Третья истина - "Лина ТриЭС" - Страница 56

– C'est un vrai général![38] Я сразу поняла, он сердитый, но смешной такой. Не страшный!

– Он глуповат, «général», – больше смахивает на дворника.

– Вы, наверное, когда были маленький, тоже умели лепить. А я так не могу… И в дерево за два дня всего три раза попала, а вы –всегда.

– Нашла, чему завидовать. Тебе дано другое.

– Что? Что? Виконт, ЧТО?

– Я поговорю с тобой об этом как-нибудь. Не сейчас и не здесь.

Для Лулу это означало «никогда», – он много чего ей обещал «потом»! И для успокоения она спросила:

– Но что-то хорошее?

– Да.

– Барышня, вас ищут, ехать же пора, вы не кушали еще… Ой, Пал Андреич, а я вам чего сказать хочу! – Тоня поспешала к ним, проваливаясь в снег.

–Что вы мне хотите сказать, Антонина?

– Барышня вещей не собрала, не сказалась и убежала в сад, хозяйки лютовали, пока обыскались ее по всему дому, вы бы вступились за нее…

– Что за разговоры? Мы вместе ушли и вместе собираемся вернуться.

– А лучше бы не собирались! – с чувством вставила Лулу. – Зачем ты, Тоня, меня нашла? Можно к самому поезду прибежать, а и если бы опоздала… – Она почувствовала, что в носу забегали предвестники большого рева. Первый всхлип подавить не удалось.

– Адександрин! – предостерегающе протянул к ней руку Виконт. – Мы вас догоним, Антонина!

Тоня, обходившая со всех сторон « дворника – генерала» и восторженно всплескивающая руками, послушно закивала и пошла к дому.

– Послушай, не приступай к слезам. Прощаться с тобой я не собираюсь. Пусть в этот раз мы виделись мало…

– И всегда так!

– Постой, не перебивай меня. Тебе трудно там, я это понял. И при всем этом в необходимости системного гимназического образования – уверен. Но где бы ты ни была, хочу, чтобы помнила: у тебя есть дом, есть родные, есть я. Все, пошли.

Уже не в первый раз Лулу чувствовала, что ее проблемы становятся маленькими и разрешимыми, когда он говорит о них этим властным, не терпящим возражений голосом.

И Лулу, не менее послушно, чем Тоня и Рекс, пошла домой. Держалась и во время позднего обеда (ее действительно не ругали), и во время проводов, и в дороге с Доминик. Она вступила в Ростов во вьюжный день и, как будто подхваченная этой вьюгой, скоро окунулась с головой в свои гимназические дела.

ГЛАВА 6. ШПИК – НЕ ТОЛЬКО САЛО С КРАСНЫМ ПЕРЦЕМ!

Сегодня ночевать домой Лулу не пойдет. Вторые сутки Софья Осиповна проводит неистовый домашний молебен. На фронте дела неважные. А на церковные службы, по мнению тетки, надежды нет, в них мало жертвенности, одержимости! Чтоб подействовало, надо простереться ниц перед иконостасом, расцвеченным десятками свечей, и твердить часами одни и те же слова, стукаясь на некоторых лбом об пол.

С утра девочки приметили опухшее лицо Курнаковой– заболела что ли? Или плакала? Не рассказывать же, как целую ночь повторяла за Софьей Осиповной нелепые слова придуманных той молитв? И не удерешь. Богомольная тетка объявила иконы в комнате Лулу какими-то особо чудотворными! Лулу была страшно недовольна собой. Прободрствовала с молящимися всю ночь! Получается, что вняла Софье Осиповне: «голос молоденькой заблудшей козочки скорее достигнет небесных пределов!». Не хотела своим уходом провоцировать очередную истерику? Или испугалась такого обилия женщин – их было человек восемь, и та самая, припадочная, среди них? Правду сказать, и то, и другое. Но, несмотря на смирение, «козочка» не заслужила ничего, кроме звания «прекословной строптивицы». Потому только, что отказалась утыкать нос в не обделенный вниманием кошек ковер, и даже на колени не стала, а повторяла самодельные молитвы, сидя на краешке своей кровати. Так они всегда молились в пансионе.

Нет! Решено! Останется у Тани и все! Лулу никого не посвящает в подробности своих домашних дел, даже ее. Просто, если попозже задержаться, то оставят. Тетя Поля даже сказала прошлый раз: «Что концы-то, на ночь глядя, мерить? Предупреждай дома и оставайся, квартира-то большая!»

Новая квартира Тани и впрямь была гораздо больше предыдущей. Семейство Грицининых вместе со всеми своими вещами и псом Букетом, оказавшимся их личной собственностью, смогли перевезти на новое место обычную для них основательность и гостеприимство. Таня уже, наверное, села за уроки. Надо поторопиться. Грицинины и сейчас живут в очень живописном, особенно по сравнению с Береговой, месте. Одно плохо: долго добираться от трамвая. Лулу идет и идет… Дорога далеко не оживленная, только несколько человек продвигаются в том же направлении. За ней, беседуя в полный голос, шествуют две женщины в платьях сестер милосердия, в стороне стоит лотошник, заботливо прикрывший чистыми тряпочками свой бакалейный товар. Совсем рядом с Лулу тащится нищий, приволакивая ногу. А вон, подальше впереди шагает Ваня, Татьянин брат. Рядом с ним – скуластый парень, имя которого Лулу так и не узнала до сих пор. Они степенно разговаривают. Догнать? Нет, не хочется. Ваня, конечно, очень хороший, но какой-то уж слишком. Всегда он критикует малейшее отклонение от правил, даже шутки не очень одобряет. Ему всего девятнадцать, но представить себе, что он вдруг пробежался, или, предположим, подпрыгнул, просто невозможно. И еще Лулу не очень нравится его манера крепко пожимать всем руки при встрече, хотя она вовсе не считает, что это плохая привычка. Правда, с ним интересно говорить о газетных статьях, которые он громит в пух и прах. Это ново и привлекательно для Лулу. Раньше она относилась к любому печатному слову, как к безоговорочной истине, исключая, разве что, душеспасительные книжки из «шкапика» Софьи Осиповны. А оказалось, в газетах и журналах очень много неправды.

А вот Танин папа, дядя Арсений, другой: и пошутит с ними, и про гимназию слушает совсем иначе – видит смешные черточки в их обычном житье. Он тоже правильный, но как-то не беспросветно…

Скуластый оглянулся, и Лулу совсем собралась все-таки их окликнуть: путь еще такой неблизкий, а идти одной, даже размышляя, надоело уже. Но вдруг заметила, что нищий, идущий рядом, посторонился, зашел за фонарный столб и слегка задержался там. Всегда готовая к самообороне, Лулу тут же напряглась: может, хочет напасть из-за фонаря? И оценила опасность – до ребят метров двадцать, она пробежит их за несколько секунд.

Но что-то заставило ее притормозить, наверное, то, что серое лицо нищего появилось из-за фонарного столба с другой стороны, и взгляд был направлен совсем не на нее … Она заставила себя еще раз посмотреть на грязно одетого человека, вышедшего из-за фонаря, и заметила… серебристую цепочку от часов, чуть свисающую из кармана. Или это вор или… «Лишь бы полиция не пришла или шпик какой» – как бы услышала она Танин голос. Ведь она слыхала разговоры о том, что адреса Тани в полиции, той самой полиции, которая обидела Тимку, еще нет, а уж там, Ваня говорит, интересуются всеми, кто борется против несправедливости! Конечно, полицейские за порядок, Лулу это понимает и старается оправдать их перед Ваней, но поспорить можно и потом, а сейчас… Окликнуть? Предупредить? «Нищий» заметит, он слишком близко и потом, может быть, ничего серьезного нет, их хотят просто проверить, а именно она создаст обстановку, как будто они преступники и им надо бежать от соглядатая.

Она шла, теперь уже сама не отставая от нищего, ускорившего шаги перед поворотом, и лихорадочно прикидывала: вот, предположим, кто-то из девочек играет в строго запрещенные в гимназии фантики, а сбоку крадется стоглазая Сусик… Окликнуть – значит подчеркнуть их незаконные действия, нет, надо по другому… Мгновенно вспомнив, как этот же скуластый провожал ее по ледяной корке к Тане, она еще ускорила шаг, вдруг зашаталась, оперлась о лоток, до которого как раз дошла, и тут же оторвалась от него. Спотыкаясь, и хватаясь за голову, как маман после очередного домашнего скандала, догнала и даже обогнала ребят. При очередном спотыкании она резко развернулась на каблучках и шлепнулась, закрывая лицо. Молодые люди остановились, наклонились к ней и начали наперебой спрашивать, что случилось, поднимать ее. Конечно, оглянулись, чтобы установить, откуда взялась здесь эта гимназистка.