Безумцы - Насибов Александр Ашотович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/75
- Следующая
Диктатор выслушал все это очень внимательно. Когда Канарис закончил, он с чувством пожал руку своему давнему другу и покровителю. Он целиком согласен с каждым словом адмирала. Тот, как всегда, мыслит широко, видит перспективу.
В заключение Франко сказал, что адмирала Канариса просит пожаловать к себе генерал Вигон.
Состоялось и это свидание. Руководитель военной разведки Испании заявил, что хочет сделать подарок адмиралу. Речь идет об удивительном изобретении, которое, как он надеется, сослужит хорошую службу немецким друзьям.
Вскоре два офицера внесли и поставили на стол тяжелый клетчатый саквояж. Вигон раскрыл его. В саквояже был серебристый цилиндр с переключателями, шкалами, измерительными приборами и подобием маленького экрана.
Затем из саквояжа был извлечен конверт с чертежами устройства и описанием работы.
Канарис внутренне усмехнулся. Люди из испанской резидентуры абвера еще семь месяцев назад тайно скопировали и переправили в Германию чертежи этого изобретения!
Между тем Вигон нетерпеливо следил за адмиралом, знакомившимся с подарком. Наконец Канарис отложил бумаги, протянул генералу обе руки. Друзья сердечно обнялись.
— Где вы думаете использовать это? — спросил Вигон, глазами показывая на прибор.
— Надо подумать. — Канарис неопределенно повел плечом. — Так сразу и не решишь…
Вигон понимающе кивнул.
— Конечно, на это нужно время, — заметил он. И вдруг добавил: — Прошу учесть, устройство особенно хорошо действует под водой.
Не было ли в словах Вигона намека? Канарис испытующе взглянул на собеседника. А тот окончательно огорошил гостя.
— Советую вам, — небрежно проговорил Вигон, укладывая цилиндр в саквояж и защелкивая замки, — советую передать эту штуку на испытание Артуру Абсту.
Канарис не знал, что и думать. Для всех непосвященных Абст уже несколько лет как исчез. Где он, чем занимается, знали лишь несколько человек из числа ближайших помощников адмирала. Выходит, это не было секретом и для Франко! Более того, сейчас в словах Вигона прозвучал явный намек на то, что испанцам известно и о похищении чертежей прибора, и о том, что прибор уже создан немцами и испытывается у Абста. Вот какой подтекст имел этот сердечный подарок. Франко убедительно доказал, что и он не прост, пальца в рот ему не клади!
А поезд мчался и мчался, приближаясь к западному побережью страны. Там, не доезжая сотни километров до Барселоны, в укромной бухте Террахоны, Канариса и его спутника ждала германская подводная лодка.
Фегелейн сидел в глубине купе, у окна. Перед ним высилась стопка иллюстрированных журналов, которые он просматривал и швырял на пол. Группенфюрер непрерывно курил и ловко сплевывал в открытое окно.
Канарис устроился ближе к двери. Стюард поставил перед ним бутылку мадеры. Но шефу абвера было не до вина. Мысленно он находился далеко отсюда, в оккупированном вермахтом городе Смоленске, где вот-вот должны были убить Гитлера.
Всю последнюю неделю Канарис только об этом и думал. И каждый час увеличивал напряжение. Время, когда радио разнесет по миру ошеломляющую весть, приближалось…
Канарис нервничал. В который раз перебирал он в памяти этапы распрей, борьбы внутри вермахта и партии… Это могло показаться странным: борьба среди единомышленников! Ведь генералы, верхушка партии и СС, короли промышленности и денежные тузы — все они исповедовали одну и ту же веру. Одинаковой была и цель: Германия должна владычествовать на земле, все остальное либо будет служить ей, либо обречено на уничтожение. И тем не менее борьба не только не утихала, но год от года становилась все непримиримее, яростнее. Борьба за власть, за место на самой верхушке. Борьба за благосклонность фюрера и борьба против самого Гитлера, когда обстановка осложнилась и над рейхом сгущались тучи…
Итак, с чего началось? Кто подал мысль убить Гитлера, если того потребуют обстоятельства?
Канарис беспокойно задвигался на своем диване, передернул плечом.
Да он же, сам Гитлер. Именно он, и никто другой!
Канарис вспоминает. 30 июля 1934 года. С рассветом по всей Германии гремят выстрелы. Людей, указанных в списках, безжалостно убивают на улицах, в домах, прямо в постелях — всюду, где бы их ни застали. Перепуганные обыватели забились в щели, не смея высунуть носа.
В Берлине действует Геринг, в Мюнхене — сам Гитлер. Уничтожены Грегор Штрассер, Юлиус Шлейхер, десятки других руководителей СА[39].
Гитлер берет на себя наиболее ответственную часть операции. Он направляется на виллу своего “старинного друга и сподвижника” начальника штаба СА Эрнста Рема.
“Кто идет?” — спрашивают при входе.
“Телеграмма из Мюнхена”, — изменив голос, отвечает Гитлер.
Дверь отпирается. Сопровождающие фюрера эсэсовцы разряжают пистолеты в хозяина дома.
Несколькими часами позже мощный пропагандистский аппарат нацистов объявил стране: руководители штурмовиков предали дело фюрера, устроили заговор и готовили путч. Однако фюрер с прозорливостью гения расстроил их планы. Изменники уничтожены. В стране мир и спокойствие. Слава фюреру!
В Германии многие верили этому. Но уж Канарису-то было известно, что истошные вопли прессы и радио относительно путча — чистейшая ложь. Просто Гитлеру, Герингу и Гиммлеру потребовалось убрать тех из своих бывших коллег, нужда в которых миновала…
Разумеется, все это не осталось в тайне. Разве спрячешь такое? И вот теперь, когда пришло время, метод Гитлера заговорщики обратили против него самого.
Фегелейн завозился на диване, отбросил очередной просмотренный журнал, взял новый. В руках у него оказался толстый иллюстрированный еженедельник. Генерал уселся поудобнее, раскрыл его и счастливо улыбнулся. Он так и замер с журналом перед глазами.
Канарис, искоса наблюдавший за спутником, с профессиональным любопытством заглянул ему через плечо. Он и раньше догадывался, что ищет Фегелейн в ворохе журналов и газет, и теперь с удовлетворением отметил, что не ошибся. Группенфюрер рассматривал фото, на котором был запечатлен момент бегов: ипподром, кричащие люди, пестрые флаги и — лошади, приближающиеся к финишу. Впереди мчался огромный вороной жеребец. Он распластался в воздухе, казалось, готовый вырваться из тонких, будто игрушечных, оглобель: вытянутая мощная шея и маленькая сухая голова, распушенный по ветру хвост. Ездок, изо всех сил натягивавший вожжи, почти лежал на качалке.
Рассматривая рысака, Фегелейн вздыхал от удовольствия, покачивал головой, причмокивал. Потом, скосив глаз и убедившись, что за ним не следят, быстрым движением вырвал страницу со снимком и запрятал ее в карман.
Канарис брезгливо поджал губы. Боже, как ненавидел он и презирал этого человека! Врожденная, интуитивная неприязнь аристократа к плебею смешивалась с чувством страха от сознания опасности, всегда грозившей со стороны Фегелейна, и завистью к выскочке, чья карьера выглядела фантастической даже по меркам гитлеровской сатрапии.
— Прохвост, — пробормотал адмирал.
Еще не так давно ни Канарис, ни другие вельможи третьего рейха и не подозревали о существовании Германа Фегелейна. Впрочем, многие из них, посещавшие знаменитую скаковую конюшню Кристиана Вебера, старого члена НСДАП[40], ловкого дельца и ярого почитателя Гитлера, вероятно, видели там расторопного конюха, умевшего на диво вычистить лошадь, красиво вывести ее на смотр, а при случае — и проскакать по манежу.
Это и был Фегелейн.
Позже он стал жокеем, участвовал в крупных скачках, на которых собиралась берлинская знать, даже брал кое-какие призы.
Здесь Фегелейн, за всю свою жизнь не прочитавший ни единой книги и едва способный поставить подпись в платежной ведомости, показал себя тонким политиком: он стал ухаживать за некоей девицей по имени Гретель. Девица не имела ни капиталов, ни титулованных родителей. Какие же необыкновенные достоинства обнаружил в ней конюх и жокей?
- Предыдущая
- 36/75
- Следующая
