Похитители бриллиантов (др. изд.) - Буссенар Луи Анри - Страница 35

• Предыдущая
• 35/110
• Следующая

Собака и лошадь обнаруживают те же признаки, и распад организма протекает у них в такой же форме. Из всех домашних животных одна только коза пользуется той же привилегией, что и человек и дикие звери. Этим и объясняется, что коза — единственное домашнее животное, встречающееся у многих племен, живущих на берегах Замбези, где цеце является подлинным бичом всех других пород.

До сих пор не найдено средств против этого страшного яда, а ученые не могут установить, чем объясняется иммунитет диких зверей, хотя бы даже имеющих много общего с некоторыми домашними животными, которые чувствительны к яду цеце. Как, казалось бы, ничтожна разница между домашним быком и лесным буйволом, между зеброй и лошадью, и наконец, между бараном и козой! Больше того: теленок-сосунок не боится яда цеце, только пока кормится молоком матери, равно как и щенок, сосущий молоко матери. Никакая привычка к климату и никакая прививка не спасают. Если животное, перенесшее легкий укус, и не погибнет, что случается крайне редко, то иммунитета оно еще не приобрело: оно погибнет, если будет укушено в другой раз. И наконец, домашние животные, здесь родившиеся и живущие здесь же из поколения в поколение на свободе, в почти диких условиях, не менее подвержены действию яда цеце, чем животные, привезенные из таких мест, где это насекомое не водится.

Альбер понимал, что лошади должны неминуемо погибнуть, и очень скоро, потому что они находились в хорошем состоянии. Поэтому он решил, что надо использовать их, пока они живы, и пустить во весь карьер. Нечего больше их беречь, раз их часы все равно сочтены. А если ускорить аллюр, то, быть может, все-таки удастся догнать похитителей Александра или, по крайней мере, приблизиться к ним.

Уже приступили к осуществлению этого плана, лошадям дали шпоры и они понеслись по берегу, усаженному редкими и чахлыми кустами. Но, к несчастию, характер местности очень скоро переменился. Вместо твердого грунта, образуемого сухими песками и камнями, начались наносные пески, покрытые густой сетью лиан и водяных растений, через которые нельзя было прорваться. Лошади спотыкались и увязали на каждом шагу, они утопали среди этой дикой растительности, а всадники еле удерживались в седле.

— Над нами тяготеет какое-то проклятие! — воскликнул Альбер, чуть не рыдая. Ему казалось, что злой рок преследует его. — Ну-ка, слезайте все! Все равно тут не пройдет ни конный, ни пеший. Лодок у нас нет. А нам необходимо в ближайшие два часа найти какой-нибудь способ спуститься вниз по реке.

— Плот? — спросил Жозеф.

— Я как раз об этом и думал. Леса здесь хватает. И деревья не слишком толстые, они поплывут легко.

— Но чем вы свяжете бревна? — спросил, в свою очередь, миссионер.

— А лианы на что?

— Они непрочны…

— Убьем лошадей. У них шкура крепкая. Сделаем ремни…

— Правильно! В таком случае, скорей за дело!

И оба англичанина вместе с неграми, подбадриваемые своими неустрашимыми спутниками, бросились в заросли и стали валить деревья и подбирать их одно к другому по длине и толщине. Оставалось только скрепить их.

Всех охватило такое лихорадочное усердие, что эта часть работы была выполнена меньше чем за час.

Зуга и бушмен зарезали лошадей, освежевали их, бросили в реку отравленное мясо, а шкуры разрезали на длинные ремни. Никто не думал передохнуть хоть минуту, никто не думал о голоде, который уже давал себя чувствовать, никто не обращал внимания на надвигавшиеся густые тучи, на гулкие раскаты грома, на первые крупные капли дождя. Все работали, как в лихорадке. Стихии разбушевались со всей яростью, которая им свойственна.

Но, несмотря ни на что, плот был сколочен. Однако пуститься в плавание немедленно было бы большой неосторожностью: ночь стала непроницаемо темной, густые тучи повисли на верхушках деревьев. Раскаты грома были оглушительны, и тысячи молний полосовали свинцовую воду реки; буря трепала густые заросли. Дождь превратился в ливень — один из тех ливней, каких жители наших широт и вообразить не могут. Это было нечто такое, как если бы где-то наверху вылетело дно водоема площадью в двадцать пять квадратных миль.

От такого притока воды река немедленно вздулась. Еще несколько минут, и ливень вызвал бы наводнение. Вода уже и так поднималась на глазах, и при вспышках молний было видно, что она течет все быстрей и быстрей. Надо было поскорей двинуться вперед. Если на ходу вас может опрокинуть волна, то оставаться на месте еще опасней: каждую минуту можно погибнуть в потоке, который расшвыривает вырванные деревья.

Альбер стоял на середине плота. Рядом с, ним был миссионер, как всегда, непроницаемый и мрачный. Сюртук прилипал у него к костлявому телу. Впереди и позади находились оба негра, вооруженные длинными шестами. Управление утлым плотом они взяли на себя. Жозеф и мастер Виль оставались еще на берегу и собирались тоже занять места на плоту.

В это время раздался раскат грома, способный заглушить залп двадцати батарей, и разогнал тучу. Необычайной силы ураган выворачивал деревья, они с шумом валились, и плот, внезапно оторвавшись, полетел стрелой среди всяких обломков, которые уносила река.

Полицейский, который держал сплетенный из лиан канат, упал. Он заметил при этом, что канат не порвался, а перерезан острым ножом. Мастер Виль стал ругаться крепкими матросскими словечками. Крик бешенства вырвался одновременно и у Жозефа, который увидел, что плот ушел в чернеет вдали на свинцовой поверхности реки. Никаких сомнений: они с мастером Вилем остались на твердой земле, в то время как его друг покачивался на зыбких бревнах, уносимых потоком.

В это время миссионер быстро оглядел всех, убедился, что негры, занятые своим опасным делом, не заметили странного движения, которое он сделал в момент отплытия, спокойно сложил нож, который держал в руке, опустил его в карман и снова застыл в неподвижности.

Странно: Альбер как будто ничего не видел. Он был равнодушен к разгулу стихий. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, и даже не замечал отсутствия двух своих спутников. Он даже не чувствовал, как бурный поток бросал его плот из стороны в сторону.

Миссионер был заинтригован этим его оцепенением и дотронулся до его плеча. Альбер поднял голову, посмотрел невидящим взглядом и как будто не узнал его. Между тем молнии освещали эту странную и драматическую сцену. Зуга и бушмен, работая шестами, внезапно заметили исчезновение двух белых. Но они едва могли обменяться хотя бы несколькими словами — работа поглощала все их внимание. Впрочем, остановиться все равно невозможно — течение слишком стремительно. Надо будет подождать благоприятной минуты, чтобы задержаться где-нибудь в подходящем месте. Честные негры и не помышляли бросить своих спутников.

— Месье! Месье де Вильрож! — говорит лжемиссионер, все сильней напирая Альберу на плечо.

Жалобный стон раздался ему в ответ. Альбер попытался встать, но, пораженный непонятной болезнью, он тяжело упал на бревна, не проявляя никаких других признаков жизни, кроме прерывистого дыхания, которое вырывалось у него со свистом.

— Так, отлично! — холодно пробормотал его преподобие. — Только этого не хватало! У молодца приступ злокачественной лихорадки. Знаю я, что это такое. Девяносто шансов из ста за то, что он расстанется со своей шкурой! Но тогда я становлюсь его наследником! Почтенное наследство, если только он держит при себе пресловутую карту. Тогда уж я узнаю, где они лежат, эти сокровища кафрских королей. Но хорош я буду, если документа при нем не окажется! Какого черта я тогда перерезал канат? Если его карманы пусты, надо будет его лечить и вылечить. Да еще удастся ли? Надо, чтобы он жил и пустился на поиски своего слуги и дурачка-полицейского. Для этого надо догнать черных, которые похитили третьего француза. У меня, таким образом, получится целое войско, и эти бойкие французы сопротивляться не смогут.

Читатель наконец знакомится с госпожой де Вильрож и ее отцом. — На алмазные поля! — По Южной Африке. — Нападение на дилижанс. — Бандиты в масках. — Опять убитые. — Гнусная комедия. — Новые проделки Клааса. — Пастор слишком тяжело ранен. — Покинутый крааль. — Странная встреча. — Еще одна жертва бура. — Дочь торговца из Нельсонс-Фонтейна. — Две сиротки.

• Предыдущая
• 35/110
• Следующая