Внушение на расстоянии - Васильев Леонид Сергеевич - Страница 32

Так, проф. Д.А.Бирюков, физиолог, заканчивает свою статью, озаглавленную «Передача мысли невозможна», словами: «Мышление есть свойство мозговой материи и неотделимо от неё. С этой точки зрения постановка вопроса об отделимости мысли от мозга, её передача исключается»[136]. «Но это вовсе не значит, — возражает ему проф. В.П.Тугаринов, философ, — что мысль нельзя передавать другому. Ведь передаётся информация о содержании мысли. И носителем информации является вещественный фактор — волны, излучения, письменные знаки… Если бы сторонники телепатии искали способы передачи мысли без материального агента, это было бы бессмысленно и абсурдно. Большинство ищет новые виды материального движения для передачи мысли. Их опыты отнюдь не противоречат научному взгляду на мир, выражаемому марксистским мировоззрением»[137].

Д.А.Бирюков выдвигает ещё и другое положение, исключающее, по его мнению, возможность мысленного внушения. Мысли, правильно замечает он, существуют у нас в форме слов. Слова же всегда принадлежат какому-либо национальному языку, между тем как мозговые процессы лишены национальных признаков. Следовательно, заключает проф. Бирюков, передача мыслей на расстояние опять-таки невозможна.

По-видимому, Д.А.Бирюков, утверждая это, был сбит с толку неудачными выражениями — «передача мыслей», «мысленное внушение», часто употребляемыми парапсихологами. Телепатически передаются не понятия, не суждения или умозаключения, не то, что в строгом и тесном смысле можно назвать мыслями; передаются всегда только ощущения, образы — зрительные и всякие другие, чувства разного рода и побуждения к действию.

В выдержке из письма, приведенной в гл. V, проф. К.И.Платонов категорически заявляет: словесный мысленный приказ «Засыпайте! Спите!» всегда остается безрезультатным; для достижения положительного результата внушающий должен возможно более ярко вообразить себе образ перципиента и притом так, как будто бы перципиент уже заснул. То же самое пишет и д-р Катков. Надо раз навсегда уяснить себе коренное различие между обычным словесным внушением гипнотизёров и телепатическим бессловесным внушением. Каждый народ говорит на своём национальном языке, но язык образов — язык искусства — интернационален, его понимают все. Такое же точно различие существует между словесным и бессловесным внушением: первое воспринимается только знающими тот язык, на котором оно даётся; второе в принципе может быть воспринято всеми, даже детьми, даже, быть может, высшими животными, как утверждал В.М.Бехтерев.

В опытах, организованных в международном масштабе, французские, немецкие и польские индукторы успешно внушали различные рисунки афинским перципиентам. Не могли же последние знать три иностранных языка — французский, немецкий, тем более польский. А афинские индукторы с таким же успехом отправляли свои внушения французским, немецким и польским перципиентам, не знавшим ни слова по-гречески.

Для тех, кто достаточно знаком с учением И.П.Павлова о высшей нервной деятельности, к уже сказанному добавлю: словесное внушение относится ко второй сигнальной системе, лежащей в основе логического, всегда словесного, мышления; когда же мы говорим о внушении на расстоянии, то имеем в виду первую сигнальную систему, т. е. образное предметное мышление, ассоциации образов, а не логику понятий, суждений и умозаключений.

Весь приведённый в данной брошюре фактический материал свидетельствует о том, что это именно так и есть. В проводимых ныне опытах по внушению на расстоянии испытуемым, спящим или бодрствующим, обычно передаются рисунки или зрительные образы предметов, те или иные движения, поступки, чувства, но совсем не «мысли», в прямом и тесном смысле этого слова. Что касается отдельных слов и их сочетаний, то они изредка имеют место в случаях спонтанной телепатии. Тут надо вспомнить, что слова в некоторых случаях бывают сигналами, относящимися не ко второй, а к первой сигнальной системе. Простым условными раздражителями они могут быть для дрессированных животных, для маленьких детей, у которых ещё не развилась вторая сигнальная система, для слабоумных взрослых, да и для нормальных людей в состоянии сна. Во второй главе приведены случаи спонтанной телепатии, в которых перципиенты воспринимали слова индуктора в своих сновидениях или в просоночном состоянии; но ведь во время сна вторая сигнальная система заторможена и действует одна только первая сигнальная система. Примером телепатической передачи слова, как простого условного раздражителя, может служить случай, описанный проф. де Ти: произнесение её слабоумным братом ничего не говорящего ему названия городка Эстрепаньи.

Несравненно более частая передача на расстоянии зрительных и всяких других образов, чем слов подтверждает правильность высказанной мною в девятой главе мысли, что телепатическая связь отнюдь не является последним достижением эволюции. Ведь в процессе эволюции вторая сигнальная система появилась позже первой. Непрерывно подтормаживая в бодрственном состоянии более древнюю первую сигнальную систему, она ограничивает у человека проявление внушения на расстоянии, как в отношении индукции, так и перцепции.

Всё это имеет несомненный интерес для естественника. Для философа же важнее подчеркнуть другое: телепатическая перцепция, если она будет окончательно установлена, явится единственным средством непосредственного познания чужой психики, по крайней мере некоторых психических переживаний (относящихся, по Павлову, к первой сигнальной системе). Иных средств современная наука не знает. Одно время возлагалась надежда на расшифровку электроэнцефалограмм в целях проникновения в содержание психики другого лица, но надежда эта не оправдалась. О содержании чужой психики мы можем судить только косвенным образом — по аналогии с самим собой. Например, мой собеседник говорит что-либо смешное, шутит, смеётся; по собственному опыту я знаю, что, когда сам веду себя подобным образом, мне бывает весело, я переживаю некое своеобразное чувство. Значит, заключаю я по аналогии с самим собой, данный момент такое же чувство переживает и мой собеседник. Но это не доказательство: ведь хороший актёр может отлично изобразить все внешние признаки весёлости, хотя на самом деле ему, быть может, совсем не до веселья.

«Чужая душа — потёмки», — говорит народная мудрость. А известный в своё время профессор философии А.И.Введенский, основываясь на рефлекторной теории поведения животных и человека, выдвинул тезис об «отсутствии объективных признаков чужой одушевлённости». Нельзя, мол, доказать, что другие люди не рефлекторные автоматы, а такие же, как я сам, одарённые психикой существа. И никто в то время не смог представить таких доказательств, никто не догадался заявить, что экспериментальное доказательство одушевлённости другого лица в принципе может быть дано опытами бессловесного внушения и случаями спонтанной телепатии. Овладение телепатическими явлениями обещает расширить наши познавательные возможности и как раз в той области знания — психологии, — где они так ограниченны.

Строго научное изучение различных проявлений внушения на расстоянии имеет также идеологическое, антирелигиозное значение. В капиталистических странах эти явления сплошь и рядом используются как веский довод, подкрепляющий суеверные представления о душе, о «власти духа над материей». У нас в широких кругах населения интерес к внушению на расстоянии питается происходящими в обыденной жизни явлениями спонтанной телепатии. Её проявления имеют место и в наши дни, у советских людей, освободившихся от суеверных религиозных представлений. Явления эти настоятельно требуют научного объяснения. Их отрицание или замалчивание приносит не пользу, а вред: «Шила в мешке не утаишь». Это понимали и понимают многие выдающиеся представители советской культуры — учёные и писатели, в том числе и К.Э.Циолковский.

Сейчас ещё трудно гадать о том, какое значение для науки и жизни имело бы практическое овладение явлениями бессловесного внушения и выяснение осуществляющего его фактора. По этому вопросу высказываются различные мнения — пессимистические и оптимистические, однако преобладают первые. Например, проф. Эмилио Сервадио (Е. Servadio) считает, что «явления телепатии мало влияют или совсем не влияют на развитие нашей культуры; они несравненно менее полезны, чем обычные средства коммуникации; никто не сомневается в том, что любой случай телепатии, каким бы поражающим он ни был, несравненно менее точен и удобен для установления связи, чем телеграмма или телефонный вызов»[138]. Телепатическая связь может быть полезной для некоторых животных, могла быть полезной для людей до изобретения современных средств коммуникации, но теряет своё значение в условиях современной жизни.