Третья истина - "Лина ТриЭС" - Страница 126

– Да?– Саша спрыгнула, подошла к нему и засверкала глазами.

– Нет, нет, Александрин. Рассказов не будет, я пошел. О-о! Зачем это? Я же не ребенок. А тебе все равно, какую?– Виконт озорно глянул на мятную конфету, которую Саша сунула ему в руку и другую, лимонную, оставшуюся у нее. – Мне – ту, пожалуйста.

Саша засмеялась, наблюдая за его выражением, и поменяла конфеты:

– Мне – лишь бы сладкое, все равно их не фунт, а для меня не меньше надо, чтобы только распробовать! А что это вы ее в карман кладете? Растает, знаете, какой у вас горячий бок? Ешьте при мне, – Саше очень хотелось увидеть, как он прожует конфету, почувствует вкус. Наверное, улыбнется.

– С Семеном поделюсь. А то ему закусывать нечем.

– Это он и подарил, пьяницы не едят сладкого. По этому даже проверить можно…

– Да? Ну, пожалуйста, раз это проверка. – Виконт энергично задвигал челюстями.– Прошел?

– Вы, – растроганно и умиленно сказала Саша, – совершенно несолидный бываете иногда. Как мальчик.

– Господи, распустил как тебя. Безобразница! Ухожу, ухожу. Пока ты мне еще какую-нибудь пилюлю не преподнесла.

– Это конфета! Такая невкусная?.. Подождите! Я ведь тоже иду.

– Как? Со мной? Нельзя.

– Значит не с вами, что уж делать… А может, все-таки…

– Нет.

– Я ведь ничего не говорю. Ваше слово – это закон.

– Подлизываешься? Все равно – нет.

– Вы только скажите, вы в каком месте квартиру ищете?

– До свидания, Саша, допоздна не разгуливай.

– Не уходите еще немножечко. Успеете. Мне вот сейчас очень не хочется, чтобы вы ушли. Например, хотелось бы узнать, что может поспособствовать полному раскрытию творческих способностей человечества??? Это привело бы к гармонии, правда?

– Несомненно. Еще что-то интересует, такое же простенькое и неотложное?

– А можно я вас просто провожу, пойду немножечко?

– Вот, вот этого я и ждал. Ладно, прогуляемся!

– После четырех «нет»! – радостно завопила Саша. – Такого еще не было.

– Пиррова победа, скоро убедишься. Еще одна такая... Я никогда и не утверждал, что с трудом терплю тебя и прогулки. Кстати, имей в виду, это пока я тебе потакаю. Через некоторое время будем устроены, наведу порядок. Пригласим старушку какую-нибудь.

– Зачем она вам? Куда пригласите? На прогулку?

– Жить, жить с нами! А! Ничего ты не понимаешь!

– Почему старушку, а не симпатичную, расторопную, если Вы имеете в виду горничную? Как Антонина, расторопную.

– Александрин! Ты же взрослая девочка. И какие горничные теперь? Ты заметила хоть одну у Семена?

– Я у Семена и стола не заметила… Как, вы рассказывали, в Одессе говорят? Чтоб и мы так жили?

– Ха! – обрадовался Поль. – Ты всегда запоминаешь накрепко всякую дребедень. А как мы будем жить?

– Ну, уж не как разложившийся асоциальный oncle Simon[97]. Где книги у него, объясните мне немедленно!

– Да. Он пропил обе библиотеки. Свою и мою. Все пропало. И, оказалось, давно. Я заходил к букинистам, нету, конечно. Если бы такие книги остались, это значило бы одно – Петербург заселили дикари. Ничего бы не пожалел, чтобы восстановить.

Саша задумалась. В памяти всплыли обрывки разговора: золото, «помог перебраться в Лифляндию…» И на что они сейчас живут? Она спросила в обход:

– Виконт, а как бы вы смогли купить их? Деньги же нужны?

– Были бы книги. Ладно. Разошлись. Тебе куда? Ты просто гуляешь?

– Ну, не совсем… – Саша поколебалась: «Туда же, куда и вам?». Прикинула, варианты ответа. Кроме «Нет», никаких не оказалось. Она вздохнула:

– По делам я.

– Ты тоже по делам? Каким, интересно? Иди. Не нарвись на неприятность по горячности и необузданности нрава.

– По школьным. А вот интересно еще и другое… – вновь завелась Саша, подтягиваясь на парапет, – почему я не обладаю ледяным спокойствием и уравновешенностью, если всю жизнь смотрю только на вас?

Виконт немедленно снял ее с возвышения, повернул от себя и слегка подтолкнул, сказав в спину:

– Моему льду не побороть твой пламень. Ступай.

Саша живо обернулась:

– А у вас под этим льдом, между прочим…

Но он махнул рукой и, зажав уши, ушел.

ГЛАВА 4 . ПРОЩАЙ, КУРНАКОВА!

Саша прижалась к сырой стене и заплакала. Сердце все еще колотилось толчками, с запястья потихоньку капала кровь, а на смену красным пятнам на руках уже проступала синева. Ничего, ничего, – успокаивала она себя, – главное, что вырвалась… Она вспомнила просочившиеся сквозь запрещение Виконта рассказы соседей и Семена. Еще хорошо отделалась! Она помотала головой, чтобы мысли стали на место. Зачем ей понадобилось только надевать эту яркую белую курточку, ведь жарко же! Тем более ее не к чему было надевать к мальчиковой одежде – по городу одна она все-таки предпочитала разгуливать так. Не надевала бы – не пришлось бы нести ее в руках по улице, ведь весна. Не несла бы – не вырвал бы ее этот не то старик, не то подросток. Не вцепись она в нее, – а как не вцепись, если, не далее, чем вчера, Виконт почтил их с курточкой комплиментом: «Изящная. Тебе идет», – не стал бы воришка выкручивать ей так больно руки. Вон даже кожа на сгибах лопнула. Наверное, все же это не настоящий преступник, в этом Саше повезло, те выходят на промысел по ночам. Но бацилла бандитизма так победно распространилась, что захватила очень многих, хоть мало-мальски признающих грабеж, как род деятельности, людей. Саша постаралась представить все происшедшее с комической стороны. Вроде получалось: ее двухминутная драка с существом, скорее напоминающим крупную мартышку, чем человека, увенчалась тем, что участники разбежались, один с трофеем, другой с потерей, со страхом оглядываясь друг на друга. Не самое трагическое происшествие. Но щипала ранка, ныли руки, и Саша с трудом модулировала в мажор. Кроме того, ее на секунду обдало ужасом: там, в кармане куртки – документ в школу, полученный с такой славой. Но она тотчас успокоилась – нет, вот, он, в брюках. Она развернула плотный, серый, шероховатый лист и вызвала в памяти просто невероятную встречу с дядей Севером!

Утром, расставшись с Виконтом, и поразмыслив, она решила отправиться в Петроградский комиссариат народного просвещения, прямо к комиссару. Проверила несколько раз цепь рассуждений, приведших к такому решению: порочных с точки зрения логики звеньев в ней не нашлось.

Понятно, что, чем выше начальник, тем шире его полномочия. Значит, выбор такой: обегать кучу мелких начальничков, пока найдется нужный, или идти к одному, крупному, который либо отправит в школу сам, либо укажет, кто может это сделать. Второй выбор вернее, это ясно. Это лучшее, что способен выдать по этому поводу, Сашин ум. Другие же умы к разбору данной проблемы привлечены быть не могут. Советов на улице из окошечка не выдают, не вокзал. Виконту говорить нельзя по двум причинам. Во-первых, тогда не будет «большого сюрприза», задуманного ею. А во-вторых, сейчас «Советы» – очень важное слово. Только с Виконтом оно не совмещается, ни вообще, ни в частности: о Советах он не высказывается и советов Саше, обычно, не подает. Если она обратится к нему за советом, он воспримет это, как призыв заняться данным вопросом самому. Где ж тогда ее благое намерение разгрузить его?

Итак, хотя два ума лучше одного, но в данном случае можно уповать только на качество того единственного, что располагается в Сашиной голове. На этом месте раздумий по дороге к избранному для осады учреждению, ей следовало покрыться довольным румянцем. Кем-кем, а дурочкой она себя не считала, несмотря на отдельных «глупышек», редких и желанных.

Сашу остановили в первых же дверях два красноармейца. К кому, куда? Саша поняла, начни она объяснять, ее, пожалуй, не пропустят.

– Важное дело, – коротко бросила она в ответ на недружелюбную попытку схватить ее за руку. – Простите, но ВАМ я этого сказать уж никак не могу!

К ее удивлению, подействовало.

– Ясно, раз так, объяснить же надо, а не лезть, не спросивши. Вон в те двери иди, там разбирают вопросы населения.