников и таджиков мало? До писателей добрался. Скоро курильщиков окучивать начнешь.
Светлану Юрьевну, вообще-то, больше волновали не лингвистические разборки, а куда подевался секретный мобильник, который она накануне оставила в столе. Сейчас его здесь не было. Она дважды пересмотрела содержимое ящика, затем заглянула под стол.
— Это ищешь? — Никита, хмуро улыбнувшись, покрутил телефон в руке.
— Ой, да…
— Так он на полу валялся, я к себе положил, чтоб крысы не утащили, — он бросил еще один добрейший взгляд на Володю, словно намекая, кто здесь крыса, — у тебя ж вроде другой был.
— Идиотизм какой-то, — разведчица старалась выглядеть пренебрежительно-спокойной, — потеряла трубку, купила другую с новой симкой. А вчера дома нашла первую. Так что теперь у меня два номера.
Объяснение, конечно, не очень, но на безрыбье…
— Рассеянная ты, — Никита протянул ей мобильник, — тебе оэсбэшник звонил, я и услышал.
— Да… Я ему этот номер дала… Спасибо.
Звонок городского телефона раздался очень вовремя. Иначе Никита мог продолжить задавать неудобные вопросы.
— Слушаю, Сапрыкин, — он ответил на вызов, потом выслушал звонившего, что-то черканув на календаре, — понял, сходим.
Положив трубку, посмотрел на Володю:
— Заявка по Егорыча земле. Красных Ткачей, пять. Скандал. Соседи вызвали. Давай вперед, с песнями.
— Вообще-то, твоя очередь, — возразил Седых.
— С какого перепугу?
— С такого, что вчера я на твою землю ходил. Я понимаю, у тебя бизнес, но совесть-то поимей.
— Чего ты лепишь? Какой бизнес? Я в больницу ездил. По материалу.
— Скажи еще в хоспис. Старушек подучетных навещал.
— Слышь, Вова… Ты тоже не с Доски почета слез.
— Давай на заявку, шланг! Люди ждут.
— Да иди ты сам!
Светочка прикинула, что, если не вмешается, последует еще одна заявка на скандал.
— Ребята, ну что вы ссоритесь по такой ерунде. Хотите, я схожу. Какая квартира?
— Пятая, — скосился Никита на календарь.
— Я с тобой, — Володя взял со стула висящий на спинке планшет, — а то вдруг чего серьезное.
— Правильно, — поддержал Сапрыкин, — хоть делом займешься.
Сочинитель детективов сидел на лавочке перед опорным и так увлеченно общался по мобильнику, что не заметил вышедших участковых:
— А что, без матюгов нельзя было обойтись?! Да мне плевать!.. Имя на обложке, между прочим, мое, а не твое! Ты накосячил, а мне разгребать!.. Че-го?!!! За графомана ответишь! Словоблудень! За базаром следи, да?!
Улица Красных Ткачей, получившая свое название в советское время, находилась в минутах десяти от опорного пункта. Когда-то здесь стояли цеха по покраске тканей. В основном рабочие использовали в качестве красителя родомин, поэтому постоянно ходили с красными лицами и руками, ибо он плохо отмывается от кожи. Собственно, поэтому улица и получила такое название. После приватизации цеха развалились, а красные ткачи постепенно превратились в синих.
В небольшом парке, через который пролегал путь на скандальную заявку, Седых показал на грязную скамеечку, вокруг которой загорали сотни окурков, словно туристы на пляже у водоема.
— Свет, погоди. Скандал не убежит. Присядем.
Светочка согласно кивнула, постелила пустой бланк протокола и опустилась на лавочку. Володя стеснительно прокашлялся, как будто собирался процитировать фрагмент романа Эдуарда Аристарховича:
— Свет… Только между нами. Если что — скажи сразу: да-да, нет-нет. Я не обижусь.
— Хорошо. Что случилось?
— Ты с этим оэсбэшником будешь встречаться?
Подобного вопроса она никак не ожидала. В голове заиграла тревожная тема из «Миссия невыполнима».
— Ну, наверно… Возможно. Как получится.
— В общем… Не подумай, что я стукач или гнида, но так нельзя больше! Не могу просто! — Володя произнес последнюю фразу с интонацией оппозиционера, сажаемого в «кутузку» без видимых оснований.
— Ты о чем?
— Да о Никите! Сволочь! Совсем от бабла крышу снесло! Ты вчерашнего марьячи помнишь? Так сторговались! За десятку выпустил! А мужик, между прочим, за убийство срок отбывал! И сегодня писаку нагрел бы! Данью всех на своем участке обложил, как Батый! От арбузников до рестораторов! Но хрен бы с ним, это его заморочки! Но он же Серегу подставил!
Музыка заиграла громче, пульс участился. Судьба дала шанс. Возможно, ради этого разговора Светочка и рисковала здоровьем, карьерой, а то и самой жизнью.
— Михалева? — на всякий случай переспросила она.
— Да! Он же на допросе сказал, что не разговаривал с ним накануне. Черта с два! Я, извини, по нужде пошел, а они как раз на опорный вернулись. Весь разговор не слышал, но суть уловил. Серега его подменить просил на халтуру, груз сопроводить. А Никита отказался, мол, хлеб не возит. Это криминал голимый. Ему и своих вариантов хватает.
— Хлеб?
— Да… Я сам не понял, что за хлеб.
— А вам с Машковым? Он не предлагал?
— Нет. Он с нами не очень. В основном с Никитой терся. Его, как и тебя, к нему Сычев прикрепил.
— А ты следователю говорил про это?
— Свет, я ж не больной! Там люди без башни, а у меня ребенок маленький, квартира служебная. Завалят, куда они с женой денутся? Никита и так на меня криво смотрит — подозревает, что базар тот слышал. Но терпеть не могу больше… Короче, ты оэсбэшнику намекни. Только на меня не ссылайся.
— Погоди. А с Сычевым ты говорил?
— Это еще хуже. Шеф тоже непростой мужичок. Никита ему каждый месяц налог таскает. Подоходный, блин.
— А ты?
У Володи задергался правый глаз. Нервы.
— Держусь пока. Хотя Сычев намекал. Мол, служебку получил, давай отрабатывай. Иначе другому передадим… И еще…
Он посмотрел под ноги, словно прыгун с трамплина, забывший надеть лыжи.
Собрался с духом:
- Предыдущая
- 38/50
- Следующая