Третья истина - "Лина ТриЭС" - Страница 60

– Мадам, обещаю, после завтрака вы получите исчерпыва ю щие сведения о титулах русского дворянства. Темно на этаже? Я провожу. – Он взял Доминик под руку и вывел из комнаты, пригов а ривая по дороге:

– Ну-ну, мадам, морщинки на лбу из-за этой чуши? Просто з а будьте! Вот и ваша дверь – отдыхайте безмятежно. Не смею бе с покоить вас больше п о среди ночи.

Несмотря на все свои безапелляционные утверждения, в в о семь утра Ш а ховской уже шел по платформе железнодорожной станции в Каменской.

ГЛАВА 8. «КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ»

Наконец-то! А она уже отчаялась и измучилась ждать, думала он не придет. Но самой ехать, а тем более идти в Раздольное, хотя она, в общем-то знала путь, не было сил. Целый день хождения по городу, ночь в вагоне, которую она провела как на иголках, сидение с рассвета в Каменской, в зале – поезд почему-то пришел раньше… Еще эта история с продажей сережек! В ювелирной лавке так подозрительно на нее смотрели! Но на билет и телеграмму хватило, а вот на еду – нет. Голодная со вчерашнего дня. В зеркале дамской комнаты на вокзале она увидела воспаленные глаза, кудряшки, выбившиеся из-под шапочки, оттеняющие бледное лицо своей бронзовой яркостью… Виконт заметил ее сам, она даже не встала ему навстречу: ноги гудели, одолевала слабость, кружилась голова.

– Что такое, Александрин? – он присел рядом и оглядел ее.

Лулу вымучено улыбнулась:

– Здравствуйте, Виконт, вы сами телеграмму получили? Я так и думала. – Она говорила вдвое медленнее обычного.

– Вызвать надо было к себе. Разве можно в таком состоянии ехать? Там же есть около тебя люди. Они что, врача не приглашали? Невероятное что-то!

Ответа не последовало. Он, обхватив за плечи, заставил ее подняться со скамьи:

– Ясно. Это неважно сейчас. Едем.

Лулу покорно позволила себя вести. С появлением Виконта она лишилась остатков сил и внешне вполне оправдывала звание больной. Даже стоящий у самого выхода со станции автомобиль, со знаком в форме фиолетовой миндалины и красующейся в ней надписью «Опель», не вывел ее из апатии. Виконт помог ей устроиться на сидении, предложив: «Хочешь, приляг». Сам сел справа от нее на водительское место. Опель, кашляя и фырча, тронулся. Только на полдороге Лулу несколько взбодрилась и осознала: она же в первый раз путешествует на автомобиле! Совсем не страшно оказалось. Такой случай посмотреть поближе, как им управляют! Минуты две с интересом наблюдала, потом села прямо, потом придвинулась поближе и положила обе руки на руль сбоку...

– Это еще что такое?– практически повторил свой первый вопрос Виконт, однако, совсем другим тоном.

– Можно я немножко буду править сама? Ну, хорошо, не править, а просто за эту круглую штуку подержусь, как будто я тоже веду авто...

– Что за метаморфозы? Или там, на вокзале был триумф актерского мастерства? – Он посмотрел на нее и сбавил тон: – Да нет, ты нездорова, это видно.

– Просто я не ела ничего вчера, а сегодня и не спала, устала… А это что у него, гудок?

– Клаксон… Ничего не понимаю. В Ростове что, закончились запасы продовольствия? Ты едешь на обед? Боюсь, ежедневные прогулки с этой целью будут утомительны.

Лулу, вздохнув, заставила мысли вернуться к недавним неприятностям:

– Я поссорилась со всеми, я совсем приехала, вы послушайте…

Но рассказ получился, отнюдь, не драматичным. Вчерашнее ощущение безысходности напрочь испарилось: такое счастье, она добралась, вот Виконт, самый настоящий, крутит руль, передвигает какие-то рычаги… и, кажется, трагедией всю эту ситуацию вовсе не считает: послушал фразы две внимательно и серьезно, а потом стал сопровождать ее пылкое повествование то хмыканьем, то присвистыванием, то выразительными междометиями. Лулу невольно сама подбавила юмора в описание событий. На душе теперь было совсем легко. Только есть хотелось все больше, и чувство голода никакими разговорами не заглушалось. У Лулу уже не хватало запала вдаваться во все детали. Она закруглилась:

– Телеграмма – это так дорого оказалось, я последние медяки из кармана выгребала. В общем, вы поняли, почему я приехала...

– Да, теперь понял: просто захотелось домой.

– А телеграмму мою вы сразу поняли?

– Телеграмма – предмет твоей гордости, я вижу! Разобрал и заслуживаю уважения за это. Тем более, что благодаря соавторству безымянного телеграфиста это творение явилось совершенным образцом абракадабры.

– Ошибок понаставила, да? От волнения, наверное. А каждая ошибка в русском языке вам нож в сердце, да?

– Да. Нож. Вообще, ты щедро мечешь в меня ножи разных калибров. Это я уже не о русском.

– А о чем? За французский я ручаюсь. Неужели арифметика?

– Какая арифметика? Ты доконаешь меня своими фокусами. По-русски твой приезд называется: «свалилась, как снег на голову».

– Вы меня будете ругать?

– Нет. – Сменил он тон. – Буду кормить.

– А вот маман удивится, правда? И рассердится… Ой, а вдруг закричит и сразу отправит назад? Может, тетя...

– Евдокия Васильевна гостит в Луганской, у дочери... Мы отложим твою встречу с матерью на «послеобеда», ты не против?

– Я против? Что вы, было бы чудесно! Но как это сделать?

– М-да, горячие дочерние чувства… Грустно.

Лулу почувствовала упрек в его словах. И разве Тане, например, хотелось бы отложить встречу с тетей Полей?

– Но она сама ни на минуту не порадуется, вот увидите. Ни за что!

Виконт вздохнул:

– А было бы намного проще. Так. Пройдем боковой лестницей ко мне. Поешь, а там будет видно.

– Нам тогда нужно незаметно, чтобы не было слежки. Вы идите вперед и посмотрите. Если все чисто, махните рукой. А я уж хвоста не приведу…

Виконт с паническим выражением лица на минуту буквально вжался в стенку и сделал движение, словно собирался поползти по ней, но тут же прервал свои действия и спросил довольно громко:

– Что, Жюля Верна сменил загадочный автор Ната Пинкертона? Не время баловаться, идем.

Тем не менее, на пролете третьего этажа, он приложил ухо к перилам, сказал выразительно: «Погони нет!» – и уселся на ступеньку. Лулу остановилась и громко засмеялась. Он вскочил, обхватил ее рукой за талию и, перескакивая через две ступеньки, донес до комнаты в мезонине.

– Куда там скромной слежке где-то в кильватере! Ты жаждешь бурной встречи, я вижу.

Он поставил Лулу на ноги. У нее вдруг опять закружилась голова, и она закрыла лицо руками.

– Что это – слезы? Александрин… Прекрати, не начиная.

– Нет, уже прошло… А то все поехало так, – она показала руками, как именно «поехало».

– Тебе срочно нужно поесть. Сядь в это кресло, не растрачивай сил.

…Интересно, что он о ней думает сейчас? Смотрит так странно. Еще бы, худая, маленькая, а ест третий кусок круглой запеканки и пьет второй стакан молока. Наверное, думает: «надо остановить, а то лопнет…», или «хотел бы знать, сколько еще в это существо влезет еды…»

Лулу прикинула – если сложить куски запеканки, которые она съела, то, что получится, будет размером с книгу. А для него тогда, чтобы наелся, кусок должен был быть с портфель.

– А вы почему не едите?

– Сыт. Продолжай.

Нет, взгляд у него не странный, а скорее грустный. Почему?

– Я съела ваше тоже? И молоко выпила? Правда, два стакана же было…

– Другой человек. Бодрая. Не бледная.

– Выпила ваше молоко, съела вашу запеканку, еще бы не взбодриться!

– Я верю, что это была не последняя, отпущенная мне в жизни, запеканка.

– Виконт, а ведь я бы так и могла жить у вас тайком всегда. Маман сюда не ходит и отец… никогда не видела…

А действительно, почему? Лулу раньше эта мысль не приходила в голову, но за Виконтом всегда посылали Антонину, Пузырева или кого-нибудь из мальчиков. Лулу даже припомнила случай, когда их не было под рукой, и Виктор Васильевич, ежедневно обходящий дозором все остальные помещения дома, предпочел подождать, пока Шаховской сам не спустится, но не пошел к нему, хотя тот был ему очень нужен. Но, может, это случайность?