Зерно А (СИ) - Павлик Анастасия - Страница 50

  - Рита.

  Громов глядел на меня; омлет, тост и кофе нетронутые.

  - Чего, блин?

  Он скривился, когда из моего рта вылетел кусочек мюсли и шмякнулся на скатерть в паре сантиметров от его чашки. Я уже, кажется, говорила, что у Богдана пунктик на счет чистоты.

  - Как на счет двух причин? Ты недоговорила.

  - Когда я ем, я глух и нем.

  - А также неуважителен и неаккуратен.

  - Господи Боже, да не нервничай ты так, я сейчас все уберу, - я скомкала салфетку и поелозила ею по маленькому пятнышку на скатерти. - Видишь? Все чисто.

  Будто делая мне одолжение, он взял вилку и нож и в течение пары минут сосредоточенно знакомил их с омлетом. Я отодвинула пустую тарелку из-под мюсли и принялась за фрукты, политые медом. Богдан не доел тост, и теперь сидел, мрачно потягивая кофе с коронными двумя ложками сахара.

  - Так мило с твоей стороны пригласить меня позавтракать, - я отправила в рот последний кусочек манго, допила кофе и промокнула губы салфеткой.

  - Две причины, Риты, - напомнил он.

  - А вот теперь слушай меня как никогда внимательно. - Я выдержала паузу. - Первая причина - на улице, в машине нас ждет Лев Деревский с застрявшим в горле чистосердечным признанием, что во всех ошибках его жизни виноват ты и только ты. И я хочу, чтобы ты насладился каждым мгновением своего фиаско вместо того, чтобы испытывать затуманивающую разум боль от переломов, не замечая ничего, кроме своего ничтожного страдания. Вторая причина - у меня чертовски болит правая рука. Я разбила ее о челюсть Арины Деревской после того, как она, выполняя твои пожелания, позвала к нам на огонек некоего очень мертвого парня. Ты подставил меня. Хотя нет, ты не просто подставил меня, ты посягнул на самое драгоценное, что у меня есть - на мою душу. Можно кое-что спросить у тебя, Богдан? - Не дожидаясь его ответа, я выдохнула: - Почему, мать твою? Почему ты сделал это?

  - Ты ничего не докажешь.

  - И это все, что ты можешь сказать в ответ на мою речь?

  Богдан пожал плечами. Он не выглядел шокированным или мало-мальски взволнованным.

  - Без своего адвоката я глух и нем. Не забывайся, Рита. У меня много влиятельных знакомых. Даже если Деревский взболтнет лишнее... - Он улыбнулся и пожал плечами, мол, пусть болтает, мне по барабану.

  - Искренне недоумеваю, когда ты успел вылизать нужные задницы. Например, местного судьи.

  - Фу, как грубо.

  - Я могу убить тебя, - я задумчиво почесала переносицу. - Бьюсь об заклад, госпожа Смерть не числится среди твоих так называемых 'влиятельных знакомых'.

  - Как медиум медиуму: ты же знаешь, это не решение проблемы.

  Смерть?

  - О да, уж я-то знаю. Благодаря тебе.

  - Прости, Рита. Это все конкуренция и, пожалуй, такой фактор, как сильная личная неприязнь. Только без обид, идет?

  Я, скорее, почувствовала, чем увидела Чак-Чака; перевела взгляд на входную дверь. Чак-Чак как раз ввалился в кафе.

  - Да. Идет, - подтвердила я. - Спешит.

  Лысый детина увидел нас и зашагал в нашу сторону.

  - Это нечестно, - процедил Громов, завидев здоровяка.

  - Да, Богдан, нечестно. Познакомься, это Чак-Чак. В отличие от твоих знакомых, он влиятельный физически. Влияет на целостность челюстей и конечностей. Чак-Чак, а это Богдан Громов, собственно, ты уже слышал о нем.

  Чак-Чак поднял и опустил здоровенные плечи:

  - Палисси, я не могу влиять не целостность его черепа - честно говоря, я получил указания от Стефана не трогать обоих господ... слишком интенсивно. Очень жаль.

  А у этого парня, оказывается, есть свой стиль! Он не просто ходячая мясорубка, но еще и неплохой шутник.

  - Кажется, одного из господ ты уже тронул. Где Деревский?

  - В багажнике, - как само собой разумеющееся, ответил Чак-Чак. - Не будешь жрать это? - Не дожидаясь ответа, он взял надкушенный Громовым тост и отправил в рот. - М-м-м, французский тост. Недурно. - Громов вскочил, но Чак-Чак, не поднимая головы, рявкнул: - Сидеть, сука.

  Громов всем своим видом - сморщенным носом и опущенными уголками рта, - демонстрировал недовольство и пренебрежение. Но сесть - сел. Еще бы, попробуй выделывать финты с такими, как Чак-Чак.

  Я подозвала официантку и попросила счет. Когда Громов расплатился, я оставила его на Чак-Чака и заглянула в уборную. Спустя пять минут тесной троицей мы направились к машине.

  Из багажника не доносилось ни звука; Деревский лежал подозрительно тихо, но Чак-Чак заверил меня, что не оглушал его. Сила убеждения, гордо сказал он. Я представила, как подействовала сила Чак-Чак на убежденность Деревского переместиться из салона в тесный багажник, и поморщилась.

  - Тебе комфортно на заднем сиденье? - заботливо поинтересовалась я у Громова.

  - Я больше ни слова не пророню без своего адвоката.

  - Я тебя сейчас так пророню, что вмиг отпадет желание... Что, Рита?

  - Не безобразничай. Как это ни печально, а он действительно имеет полное право на адвоката. Кстати, самое время связаться с моим адвокатом. Чак-Чак, можешь пробить номер Юлия Морозова?

  - Без проблем.

  Через пару минут Чак-Чак заглянул в салон, протягивая мне черный 'слайдер'.

  - Алло.

  - Юлий, здравствуйте. Это Рита Палисси.

  - Рита! Как же я рад слышать вас!

  - У меня хорошие новости: рядом со мной сидит подтверждение нашей с вами теории, по которой Деревские были лишь орудием в руках опытного манипулятора.

  - Спасибо, - едко фыркнул Громов.

  - Дайте угадаю: его имя уже звучало в наших с вами разговорах?

  - Да.

  - Богдан Громов?

  - В яблочко!

  - В табло, - застывшим взглядом серийного убийцы Чак-Чак прожигал Громова.

  - Со мной рядом также Лев Деревский.

  - Езжайте ко мне в офис, Маргарита. Я организую вашим друзьям теплый прием.

  Я отдала 'слайдер' Чак-Чаку и попросила его, ради всего святого, вытащить Льва из багажника.

  Хлопнул багажник; Деревский неуклюже плюхнулся на заднее сиденье. Дизайнерский свитер, платиновые волосы, аристократическое лицо - все смято, словно использованный носовой платок. Он не смотрел на Громова и не проронил за всю дорогу ни слова.

  Прием действительно оказался теплым - насколько это вообще возможно в такой холод. Морозов подскочил к машине. С ним было четверо не самого дружелюбного вида мужчин. Над ними будто бы мигала вывеска: 'Прокуратура'. На 'теплом приеме' был и господин Пальто-Панцирь-За-Пять-Штук.

  Выдыхая облачка пара, Морозов постучал в окошко, и я опустила стекло. Чак-Чак тем временем, словно заботливая мамаша, передавал Громова и Деревского в руки служителей закона.

  Любопытно, но Громов выглядел довольным. Получив наконец благодарных зрителей, он принялся живописать свои злоключения, иными словами, исполнять арию попранной невинности. Говнюк, ни дать, ни взять. Он показушно достал мобильник и набрал какой-то номер. Понты налево и направо, налево и направо. Деревский что-то тихо втирал господину Панцирю.

  - Не волнуйтесь, - проследив за моим взглядом, сказал Морозов, - я все проконтролирую. - Он наклонился ниже и затараторил: - Да только, боюсь, Громова нам не прижать. Я навел кое-какие справки; как пить дать он откупится.

  - Влиятельные знакомые.

  - Верно. Шишки достанутся Деревскому, и то я уверен: его тоже отмажут... чтобы потом разобраться за опущенным занавесом.

  - Пусть разбираются. - Я сделала свою часть работы, доставила его целым и невредимым. Все, как и обещала: пара-тройка волосков, не более. - Деревский должен спеть свою песенку перед свидетелями, телевизионщиками... кем угодно, лишь бы это было зафиксировано. На его дальнейшую участь мне наплевать. Пусть он подплетает к делу хоть самого дьявола - все, чего я хочу, это получить назад свое доброе имя.

  - Само собой. Кстати, где Арина Деревская? Она сыграла не последнюю роль в этом спектакле.

  - Спектакль, - повторила я, и холодок стек по позвоночнику. - Арина не считала это спектаклем. И я склонна согласиться с ней. - Я показала Морозову свою седую прядь. Увиденное произвело на него впечатление. - А еще, как вы, наверняка, успели заметить, она распахала мое лицо.