Фукусима, или История собачьей дружбы - Самарский Михаил Александрович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/34
- Следующая
– В спасательных делах, Любушка, порода не имеет значения, – говорит Владимир Петрович. – Вообще, все животные так устроены, что они в беде стремятся помогать друг другу и, кстати, человеку тоже. Точно говорю, даже дикие звери иногда спасают человека. Но, конечно, нельзя путать охоту и когда кто-то терпит бедствие. Охота есть охота – это способ выживания. У моего приятеля, Максима Полежаева, кстати, спасателя с большим стажем, целая коллекция таких историй. Рассказать кое-что?
– Спрашиваете, конечно, рассказывайте, – радостно закивала Люба, а я для порядка разок авкнул. Надеюсь, вы не забыли, что «ав» на моем языке означает «да»?
– Все истории, конечно, трудно запомнить, но расскажу, что особо запало. Сначала о том, что видел собственными глазами… – Петрович откашлялся в кулак, немного помолчал и продолжил: – Ехали мы как-то по МКАД, движение плотное, и вдруг собачонка бросилась перебегать дорогу. Представляете, это же верная смерть. Чего она там забыла, на другой стороне?! Словом, на третьей полосе ее сбивает грузовик. Она, бедная, подлетела, кувыркнулась в воздухе и шлепнулась на асфальт. Я включил аварийку, остановился и только хотел было уже выскочить из машины, смотрю между машинами бежит другая собака. Снова визг тормозов, шум, чей-то крик. Ну, думаю, все, и вторая погибла. И что вы думаете? Оказывается, вторая собака бросилась на помощь первой – схватила ее за шкирку и потащила на обочину.
– С ума сойти! – ойкнула Любаша. – Ее-то хоть не сбили? У меня сейчас сердце остановится.
– Тут обошлось, – улыбнулся Владимир Петрович. – Я перестроился в крайний правый ряд и вернулся к собакам. Подхожу, одна лежит, глазами лупает, вторая лижет ей рану на ноге. Я наклонился над раненой, вторая отбежала в сторонку, сидит наблюдает, не уходит. Я еще тогда подумал, надо же, как мир устроен. А еще говорят, у них мозгов нет, дескать, они на рефлексах живут. Какой же к черту тут рефлекс, если одна собака бросилась спасать другую. Нет, ребята, это уже не рефлекс, тут что-то другое. В общем, пока я сидел над раненой, она приподнялась и поковыляла к своей спасительнице. Ну, думаю, слава богу, значит, отойдет. Порадовался я в тот вечер за собачек: и тому, что обе живы остались, и их собачьей солидарности.
– Очень интересная история, – сказала Люба. – Потрясающая.
– Скажу честно, если бы сам не видел, ни за что не поверил бы. А потому теперь, когда слышу рассказы о геройстве братьев наших меньших, осторожничаю с сомнениями. Вот, например, из коллекции Максима. В Сибири Ивана Игоревича Булгакова, пожилого человека, ночью разбудил кот. Причем удалось ему это нелегко – Барсик царапал своего хозяина, кусал, мяукал как сумасшедший, но все же добился своего. Проснувшись и почувствовав выраженную слабость, невероятное чувство голода, головокружение и тремор конечностей, старик схватил дрожащими руками мобильный телефон и первым делом вызвал неотложку. Оказалось, у бедняги уровень глюкозы упал так низко, что обычно в таких случаях больной уже не просыпается.
– Бог ты мой! – воскликнула Любаша. – Если бы не кот, умер бы во сне…
– Да, – подтвердил Владимир Петрович, – но на этом история не закончилась. Через некоторое время Барсик угодил под мотоцикл – увлекся охотой на воробья и выскочил на проезжую часть. Три дня старик не отходил от своего котейки. Женщина-ветеринар, лечившая кота, всякое повидала за свою практику, но все равно очень удивилась такому отношению человека к коту. Она полюбопытствовала, мол, в чем причина такой нежности? Услышав историю спасения Ивана Игоревича, врач все поняла и вопросов больше не задавала.
– Вот так история, – выдохнула Любаша. – Аж дух захватило.
Я покосился на нашего Фараона. Надулся он и сделал важный вид, явно показывая нам: поняли, коты тоже не лыком шиты. Хорошо, котик, очень хорошо, мы и не возражаем.
– И таких случаев, Любашенька, море, – продолжил Владимир Петрович. – Наши ребята любят такие истории. Как-никак коллеги наши – спасатели, – рассмеялся Владимир Петрович и, нащупав плечо девушки, погладил его. – О диабетиках, кстати, много разных баек. Есть где-то собака по кличке Белл. Так вот она стала первой, кому вручили награду за спасение жизни человека с помощью мобильника. Представляешь, Люба, человек впал в диабетическую кому, а собака умудрилась набрать номер службы спасения. Медики приехали вовремя и спасли жизнь хозяину пса. Во как! И тут, как говорится, хочешь верь, а хочешь не верь, но я ведь своими глазами видел, как дворняжка, рискуя собственной жизнью, спасала на МКАД свою подругу. Эх, да что мы говорим о чужих героях? А Фуку? Ведь не испугалась ни огня, ни дыма, если бы не она, где бы я сейчас был? Герой, а не собака. Будь я президентом, точно бы орденом ее наградил…
Я взглянул на Фукусиму – то ли мне показалось, то ли она так нос сморщила, но, по-моему, она улыбалась. По ее напряженному уху определил: слушает внимательно. А как же? Речь-то о коллеге. Я знаю, моя подопечная очень скучает по своей работе. Хотя, честно скажу, никогда не хнычет. Смирилась она со своей судьбой. Так мне однажды и сказала: «Что поделаешь, Трисон, видать, мой срок закончился…» Вообще, Фуку была очень мудрой собакой. Даже будучи слепой, она не раз предупреждала нас с Владимиром Петровичем об опасности.
Однажды Петрович засобирался на прогулку. Смотрю, Фуку как-то неохотно собирается. Я спрашиваю у нее:
– Как себя чувствуешь? Уж не приболела ли?
А она и отвечает мне:
– Не хочется мне сегодня идти гулять, лучше этот вечер дома пересидеть.
– Это еще почему? – удивился я. – Как же так? Мы ведь каждый вечер выходим гулять, Петрович нас не поймет.
– Нужно как-то его удержать, сопротивляйся, – настаивает Фуку, – он ведь без тебя не пойдет. Так что все в твоих лапах.
Я даже опешил.
– Мне-то хоть можешь объяснить, в чем дело? Почему нельзя? Согласись, я должен знать…
– Должен-должен, конечно, – Фуку лизнула мой нос, – но я и сама пока не могу объяснить. Что-то тревожит меня. Выгляни в окно, мне кажется, погода портится или вот-вот испортится. Может, даже резко. Ну, поверь мне, что-то не так. Удержи хозяина.
Фуку, в отличие от нас, поводырей, называла Владимира Петровича хозяином. Мы с ней как-то поначалу даже поспорили. Я ей говорю:
– Зачем ты называешь Петровича хозяином?
– А кем я его должна называть? – удивилась собака. – Он и есть наш хозяин.
– Нет, – говорю, – я не могу так его назвать.
– Это еще почему? Гордый такой, что ли?
– Нет, – отвечаю, – тут несколько причин. Во-первых, я просто закреплен за инвалидом по зрению, а на самом деле я собственность школы по подготовке поводырей. Понимаешь?
– Ну и что? – авкнула Фуку. – А кто за тобой ухаживает, кто кормит, вычесывает? Школа твоя, что ли?
– И еще, – продолжил я, – все-таки я поводырь, то есть, понимаешь, своего рода не просто собака, а самое настоящее средство реабилитации. Тут даже как-то неловко называть человека хозяином.
– И как ты их называешь? – нахмурилась Фуку.
– Подопечные, – гордо сказал я и посмотрел на реакцию собаки.
Она помолчала-помолчала и вдруг говорит:
– А что, красиво звучит: «Подопечные»! – и вдруг неожиданно спросила: – А меня тоже так называешь?
– И тебя тоже, – кивнул я.
– Спасибо, – неожиданно отвечает Фуку. – Спасибо, друг.
Фукусима прижалась ко мне и, немного помолчав, сказала:
– Недавно, когда мы ездили на дачу, слышала, как одна женщина остановилась возле нашего двора – вы как раз с Петровичем в магазин ушли – и разговорилась с Любашей. Та чуть в обморок от ее слов не упала.
– Что она такого сказала, что так Любу напугала? – поинтересовался я.
– Говорит, мол, и зачем он эту калеку возле себя держит? Сам слепой, да еще собаку слепую приютил. Усыпил бы уже да не мучился.
Люба возмутилась, говорит ей: «Как вам не стыдно? Эта «калека» жизнь Петровичу спасла!»
– Ну и что? – усмехнулась тетка. – Рано или поздно все равно подохнет, на то она и собака…
- Предыдущая
- 9/34
- Следующая
