Александр Великий - Догерти Пол - Страница 43
- Предыдущая
- 43/53
- Следующая
Таис, должно быть, тоже была заинтересована в смерти Александра. Старое клише: «Нет ничего страшнее оскорбленной женщины» подходит к этому случаю как нельзя лучше. Если верить Афинею, Таис оставила комфортную жизнь в Афинах и последовала за Александром. Она была еще с царем и оказывала на него значительное влияние, когда в 330 году до н. э. он сжег Персеполь. Позднее Александр оставил Таис – сначала ради Барсины, а потом Роксаны. Затем он женился еще на двух персидских царевнах, а Таис, прошедшую не через одни руки, передал Птолемею. У Плутарха Таис – не в пример персидским царевнам – женщина не пассивная и послушная, а независимая, крепкая физически и морально. Она выдерживает военные кампании, трудности армейской жизни, нешуточные опасности: ведь в любой момент ее могли убить, унизить, забрать в плен. Она – уроженка Афин, а потому питает глубокую ненависть к Персидской империи. Таис обладает силой убеждения, коль скоро, будучи уверенной в том, что персидские дворцы должны быть стерты с лица земли, она убеждает в этом и Александра. Приняв все вышесказанное к сведению, нетрудно заключить: вряд ли Таис смиренно согласилась с тем, что царь заменил ее четырьмя персиянками.
Рассказывая о женитьбе Александра на Роксане, Квинт Курций говорит об отношении македонца к такому браку. «Итак, царь Азии и Европы женился на женщине, представленной ему на праздничном пиру, на котором побежденные предлагали себя в распоряжение победителей. Друзья испытывали тайный стыд, оттого что Александр избрал себе тестя среди вассалов».
Вероятно, Квинт Курций описывал чувства Птолемея и его любовницы Таис. Неудивительно, что на следующий день после смерти Александра Птолемей отказывается преклонить колено перед сыновьями Александра, рожденными от персидской царевны. За каждым великим человеком стоит великая женщина. Птолемей попросту провозгласил то, что чувствовала Таис, и такое отношение к персам Птолемей сохранил до конца своей политической карьеры. Ни разу и ни в какой форме не предложил он никакой помощи или услуги Роксане и ее маленькому ребенку. Их жестоко игнорировали, как и персидскую жену Птолемея, которая исчезла из истории сразу после смерти великого завоевателя. Таис проявила себя как женщина с исключительно сильной волей, она оказала значительное влияние на военачальников и политиков, таких как Александр и Птолемей. Отвергнутая Александром ради четырех персиянок, Таис не одобрила и Птолемея, вынужденного жениться на персиянке. Произошло это в 324 году до н. э. в Сузах на устроенной Александром большой свадебной церемонии. Таис затаила в душе большую обиду на Александра. Афиней утверждает, что они с Птолемеем поженились только после смерти Александра, и это наводит на мысль, что царь наложил запрет на брак ведущих своих военачальников с афинскими куртизанками. Таис, как и будущий ее супруг, во всех отношениях выигрывала от убийства Александра.
Тут, разумеется, напрашивается вопрос: если Птолемей и, возможно, Таис хотели смерти Александра и планировали его убийство, то как им это удалось, ведь они сильно рисковали, поскольку Александр с дотошностью параноика отслеживал возможные заговоры и угрозы своей жизни. Ответ весьма прост. По мнению Элиана, Александр считал Птолемея хитрецом, но Птолемей был прирожденным политиком, макиавеллиевской фигурой, а Александр и ближайшее окружение явно его недооценивали. Квинт Курций говорит о поведении сподвижников Александра: «После смерти Клита свободы слова не стало, улыбчивые лица выражали неизменное согласие. О преданности деспот судит по выражению лица подданного». Птолемей умел придать своему лицу нужное выражение.
Лучшим доказательством недооценки будущего правителя Египта являются действия Пердикки после смерти Александра. Пердикка, как и Птолемей, находился на службе у великого завоевателя по меньшей мере тринадцать лет. В Вавилоне благодаря поддержке, оказанной Птолемею семьей Антипатра, Пердикка вынужден был согласиться на то, чтобы передать сатрапию Египта Птолемею. Однако же, согласно источникам, Пердикка намеревался вернуть Египет, надеясь, что его союзник Клеомен в этом ему поможет. Пердикка также надеялся, что указ Александра, запрещающий рекрутировать наемников, помешает Птолемею и тот не возьмет в Египет ненавистных персов. Македонская армия была серьезно ослаблена выходом из пустыни, а после и уходом ветеранов, к тому же находилась она под командованием Пердикки.
Пердикка думал, что долго удерживать Египет Птолемею не удастся. Об этом упоминает и Диодор, и Павсаний. Павсаний пишет: «На самом деле он [Пердикка] планировал забрать Египету Птолемея». Птолемей и сам это понимал. «После смерти Александра… Птолемей перебрался в Египет и убил Клеомена, которого Александр назначил сатрапом этой страны. Птолемей считал его другом Пердикки, а потому и не верил в его преданность». Византийский патриарх Фотий, подытоживая ныне утраченную работу Арриана, описывает события, произошедшие после смерти Александра, и заявляет, что Пердикка, вторгшись в Египет, выставил много обвинений против Птолемея. В чем эти обвинения состояли, неизвестно, однако Пердикка явно недооценил Птолемея. Тот захватил Египет, казнил друга Пердикки, расхитил сокровищницу и, не обращая внимания на указ Александра от 324 года до н. э., немедленно принялся набирать наемников, включая и известного авантюриста Офела. Затем Птолемей подкупил высокопоставленных македонцев и получил тело Александра, перехитрил Полемона, сподвижника Пердикки, и доставил тело великого завоевателя в Мемфис.
Во время неудачного вторжения Пердикки в Египет Птолемей продемонстрировал прекрасные дипломатические способности. Птолемей заманил Пердикку вместе с его войском в болотистую местность возле Нила, а сам в это время вел тайные, но весьма успешные переговоры со старшими командирами Пердикки. В результате Пердикка был казнен. На страницах истории Птолемей остался хитрым политиком, умевшим скрывать свои замыслы и большие амбиции за простодушной улыбкой. Он обвел всех – и Пердикку, и Александра с его сотоварищами. Птолемей – это Яго при дворе Александра и Макиавелли в одном лице.
И наконец, вопрос о виновности Птолемея. Если он убил своего единокровного брата, то это убийство было результатом запланированного решения, оказавшего влияние на всю его дальнейшую жизнь. Конечно, Птолемей мог бы оправдать себя тем, что если бы не убил он, убили бы его. Если он размышлял над «Политикой» Аристотеля, то мог присовокупить сюда концепцию тираноубийства, согласно которой убийство тирана является воистину добродетельным поступком. Такие мысли могли посещать Птолемея, и, возможно, он исподволь заявлял о своей невиновности.
Я уже ссылался на то, как в двух важных эпизодах, связанных со смертью Александра, упоминался египетский бог Серапис. Серапис – новое божество, продукт богатого воображения Птолемея. Представление об боге-целителе зародилось в Египте. Птолемей либо позаимствовал его в Синопе на Черном море, либо развил частный культ, имевший хождение в Мемфисе. Каково бы ни было его происхождение, поклонение Серапису явилось личным вкладом Птолемея в религию античного мира. Упоминания Сераписа в «Дворцовых дневниках», как и рассказ о заключенном, сбежавшем из вавилонской тюрьмы и усевшемся на трон Александра, не могут быть ни анахронизмом, ни ошибкой рассеянного писца или монаха. Очень возможно, что упомянут он намеренно. Когда Александр убил Клита, Аристандр тут же заметил, что смерть Клита была делом Диониса. Аристандр выдал клише, часто используемое правителями, которые хотят оправдать волей богов собственные неблаговидные поступки. Очень похоже, что и Птолемей следовал тем же путем, потому и ссылался на Сераписа. В «Дворцовых дневниках» Сераписа спрашивают, нужно ли приносить Александра в храм для излечения? Оракул дает ответ: лучше, если Александр останется там, где он находится сейчас. Получается, что бог не может и не станет ничего делать для больного царя, судьба его решена. Предупреждение в виде человека, забравшегося на царский трон, тоже сделано от лица Сераписа. Смерть Александра могла быть политической необходимостью, но могла быть и работой покровительствующего Птолемею божества: свершилось все, мол, не по желанию Птолемея, а по воле божества.
- Предыдущая
- 43/53
- Следующая