Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа - Страница 17

• Предыдущая
• 17/136
• Следующая

— Благодарю вас. — Брат с беззаботной грацией поблагодарил за величайшую милость, которой только мог удостоиться придворный. Пока я ныряла в реверансе, дверь за королем закрылась, и мы пустились в обратный путь через приемную и залу.

Было уже поздно, младшая прислуга сновала взад и вперед, разжигая огромные бревна в камине парадного зала, подметая полы. Солдаты, спавшие, положив головы на столы, поднимались, протирали глаза, зевали, проклинали крепкое вино, ударившее вчера в голову.

Я накинула капюшон королевского плаща, прикрыла растрепанную гриву волос, мы быстро пробежали через залу и вверх по лестнице к покоям королевы.

Георг постучал, Анна открыла дверь, впустила нас. Лицо побледневшее, явно всю ночь не спала, глаза покраснели. Что за удовольствие глядеть, как сестра бесится от зависти.

— Ну и как? — бросила она.

Я взглянула на несмятое покрывало:

— Ты не ложилась?

— Не могла, надеюсь, ты-то поспала хоть немножко.

Я сделал вид, что не замечаю ее непристойных намеков.

— Давай рассказывай, — скомандовал Георг. — Нам просто нужно знать, все ли у тебя в порядке, Мария. Отец захочет узнать, и мама, и дядя Говард. Тебе лучше сразу привыкнуть — придется о таких вещах говорить вслух. Это теперь не твое личное дело.

— Самое что ни на есть личное дело на свете.

— Не для тебя, — холодным тоном произнесла Анна. — Перестань разыгрывать невинную дурочку. Ты с ним спала?

— Да, — бросила я в ответ.

— Больше одного раза?

— Да.

— Хвала Господу! — воскликнул брат. — Дело сделано. Мне пора, он позвал меня с собой на мессу, — шагнул ко мне, крепко обнял. — Молодец, сестренка. Поговорим потом, мне надо идти.

Георг неосторожно хлопнул дверью, Анна шикнула ему вслед, затем повернулась к комоду с платьями.

— Надень вот это, кремовое, нечего выглядеть потаскушкой. Я тебе приготовила горячей воды, помойся. — Она подняла руку, отметая мои протесты. — Мойся, не спорь. И голову помой. Ты должна быть сама чистота, Мария. Не будь же такой ленивой шлюшкой. Давай снимай платье, и поторапливайся, через час нам уже идти на мессу с королевой.

Я повиновалась, как, впрочем, всегда.

— Ты за меня хоть чуть-чуть рада? — спросила я, выпутываясь из корсажа и нижних юбок.

Ее лицо в зеркале, взмахнула ресницами, скрывая зависть.

— Я счастлива за семью. Ты-то тут при чем, что про тебя думать?

Король сидел на галерее над часовней, слушал заутреню. Мы гуськом пробирались в молельню королевы. Я прислушалась — бормотание писца, подносящего королю бумаги на подпись, а внизу в часовне священник совершает положенные ритуалы мессы. Король всегда занимался делами во время утренней службы — традиция, воспринятая им от отца. Многие думали, дела таким образом освящаются. Другие, как мой дядя, считали, что король торопится отделаться от бумаг побыстрее и оттого не обращает на них должного внимания.

Я опустилась на колени на подушечку в личной молельне королевы. Платье цвета слоновой кости переливается, складки эффектно обрисовывают бедра. В нежной глубине, внутри все еще ощущается его тепло, вкус губ на губах. Несмотря на ванну, на которой так настаивала Анна, мне все равно казалось, лицо и волосы все еще хранят запах его пота. Я закрыла глаза — не в молитвенном экстазе, а в любовном.

Королева преклонила колени рядом со мной. Лицо печально, голова под тяжелым плоеным чепцом поднята прямо и гордо. Платье чуть распахнуто у ворота, так чтобы можно было дотронуться пальцем до власяницы, которую она всегда носит прямо на голом теле. Серьезное лицо, усталое, сумрачное, теперь она склонилась над четками, постаревшая, дряблая, обвислая кожа щек и подбородка, глаза крепко зажмурены.

Месса тянется бесконечно. Я завидую Генриху, его хоть отвлекают деловые бумаги. Королева, погруженная в молитву, кажется, никогда не теряет сосредоточенности, пальцы не устают перебирать бусины четок, глаза закрыты. Только когда служба закончилась, священник вытер сосуды белоснежным платком и унес их, она позволила себе протяжный вздох, будто услышала что-то такое, чего нашим ушам слышать было не дано. Потом обернулась и улыбнулась каждой придворной даме, даже мне.

— Пора уже перестать поститься, — ласково обратилась к нам королева. — Может быть, и король с нами позавтракает.

Пока мы одна за другой проходили мимо двери на галерею, я помедлила на мгновенье — не может же быть, чтобы он не сказал мне ни слова. Будто почувствовав невысказанное желание, Георг, мой брат, открыл дверь как раз в это мгновенье и громко произнес:

— Доброе утро, дражайшая сестричка.

Генрих, сидящий в глубине комнаты, поднял голову от бумаг, увидел меня — в дверном проеме, словно в рамке картины, кремовое платье, выбранное Анной, пышные волосы почти скрыты головным убором в тон платью, юное лицо открыто. Король еле слышно выдохнул, охваченный желанием, мои щеки чуть покраснели, на губах нежная улыбка.

— Добрый день, сир. Добрый день, братец, — тихо проговорила я, не сводя глаз с лица Генриха.

Король поднялся на ноги, протянул руку, будто хотел затащить меня внутрь. Поймал взгляд писца, отдернул руку, сказал:

— Приду завтракать с вами, передайте королеве, я присоединюсь к обществу через пару минут. Как только закончу с этими… с этими…

Он небрежным жестом указал на бумаги, словно понятия не имел, о чем там идет речь.

Он пересек комнату — форель, плывущая на свет фонаря браконьера, произнес тихо, чтобы никто, кроме меня, не слышал:

— А ты, как ты поживаешь?

— Хорошо, — я бросила на него быстрый, шаловливый взгляд, — разве что устала немножко.

— Плохо спалось, дорогая? — усмехнулся в ответ.

— Совсем не спалось.

— Не понравилась постель?

Я запнулась, я не Анна, у меня нет сестриного таланта к словесным баталиям. Пришлось ответить чистую правду:

— Очень понравилась, сир.

— Придешь снова спать в эту постель?

Что за чудная минута, мне пришел в голову подходящий ответ.

— Сир, я надеюсь как можно скорее снова не спать в этой постели.

Король откинул голову, засмеялся, наклонился поцеловать мне руку:

— Как прикажете, моя дорогая, я ваш верный слуга.

Я глаз не могла отвести от его лица, пока губы прижимались к моей руке. Он выпрямился, наши взгляды встретились, утонули друг в друге, переполняемые желанием.

— Мне пора, королева будет спрашивать.

— Я не заставлю себя ждать, уж поверь.

Я улыбнулась напоследок, бросилась бегом по галерее догонять остальных дам. Каблучки стучат по каменным плитам пола, прикрытым камышовыми циновками, шелковое платье шуршит. Мое молодое тело — такое бодрое, прекрасное и любимое. Любимое не кем иным — самим королем Англии.

Он пришел к завтраку, сел, улыбнулся. Потускневшие глаза королевы взглянули на мои порозовевшие щеки, муаровое сияние платья. Она отвела взгляд. Послала за шталмейстером и музыкантами.

— Собираетесь сегодня на охоту, сир? — ласково спросила она.

— Конечно. А ваши придворные дамы, не хочет ли кто присоединиться?

— Уверена, захотят. — Голос королевы звучал по-прежнему ласково. — Мадемуазель Болейн, мадемуазель Паркер, мадам Кэри, вы три прекрасные наездницы. Не поехать ли вам сегодня на охоту?

Джейн Паркер бросила на меня торжествующий взгляд — мое имя названо третьим. Ей ничего не известно, тепло разливалось у меня внутри. Может радоваться, сколько угодно, она-то ничего не знает.

— Почтем за честь и счастье отправиться с королем на охоту, — ответила за всех Анна. — Все три.

Во дворе замка у конюшен король вскочил на огромного охотничьего коня, а один из пажей поднял меня в седло предназначенной мне лошадки. Я надежно устроилась в седле, расправила складки платья, пусть свисают до земли в элегантном беспорядке. Анна оглядела меня с ног до головы — как всегда, придирчивым взглядом, не упустила ни одной мельчайшей детали. Я обрадовалась, когда ее голова в наимоднейшей французской охотничьей шляпке одобрительно кивнула. Она позвала пажа — подсадить ее на лошадь, вот она уже возле меня, наклонилась, крепко удерживая поводья.

• Предыдущая
• 17/136
• Следующая