Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/169
- Следующая
— Орел, — буркнул комендант. И вдруг улыбнулся: — А нюх у него, что у твоей легавой, хоть ошейник с медалью вешай. На золото нюх, ежели оно заховано. Бывает, шукают хлопцы на обыске, бьются, а все без толку. Тогда накручивают телефон: «Журбу сюда!» И что ты думаешь? Явится, покрутит носом и — вот они, кругляши!..
Дверь отворилась. Вошла женщина. Саша удивленно подняла плечи. С минуту они молча глядели друг на дружку, потом расхохотались. В одной роте были политбойцами, вместе в разведку ходили, все лето мотались по стране, дрались с врагами Советской власти. Сюда и то ехали в одном вагоне. Вроде бы подруги — водой не разольешь. А помалкивали, что чекистки.
Саша посмотрела на коменданта, устроившего ей ловушку:
— Хитер ты, дядя!
Тот пожал плечами.
— Будешь хитрый, ежели в благословенной Одессе кинешь в собаку, а попадешь в контру.
Снова было пущено в ход пресс-папье, и, когда Журба явился, комендант приказал накормить и устроить Сашу.
Катя Теплова и Саша ночевали в комнатке рядом с кабинетом коменданта. Лежали рядышком на широченном скрипучем топчане и вспоминали о пережитом, временами прерывая беседу, когда комендант очень уж энергично распекал безответного Журбу или колотил по рычагу телефона, пытаясь докричаться до станции…
Саша узнала, что Катюша Теплова — потомственная рыбачка из-под Балаклавы, что родителей ее в восемнадцатом зарубили бандиты и что теперь один-единственный близкий ей человек на всем белом свете — это электрик с минного заградителя «Смелый», который вот уже полгода как не подает о себе вестей, хотя вроде бы жив — видели его люди в матросском десанте у Николаева, потом под Ростовом, потом где-то в Сальских степях…
Слушая подругу, Саша размышляла о своей жизни. Вот и ее разлучила судьба с человеком, который мог стать близким, единственным… Доставив в Киев портфель с драгоценностями, они разъехались. Андрей Шагин получил назначение в особый отдел дивизии, действовавшей на западе Украины. Саше же предстояло пробиваться к родным местам в составе латышского полка… Первой уезжала она. Накануне вечером у них оказалось несколько свободных часов. Устроились на лавочке в каком-то сквере. Больше молчали: в тот последний вечер разговор не клеился.
И писем от него Саша не получала — ни одного письма! Да и откуда было взяться письмам, если ее полк кочевал по лесам и степям, все время в стычках, в боях, и что ни неделя — то новое место базирования, новый адрес!..
Заснули девушки перед рассветом.
Утром Катя Теплова получила назначение в отдел. А Саше под расписку объявили приказ: чекисты, которые в силу военной необходимости покинули свои города, должны вернуться к месту работы.
В этот же день Саша собралась уезжать.
Ее провожали Катя и Журба. Комендант выдал пропуск в порт и записку, по которой Сашу должны были посадить на пароход — тот как раз отправлялся в нужном направлении.
Подруги шли рядом. Журба плелся, поотстав на несколько шагов, неуклюже прижимая к груди вещевой мешок Саши, в котором сейчас находилась связка сушеной тарани и полбуханки хлеба — паек, полученный вЧК.
В порту быстро отыскали нужный причал. Здесь стояла обшарпанная посудина с высокой трубой, пробитой осколками. Из пробоин фонтанчиками выплескивался сизый дым, стекал на палубу и стлался по ней, — казалось, крашенная суриком железная палуба раскалена, дымится, вот-вот взорвется и пароходик взлетит к небесам.
— «Демосфен», — с трудом прочитала Катя полустершуюся, в грязных подтеках надпись на скуле парохода.
— Был такой грек, — сказал Журба. — В древности жил.
— Хорош! — продолжала Катя. — Как сядешь на этого «Демосфена», так держись за спасательный круг. Еще лучше — пробки надень, так и сиди.
— На вашем месте, я бы не поехал, — вдруг сказал Журба и покраснел. — Я этот «Демосфен» знаю. Что ни рейс, то авария. На прошлой неделе дал течь, его буксир спасал. Насилу дотянул до берега.
— Глупости, — возразила Саша. — Он еще поплавает, этот дредноут. И потом, я везучая. Словом, за меня не беспокойся. Дай-ка мешок!
Но Журба еще крепче обхватил вещевой мешок гостьи.
— Не уезжайте, — проговорил он и опустил глаза.
— То есть как? — не поняла Саша. — Совсем не уезжать? Здесь остаться?
Журба стал что-то торопливо объяснять, но голос его утонул в реве сирены. К причалу подходил большой транспорт. Вот с высокого корабельного носа швырнули на берег легость — груз с разматывающимся линем. Транспорт стал швартоваться.
— Как не уезжать? — повторила Саша. — Совсем?
— Ну да, — кивнул Журба и сразу стал багровым. — Оставайтесь у нас…
Саша почувствовала, что и сама заливается краской. Вдруг вспомнилось: утром, когда вернулась с Катей из умывальной, на подоконнике обнаружила граненый стакан с водой и в нем — розу. Позже Журба вызвался проводить девушек в столовую и устроил так, что они быстро и сытно позавтракали. А потом он же битый час висел на телефоне, обзванивая десятки людей в порту, пока не выяснил все необходимое о пароходе. И в заключение приволок хлеб и тарань — Саша в спешке забыла, что надо позаботиться о еде на время поездки… Ну и Журба!
Она растерянно смотрела на юношу. А тот вдруг выпустил вещевой мешок, повернулся и быстро пошел назад. И огромный револьвер в нелепой кобуре прыгал и колотился по его тощему боку.
Саша, будто и впрямь в чем-то была виновата, с опаской скосила глаза на подругу. Но Кате было не до нее. Прижав к щекам ладони, она во все глаза смотрела на группу моряков, спускавшихся по трапу с подошедшего транспорта. Вот она стала клониться вперед, сделала шаг к морякам, еще шаг — и вдруг ринулась к одному из них. Высокая, с разметавшимися по плечам черными волосами, в туго перепоясанной солдатским ремнем черной короткой кожанке, надетой поверх цветастого легкого платья, бежала Катя по выщербленным каменным плитам причала.
А тот, к кому она мчалась, был недвижим, будто врос в камень, на котором стоял, и сам стал камнем: расставленные и чуть согнутые в коленях ноги в брезентовых брюках, распахнутый на здоровенной груди синий китель, широкое лицо, едва видное из-за надетого на плечи колесного станка пулемета «максим».
- Предыдущая
- 27/169
- Следующая
