Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария - Страница 77

• Предыдущая
• 77/80
• Следующая

– Ребята! – произнес Леопольд через какое-то время. – Я голоден! Страшно голоден! Я бы с удовольствием сожрал и клейстер, если бы за это не влетело.

– Потерпи десять минут, – ответил Керн. – Через десять минут принесут жратву, полагающуюся на ужин.

– Разве это поможет! После нее я как раз и почувствую настоящий голод.

– Леопольд надул кулек и ударил по нему ладонью. Кулек громко хлопнул. – Какое несчастье, что в такие проклятые времена у человека есть желудок. Когда я подумаю о мясе, пусть даже собачьем, я готов разнести всю эту каморку!

Монке поднял голову.

– А я чаще мечтаю о большом кровавом бифштексе, – сказал он. – О бифштексе с луком и жареным картофелем. И о холодном, как лед, пиве…

– Замолчи! – застонал Леопольд. – Давайте думать о чем-нибудь другом! Например, о цветах.

– Почему обязательно о цветах?

– Ты что, не понимаешь? Надо думать о чем-то красивом. Это отвлекает…

– Цветы меня не отвлекут.

– Однажды я видел клумбу с розами… – Леопольд судорожно пытался перевести свои мысли в другое русло. – Прошлым летом. Перед тюрьмой в Палланцо. В лучах предзакатного солнца, когда нас выпустили на свободу. Розы были красные-красные, как… как…

– Как сырой бифштекс, – помог Монке.

– А-а! Проклятие!

Загремели ключи.

– А вот и жратву несут, – сказал Монке.

Дверь открылась, но вместо кальфактора с едой на пороге появился надзиратель.

– Керн! – сказал он.

Тот встал.

– Пройдемте со мной! К вам пришли.

– Наверное, президент, – высказал предположение Леопольд.

– Возможно, Классман. У него ведь есть документы… И, возможно, он прихватил с собой что-нибудь из еды.

– Масла! – оживился Леопольд. – Большой кусок масла! Желтого, как подсолнечник!

Монке ухмыльнулся.

– Ты – настоящий лирик, Леопольд! Ты вспомнил даже о подсолнечниках.

Керн остановился на пороге, словно пораженный громом.

– Рут! – У него даже перехватило дыхание. – Как ты сюда попала? Тебя арестовали?

– Нет, нет, все в порядке, Людвиг!

Керн бросил взгляд на надзирателя, который безучастно сидел в уголке. Потом быстро подошел к Рут.

– Ради бога, уходи отсюда сию же минуту, Рут! – прошептал он по-немецки. – Ты самане понимаешь, чем рискуешь! Они каждую минуту могут тебя арестовать, а это означает четыре недели тюрьмы, а при повторном аресте – полгода! Быстрее, быстрее уходи!

– Четыре недели? – Рут в испуге взглянула на него. – Ты просидишь здесь четыре недели?

– Ничего не поделаешь! Не повезло! А ты… Ну, не будь же легкомысленной! Любой и в любую минуту может спросить у тебя документы!

– Но у меня есть документы!

– Что?

– Я получила временное разрешение, Людвиг!

Она вынула из кармана бумагу и протянула ее Керну. Тот сразу уткнулся в нее.

– О, боже ты мой! – медленно произнес он. – Значит, это все-таки удалось сделать! Кто помог? Комитет помощи?

– Комитет помощи и Классман.

– Господин надзиратель, – спросил Керн, – заключенному разрешается целовать даму?

Тот лениво посмотрел на него.

– По мне – сколько хотите, – ответил он. – Главное, чтобы она не передала вам при этом нож или напильник.

– Когда человек посажен на пару недель, это себя не оправдывает.

Надзиратель скатал себе сигарету и закурил.

– Рут, – спросил Керн, – вы там слышали что-нибудь о Штайнере?

– Пока ничего. Марилл говорит, что сейчас невозможно что-либо узнать. И писать он не будет. Он просто вернется. Внезапно и неожиданно.

Керн взглянул на нее.

– И Марилл этому верит?

– Этому все верят, Людвиг. Что нам остается?

Керн кивнул.

– Да, что нам остается… Он уехал уже неделю назад. Может быть, ему удастся…

– Он должен вернуться! Другого я и представить себе не могу.

– Время! – произнес надзиратель. – На сегодня хватит.

Керн обнял Рут.

– Возвращайся! – прошептала она. – Возвращайся быстрее! Ты останешься здесь, в Санте?

– Нет, они отвезут нас к границе.

– Я попытаюсь еще раз получить разрешение прийти к тебе! Возвращайся! Я люблю тебя! Возвращайся быстрее! И я боюсь! Я хотела бы уехать вместе с тобой!

– Нельзя. Твое разрешение действительно только в Париже. Я вернусь.

– У меня с собой деньги. Они спрятаны за бантом, Вынь, когда будешь целовать меня.

– Мне ничего не нужно. У меня есть все. Оставь их у себя! Марилл о тебе позаботится. Может быть, и Штайнер скоро вернется.

– Время! – напомнил надзиратель. – Послушайте, вас же не отправляют на гильотину!

– До свидания! – Рут поцеловала Керна. – Я люблю тебя! Возвращайся!

Она оглянулась и взяла со скамейки пакет.

– Здесь кое-что из еды. Внизу его проверяли, все в порядке, – сказала она надзирателю. – До свидания, Людвиг!

– Я очень рад, Рут! Видит бог, я очень рад, что ты получила разрешение! Теперь тюрьма мне покажется раем!

– Вот и хорошо! – раздался голос надзирателя. – Возвращайтесь в свой рай!

Керн взял пакет под мышку. Он был довольно тяжелым. Керн направился в камеру в сопровождении надзирателя.

– Вы знаете, – задумчиво сказал тот через минуту. – Моей жене шестьдесят лет, и на спине у нее небольшой горб. Странно, но иногда я почему-то вспоминаю об этом.

Когда Керн вернулся, кальфактор с ужином стоял как раз перед дверью камеры.

– Керн, – сказал Леопольд с безутешным лицом. – Опять картофельный суп без картофеля.

– Это овощной суп, – объяснил кальфактор.

– С таким же успехом можно сказать, что это кофе, – ответил Леопольд. – Я всему поверю!

– А что у тебя в пакете? – спросил у Керна вестфалец Монке.

– Кое-что из еды. Но что именно, сам не знаю.

Лицо Леопольда засияло.

– Раскрывай! Быстро!

Керн развязал веревку.

– Масло! – с благоговением произнес Леопольд.

– Желтое, как подсолнечник! – дополнил Монке.

– Белый хлеб! Колбаса! Шоколад! – продолжал Леопольд в экстазе. – И… целая головка сыра!

– Желтого, как подсолнечник! – повторил Монке.

Леопольд поднялся, не обращая на него внимания.

– Кальфактор! – повелительным тоном произнес он. – Уберите вашу бурду и…

– Стоп! – перебил его Монке. – Не так быстро! Ох, уж эти мне австрийцы! Потому только и проиграли войну в восемнадцатом году!.. Дайте сюда миски!

– сказал он кальфактору.

Он взял миски и поставил их на скамейку. Потом схватил передачу Керна, разложил все рядом и залюбовался выставкой.

На стене, как раз над головкой сыра, одним из прежних узников тюрьмы было написано карандашом: «Все быстротечно, и жизнь не вечна».

Монке ухмыльнулся.

– Овощной суп мы будем считать чаем, – объявил он. – Ну, а теперь сядем и поужинаем, как образованные люди! Что ты на это скажешь, Керн?

– Аминь! – произнес тот.

– Завтра я приду снова, Мария!

Штайнер склонился над спокойным лицом, потом выпрямился.

Сестра стояла у двери. Ее быстрые глазки глядели куда-то поверх Штайнера. Она избегала смотреть на него. Стакан в руке дрожал и слегка звенел.

Штайнер вышел в коридор.

– Стоять на месте! – раздался чей-то повелительный голос.

С каждой стороны двери стояло по человеку в форме, с револьверами в руках. Штайнер остановился. Он даже не испугался.

– Ваше имя?

– Иоганн Губер.

Подошел третий и взглянул на него.

– Это – Штайнер, – сказал он. – Без всякого сомнения. Я узнал его. Ты меня тоже узнал, Штайнер, верно?

– Я тебя не забыл, Штайнбреннер, – спокойно ответил Штайнер.

– Трудно забыть, – хмыкнул мужчина. – Добро пожаловать домой! Я искренне рад видеть тебя снова. Теперь, наверное, немного погостишь у нас, правда? У нас построен чудесный новый лагерь, со всеми удобствами.

– Верю.

– Наручники! – скомандовал Штайнбреннер. – На всякий случай, мой дорогой! Сердце мое не выдержит, если ты еще раз вырвешься из наших рук.

Стукнула дверь. Штайнер покосился через плечо. Стукнула дверь комнаты, в которой лежала его жена. Из комнаты выглянула сестра и сразу же втянула голову обратно.

• Предыдущая
• 77/80
• Следующая