Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.) - Гудкайнд Терри - Страница 8

• Предыдущая
• 8/134
• Следующая

Наконец мать собралась с силами:

— Ты все правильно продумала, дитя мое. Не знаю, будет ли толк, но мы поговорим с Себастьяном. Бесспорно только одно: надо уходить. Нельзя и мечтать остаться здесь до весны, раз они совсем близко. Уходим на рассвете.

— Мама, а если Себастьян не захочет увести нас из Д’Хары?.. Куда мы в таком случае пойдем?

Мать улыбнулась:

— Дитя мое, мир велик. Мы с тобой — всего лишь два неприметных человека. И опять просто исчезнем. Я знаю, это нелегко, но ведь мы с тобой вместе. И мы увидим новые места, новые земли… Ступай, веди сюда Себастьяна, а я пойду готовить ужин. Нам надо хорошенько поесть.

Дженнсен торопливо поцеловала мать в щеку и побежала вниз по тропе. Снова накрапывал притихший было дождь. Среди деревьев было так темно, что девушка едва различала тропу. Деревья вокруг казались ей д’харианскими солдатами, широкоплечими, могучими, пугающими. Она знала, что теперь, когда она увидела вблизи мертвого солдата, ее будут преследовать кошмары.

Себастьян все еще сидел на уступе, дожидаясь ее. Когда Дженнсен подбежала к нему, он встал.

— Мама сказала, все в порядке. Вы можете спать в пещере со скотиной. Она уже начала готовить рыбу. Она хочет с вами познакомиться.

Себастьян был настолько утомлен, что не мог выразить никакой радости, но ему удалось выдавить из себя подобие улыбки. Дженнсен схватила его за запястье и потянула за собой. Себастьяна продолжало трясти и лихорадить. Руки у него стали еще горячее. Дженнсен знала, что именно так и проявляется лихорадка. Человек дрожит, хотя горит внутри огнем. Но она была уверена, что скоро он придет в себя — от еды, трав и сна в тепле.

В одном не была она уверена: согласится ли он помочь.

Коза Бетти внимательно смотрела на них из своего загона, испуганным блеянием выражая недовольство по поводу вторжения в ее владения. Дженнсен набрала соломы из убежища Бетти и отнесла в сторону, для Себастьяна. Потом ласково почесала за ушами встревоженную козы, похлопала по коричневой волнистой шерсти на круглых боках и дала полморковки. Бетти сменила испуг на бурную радость и принялась махать коротким, торчащим вверх хвостом. Себастьян снял плащ и заплечный мешок, но не расстался с поясом, на котором крепилось его новое оружие. Потом он отстегнул из-под заплечника свернутый спальник и расстелил его на соломенной подстилке. Несмотря на настойчивые уговоры Дженнсен, сидящей на коленях у входа в пещеру и подготавливающей углубление для костра, странник не ложился.

Он принялся помогать ей с разведением огня, и она в свете из окна — домик находился совсем рядом, на другой стороне лужайки, — увидела, как струится по его лицу пот. Себастьян безостановочно остругивал ножом ветку, и перед ним уже образовалась горка стружек. Потом он несколько раз ударил железом по кремню, выбивая искры.

После этого прикрывал стружки руками и легонько дул на медленно разгорающееся пламя, затем перенес запылавшие стружки под лучину для растопки. Огонь с треском побежал по сухим лучинкам. От загоревшихся веток заструился приятный аромат.

Дженнсен собиралась сбегать в дом и принести немного горячих углей, но Себастьян разжег костер прежде, чем она предложила сделать это. По тому, как он дрожал, девушка могла представить, насколько ему хочется тепла. Из дома доносился запах жарящейся рыбы, и когда время от времени стихал ветер, Дженнсен различала звук шкворчащего масла на сковороде.

Цыплята отпрянули от разгорающегося пламени вглубь пещеры, затаились в тени. Бетти стояла с навостренными ушами, надеясь, что ей дадут еще морковку, и то и дело начинала помахивать хвостом.

Когда-то в далеком прошлом пещера образовалась из-за того, что отколовшийся кусок скалы выпал, подобно расшатавшемуся гигантскому зубу, и вонзился в нижнюю часть склона, а на его прежнем месте осталось сухое гнездо. Теперь у подножия скалы вокруг скатившихся валунов густо выросли деревья. Пещера уходила вглубь всего на двадцать футов, но скала над входом защищала от непогоды, словно навес, и внутри всегда было сухо. Дженнсен была высокого роста, но потолок пещеры позволял ей стоять прямо, только кое-где приходилось наклоняться. Поскольку Себастьян был лишь немного выше ее, ежик его волос, казавшихся янтарно-оранжевыми при свете костра, также не задевал потолка. Когда странник пошел за сложенными в глубине сухими дровами, цыплята запищали, но быстро успокоились.

Дженнсен присела на корточки возле костра, спиной к дождю, и протянула руки к потрескивающему огню. Себастьян сделал то же самое по другую сторону. После дня, проведенного в холоде и сырости, тепло костра казалось роскошью. Дженнсен хорошо знала, что рано или поздно зима нагрянет со всей яростью. И сейчас уже на улице было холодно и неуютно, но будет еще хуже.

Девушка пыталась не думать о том, что придется покинуть дом. Уже в тот момент, когда она увидела записку, она знала, что предстоящего не избежать.

— Вы голодны? — спросила она.

— Умираю от голода, — сказал Себастьян, предвкушая рыбу на ужин с не меньшим нетерпением, чем Бетти — морковку.

Да и у Дженнсен от запаха рыбы заурчало в животе.

— Это хорошо. Мама всегда говорит, что когда у больного появляется аппетит, дела идут на поправку.

— Через день-другой я буду в полном порядке.

— Да, отдых пойдет вам на пользу. Мы никогда и никого еще не оставляли здесь. Но поймите, нам надо принять меры предосторожности.

По глазам Себастьяна она увидела, что тот ничего не понял. Тем не менее он пожал плечами, признавая ее благоразумие.

Дженнсен достала из ножен свой нож. Он не шел ни в какое сравнение с изящным оружием погибшего солдата.

У ножа Дженнсен была простая рукоять, сделанная из оленьего рога, и тонкое лезвие, отточенное, как бритва. Девушка быстро сделала небольшой надрез на внутренней стороне своего левого предплечья. Себастьян, нахмурившись, запротестовал, но она строго глянула на него, и он застыл на месте, с растущим интересом наблюдая, как Дженнсен вытирает обеими сторонами лезвия алые капли крови, сочащиеся из раны. С вызывающей решимостью она посмотрела гостю в глаза, а затем повернулась к нему спиной и прошла к выходу пещеры, туда, где дождь увлажнил землю.

Опустившись на корточки и чувствуя на себе взгляд Себастьяна, Дженнсен начертила намоченным в крови ножом большой круг, затем четырьмя быстрыми движениями нарисовала квадрат, углы которого касались круга. И почти не прерывая линии, изобразила меньший круг, вписанный в квадрат.

Рисуя фигуру, она тихо бормотала молитвы, прося добрых духов помочь движениям ее руки. Похоже, она все делала правильно. Себастьян мог услышать ее голос, но вряд ли различал слова. Вдруг ей пришло в голову, что все это напоминает голоса, которые ей иногда чудились. А когда она чертила внешний круг, то услышала голос, шепотом звавший ее по имени.

После молитвы она открыла глаза и нарисовала восьмиконечную звезду, лучи которой пронзали оба круга и квадрат. Считалось, что лучи представляют собой дар Создателя, поэтому, рисуя восьмиконечную звезду, Дженнсен всегда нашептывала молитву, которая произносилась в благодарность за дары.

Когда она закончила обряд и подняла глаза, перед нею стояла мать, будто возникшая из тени или материализовавшаяся из рисунка. В свете пламени мать была похожа на образ духа неземной красоты.

— Молодой человек, вы знаете, что означают эти рисунки? — спросила она еле слышным голосом.

Себастьян неотрывно смотрел на нее, как обычно смотрели все впервые видящие. Потом он отрицательно покачал головой.

— Это называется Благодать. Эти фигуры рисовали тысячу лет люди, наделенные магическим даром, — говорят, с момента создания мира. Внешний круг означает начало вечного существования подземного мира — мира Владетеля. Внутренний круг — продолжение мира живых. Квадрат представляет собой разделяющую оба мира завесу смерти. Время от времени он касается обеих сущностей. Звезда — дарованная Создателем магия, простирающаяся сквозь жизнь и пересекающая мир мертвых.

• Предыдущая
• 8/134
• Следующая