Парад скелетов - Найканен Марк - Страница 14

• Предыдущая
• 14/78
• Следующая

Но она единственная, кто заговорил. Джун, например, потеряла дар речи. Веселый Роджер уставился на меня, а сынишка потерял всякий интерес к женской натуре и снова начал хныкать.

– Это была ее мамочка? Та, которая хрипела?

– Очень наблюдательно с твоей стороны, Бриллиантовая девочка.

Я чувствовал, что стараюсь тщательно подбирать слова. Это она со мной такое сделала, заставила меня быть осторожным. Мне это не понравилось. Ни капельки не понравилось, но она меня заинтриговала.

– Значит, я тоже увижу нечто подобное? – она улыбнулась своей матери, которая этого не видела. Она прислонилась к клетке, опустив голову.

– Может, я сделаю тебя первой, а она будет наблюдать, – высказал я предположение.

– Нет, – фыркнула Бриллиантовая девочка, наклонив голову, словно одноглазая проститутка в стране слепых. – Этого ты не сделаешь. Сначала ты убьешь ее, потом папочку, потом моего братца, и только потом меня.

Она права, но откуда она это узнала? На самом деле, мне очень хотелось спросить ее об этом. А она продолжала:

– Я это знаю, потому что на твоем месте сделала бы именно так.

Часами наблюдаю за ними на мониторе в моей спальне. У меня установлены три камеры, две на стенах и одна в потолке, как раз над ними. Уверен, они этого не заметили. Там нечего особо замечать; глазки камеры очень маленькие, а стены и потолок не закончены, не обработаны.

Но я очень многое увидел. Джун только что закончила один из нескончаемых раундов игры в крестики-нолики на грязном полу со своим сынишкой. Сегодняшний раунд продолжался более двух часов. Они стирали мел ладонями и играли, не говоря ни слова. Неделями занимались этим.

Веселый Роджер большую часть времени сидел, прислонившись к стене, а когда двигался, то держался за нижнюю часть спины так, словно у него вышиблены диски. Он не жаловался, днями почти ничего не говорил.

Бриллиантовая девочка внимательно, не хуже меня, наблюдала за своей семьей. Когда вчера Веселый Роджер попробовал заговорить с ней, она сказала ему, чтобы он «отвалил».

Я заметил, что она внимательно смотрит на потолок и стены, словно подозревает, что я наблюдаю за ними.

У меня также зародилась уверенность, что она соблазняет меня. Подозреваю, такое утверждения вызовет у нее только усмешку, но это очевидно. Особенно после инцидента с ее языком и моими пальцами в микроавтобусе, и после того, как она продемонстрировала свои прелести в «коробке для котят», когда мы только сюда приехали. Но даже в те часы, когда меня нет в подвале, она пытается соблазнить меня. Иногда она потягивается, проделывает целую серию очень женственных движений, при этом всегда позирует, максимально открывая что-нибудь для обозрения: то ли это ее приподнятый зад, когда стоит на четвереньках, то ли грудь, выставленную в профиль, когда расправляет плечи.

Прошла первая неделя. Меня сильно заинтриговало ее позирование, и я принес им всем ведра с теплой водой, мыло и салфетки для лица. Принес и полотенца. Я поставил все это в пределах их досягаемости и поднялся в спальню к своему монитору.

Сначала Джун и Веселый Роджер помогли вымыться сынишке. Затем они занялись собой. Веселый Роджер делал это заученными отрывистыми движениями, как человек, которому наплевать, как от него пахнет. А Джун яростно терла себя, как раскаивающаяся грешница – женщина, ненавидящая свое тело. Это напомнило мне тех, кто хочет от ванны только одного – содрать собственную шкуру.

Дочь подождала, пока они все отойдут в сторону, затем скинула одежды и машинально вымылась.

С этого момента я давал им ведра и мыльные принадлежности через день, только для того, чтобы наблюдать за Бриллиантовой девочкой. Проделал это во второй раз и удобно устроился перед своим монитором.

Бриллиантовая девочка стянула с себя весь верх, затем штанишки. Очень по-деловому. Но на этот раз она стягивала свои штанишки так, словно резинка оказалась очень тугой. Она меня дразнила. Определенно это отличалось от того, что я видел раньше. Может, она действительно подозревала, что я за ней наблюдаю, и пыталась играть на моих желаниях? Я сел ровнее, прекрасно понимая, что при желании могу в любой момент спуститься в подвал.

Когда ее трусики скользнули по бугорку Венеры, она остановилась, чтобы лениво почесать открывшийся темный уголок. Провокационно. Ее локти с каждым движением сжимали грудь, заставляя ту вылезать из бюстгальтера. Все это меня очень возбудило. Я не смог бы оторвать от нее взгляда, даже если бы весь сарай сейчас вспыхнул.

Оставаясь лицом ко мне, она наклонилась и сняла трусики. Ее волосы упали на лоб. На какое-то мгновение она стала воплощением самой скромности, но тут она резко выпрямилась, и трусики полетели у нее через голову за спину. Она расстегнула бюстгальтер. И опять-таки, она двигалась очень медленно. Ее пальцы многообещающе задерживались то тут, то там.

Все это заметил не только я один. Неряха Веселый Роджер тоже проявил горячий интерес, хотя Джун велела ему отвернуться. Он поднял руки в знак того, что подчиняется, словно был пойман на месте преступления. Отвернувшись, он заставил то же самое сделать и сынишку, думаю, по принципу того, что раз уж он не может смотреть на это, то справедливость требует того же и от его сына.

– Ты думаешь, что ты делаешь? – прошипела Джун дочери. Бриллиантовая девочка не обратила на нее никакого внимания и высвободила сначала одну грудь, затем другую.

Джун оглянулась, словно подозревала, что у девушки имеется аудитория, затем злобно уставилась на нее. Я тоже уставился на нее. Мне казалось, что я вижу ее груди в первый раз. Они такие во всех отношениях девичьи, такие упругие, так выступают вперед. Они еще не страдали от детей или времени, ожирения или потери веса, качающаяся часть женской плоти. Они... великолепные... непорочно белые с маленькими сосками. Темная полоска между ними образует почти правильную «V», соответствующую «V», расположенной ниже, на такой привлекательной, такой заманчивой белизне, что я не могу оторвать взгляд. Я обнаружил, что умоляю ее повернуться так, чтобы я мог лицезреть ее попку, которую до этого видел только мельком. И вот она сделала именно то, что я хотел. Но ее чертова мамочка взяла полотенце. Я проклинал эту женщину. Я убил бы ее, если бы она закрыла прекрасный образ, но Джун подняла полотенце между дочерью и мужской половиной семьи.

Я очарован бледным отпечатком трусиков на попке Бриллиантовой девочки. Мое дыхание – настоящая буря. Она с такой простотой исполняла самое великое мое желание, словно знала, чего я хочу.

Она подошла к краю клетки. Ее мать все время держала полотенце рядом с ней. А она взяла остатки воды в ведре и начала тщательно и без спешки мыться. Не торопясь? Да, я в этом несомненно уверен. Сегодня она не такая деловая. Она сегодня дерзкая. Бесстыдная. Знает, что делает... знает. Она порождает во мне все более и более богатые фантазии, и мне приходится сдерживаться, чтобы не вытащить ее из клетки. Я и так уже провел слишком много времени, наблюдая за ней, думая о ней. Прошлой ночью она даже мне приснилась. Она везла ребенка в коляске, назвала его Персик.

– Персик, – прошептала она мне в ухо.

Даже во сне я чувствовал ее горячее и влажное дыхание. Персик? Я только подумал об этом, но ничего не сказал.

Теперь она снова повернулась ко мне попкой и терла себя, терла, терла. Пробежала мочалкой по всему позвоночнику, потом вылила грязную воду и снова начала мыться. Ее кожа из бледной стала розовой.

Мечтать о ней? Никогда не мечтаю о них. Никогда. Мои мечты не отягощены такими трюками. Сейчас мне хочется встать на колени позади нее, положить руки на ее бедра, почувствовать их упругость, те волны тепла, которые они испускают, когда я их широко раздвигаю. Я хочу, чтобы мой язык прочувствовал тот жар, который она может предложить, одновременно вдыхая ее запах.

Она довела меня до этого. Она должна умереть, но, конечно, она права: она уйдет последней.

• Предыдущая
• 14/78
• Следующая