Фукусима, или История собачьей дружбы - Самарский Михаил Александрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/34
• Следующая

– Наверное, – вздрогнула от неожиданности Любаша, – я не знаю, Владимир.

– А я знаю, – задумчиво сказал Владимир Петрович, – потому что знаю, что такое любовь.

– Любовь питается откликом, – словно поддакивая Петровичу, продолжает парень из телевизора. – Отклик – это когда на пылкий взгляд отвечают искрящимся взглядом, на тихую улыбку радостной улыбкой, на страстный поцелуй нежным поцелуем, на боль – состраданием, сочувствием, и вообще, соучастием во всем. Отклик – это интерес друг к другу. Это закон: нет интереса – нет и внимания.

– Жаль, что женщины редко проявляют инициативу, – тихо сказал Владимир Петрович.

Видели бы вы Любу в этот момент. Она побледнела, было такое ощущение, что она вот-вот потеряет сознание.

А телевизор продолжал:

– Женщины более цельные натуры, они талантливы в искусстве любви. И вообще любовь живет благодаря женщинам. Они щедры и отзывчивы, к тому же готовы к самопожертвенной любви и потому так часто попадаются в сети мужчин, желающих лишь поразвлечься, при этом мужчины с удовольствием уделяют так много внимания своей временной избраннице, что женщина начинает думать и заблуждаться, что ее тоже любят.

– Согласен, – закивал Владимир Петрович. – Вот тут я согласен, негодяев очень много.

– Британские социологи составили портрет современного европейца в цифрах и фактах, – продолжает диктор. – По их мнению, настоящую любовь человек способен испытать два раза в жизни.

– Какие-то странные ученые, – рассмеялся Владимир Петрович. – Тебе не кажется, Люба?

– Наверное, – тихо ответила Люба. – Я… я не знаю, Володь.

– Любовь приходит два раза в жизни, так считают ученые, – говорит теледиктор.

– Люба, признавайся, – шутит Петрович, – ты уже любила кого-нибудь? Ну, там в школе или в училище?

– Любила, любила, – рассмеялась Люба. – Только мой жених давно уже женат и двоих детей воспитывает.

– Отлично, – хлопнув в ладоши, Петрович потер ладони друг о друга, – значит, вторая любовь приведет к замужеству. Верно? Ты слышала, что ученые по этому поводу говорят?

Люба снова покраснела и вжалась в кресло.

После вечернего чая Петрович уже было направился к себе в спальню, но Люба попросила его задержаться.

– Что такое, Любаша? – удивленно спросил Владимир Петрович. – Что-то случилось?

– Да, – тихо произнесла Люба, – случилось.

– Что? – испуганно переспросил Владимир Петрович.

– Понимаешь, Володя, – откашлялась Люба, – я… я вижу, что ты сам никогда не решишься на такой шаг, потому и беру инициативу на себя.

Возникла пауза.

– Ну, говори же, Люба, – наконец не выдержал Владимир Петрович. – Говори! – Губы его дрожали.

– Я люблю тебя! – тихо произнесла Люба и, прижавшись к Владимиру Петровичу, громко и твердо добавила: – По-настоящему люблю, хочу стать твоей женой!

Петрович, конечно, герой – не зря ведь его орденом Мужества наградили, но тут что-то растерялся. А может, мне показалось. Но как-то он уж долго раздумывал с ответом. Но наконец собрался с силами.

– Любушка, миленькая моя, – Петрович крепко обнял девушку, – спасибо тебе, дорогая, за смелость. Я бы никогда в своем положении не решился сказать тебе такие слова. Я тебя тоже люблю, но…

– Молчи! – вскрикнула Люба и прижала к губам мужчины свою ладонь. – Молчи, умоляю тебя. Ничего больше не говори. Главное сказано. Все!

Люба забралась Петровичу на колени. Обнявшись, влюбленные долго сидели молча. Мы с Фуку боялись даже пошевелиться. Такое событие в нашей семье! С ума можно сойти.

Первым заговорил Петрович:

– И все же, родная, мы должны поставить точки над «i».

– Сейчас ты со своими точками все испортишь, – нахмурилась Люба.

– Понимаешь, в чем дело, Любань, – Петрович склонил голову и, если бы он видел, наверное, смотрел бы сейчас в пол, – я не могу принять такую жертву. Это…

– Какая жертва? – вскрикнула Люба. – Ты о чем сейчас говоришь? О какой жертве?

– Ну, – растерялся Владимир Петрович, – зачем тебе это? Ты молодая, красивая девка, зачем тебе слепой инвалид?

– А что, слепой инвалид не человек? – возмутилась Люба и принялась прохаживаться по кухне. – Слепого человека нельзя полюбить? Может, и жить таким людям нецелесообразно? Или слепые должны жениться только на слепых? Ты вот сам понимаешь, что сейчас говоришь? Я ведь не слепая. Я вижу человека, я люблю его… А ты… а ты…

Люба неожиданно расплакалась и села в кресло напротив, закрыв лицо руками.

– Люб, ну, прости, – заговорил Петрович, – ну, честное слово, я счастлив. Вот клянусь тебе. Я люблю тебя, просто…

– Ничего простого не вижу, – буркнула Люба. – Нет ничего тут простого. Мне не четырнадцать лет, и я не играю в любовь. Прежде чем сказать тебе такие слова, сто раз подумала.

– Ты хоть представляешь, что тебе всю жизнь придется за мной ухаживать?

– А что за тобой ухаживать? – неожиданно рассмеялась Люба. – Маленький, что ли? Это я пока на работе у тебя, пичкаюсь тут с тобой, как с ребенком. А выйду замуж, будешь у меня тут как миленький и обеды готовить, и квартиру пылесосить, и в магазин ходить! – Люба, повернувшись ко мне, подмигнула: – Правда, Трисон?

– Ав! – подтвердил тут же я.

«Люди мои дорогие, да я ради такого дела готов даже в супермаркет каждый день ходить!»

– Ого! – захлопал в ладоши Владимир Петрович. – Да у вас тут, я смотрю, целый сговор!

Эх, так все хорошо складывается. Но.

Как же печально! Фукусиме становится все хуже и хуже. Не умирай, дорогая. Держись. Давай уже поженим наших человеков. Должны же мы с тобой побывать на свадьбе дорогих наших людей. Фукушка, милая моя, потерпи немножко…

Фуку перестала самостоятельно жевать. Люба кормила ее с ложечки и при помощи специального шприца бульончиком, кашей. В тот вечер мы снова вызвали ей «Скорую». Врач порекомендовал усыпить собаку, но Владимир Петрович наотрез отказался.

– Нет! – твердо заявил он. – Никаких усыплений. Это вам не просто собака-гуляка. Это боевая псина. Это герой. Ее наградили орденом Мужества!

Ветеринар с изумлением посмотрел на Петровича.

– Да-да, – продолжил Владимир Петрович. – В наградной книжке стоит моя фамилия, но наградили нас обоих вместе. Если ей и суждено умереть, то пусть умрет достойно, как настоящий воин. Люба, слышишь? Никому не позволяй убить мою собаку. Пусть умрет своей смертью.

– Не беспокойтесь, Владимир Петрович, – поспешила успокоить ветврач, – как вы скажете, так и будет! Мы…

– До свидания, – не дослушав, сказал Петрович.

Глава 21

Это был, наверное, самый ужасный день в моей жизни. Даже когда меня пацаны-беспризорники перед съедением к батарее привязали, мне не было на душе так муторно, как сегодня. Как вы думаете, кто приезжал к нам в гости? Не стану тянуть кота за хвост (кошачьи фразеологизмы, оказывается, тоже есть), сразу отвечаю: родители нашей Любы – и мама, и папа. Как я понял, атаманом в этом «войске» была мама. Люба с утра уехала по своим де лам. Владимир Петрович, как обычно, сидел за компьютером, мы с Фуку, раз уж представилась такая возможность, на славу отсыпались. Раздался звонок в дверь, Петрович никогда и не спрашивал «кто там», сразу отворил дверь.

Незваная гостья начала с порога:

– Сколько вам лет, уважаемый?

– Простите, с кем имею честь…

– А вы уверены, что вы ее имеете? О какой чести вы говорите? – перебила женщина.

Владимир Петрович сразу догадался, что это мама Любы, и предложил ей пройти в гостиную. Следом за женщиной вошел мужчина, поздоровался, пожал руку хозяину, представился:

– Геннадий Витальевич.

– А как зовут вашу супругу? Я правильно понимаю, что это ваша жена? – спросил Владимир Петрович.

– Правильно-правильно, – язвительно ответила женщина и наконец-то назвала свое имя: – Екатерина Львовна я.

– Вы родители Любаши? – спокойно спросил Владимир Петрович.

– О-о-о-о! Тут у них уже маши-любаши полным ходом…

• Предыдущая
• 31/34
• Следующая