История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/92
• Следующая

Вероятно, уместно будет назвать (только назвать) здесь имя Марии

Башкирцевой (1860–1884). Хотя она и не была политической эмигранткой, она

жила во Франции и писала по-французски. Ее Дневник, опубликованный

посмертно в 1887 г., произвел сенсацию в Европе и был переведен на многие

языки (на русский позднее, чем на английский и немецкий). Без сомнения, это

замечательный человеческий документ, открывающий в авторе незаурядную

силу самонаблюдения. Но его значение, пожалуй, переоценили, и во всяком

случае, он находится вне линии развития русской литературы.

5. КОРОЛЕНКО

Владимир Галактионович Короленко является, бесспорно, самым

привлекательным представителем идеалистического радикализма в русской

литературе. Если бы не было Чехова, он был бы первым среди прозаиков и

поэтов своего времени. Он родился в 1853 г. в Житомире, главном городе

Волыни, в то время наполовину польском. Его отец был судьей (в то время

гражданский чиновник с правами, примерно, мирового судьи), мать – польской

дворянкой. В детстве Короленко не слишком хорошо понимал, какой он

национальности, и читать по-польски выучился раньше, чем по-русски. Только

после польского восстания 1863 г. семье пришлось сделать окончательный

выбор; они стали русскими. В 1870 г. Короленко уехал в Петербург, стал

студентом Технологического института, а затем – Московской

сельскохозяйственной академии, но не окончил ни одного из этих учебных

заведений: его исключили за принадлежность к тайной политической

организации. В 1879 г. он был арестован и сослан в северо-восточную Сибирь;

несколько лет он прожил в отдаленном районе Якутии. В 1885 г. ему было

разрешено вернуться в Россию и поселиться в Нижнем Новгороде. В том же

году он опять появился на страницах литературного журнала с рассказом об

якуте – Сон Макара. В Нижнем он провел десять лет, и там были написаны

почти все его лучшие рассказы. Он работал «на голоде» в 1891–1892 гг. и потом

выпустил об этом книгу. В 1895 г. ему было разрешено вернуться в Петербург.

В 1900 г. был избран почетным академиком, но отказался от этого звания в

связи с известным инцидентом с Максимом Горьким (см. ниже). В 1900 г.-

переехал в Полтаву, где прожил до самой смерти. После смерти Михайловского

он стал самой выдающейся фигурой среди народников. С 1895 г. почти

забросил литературу и посвятил себя разоблачению несправедливостей,

творившихся в судах и в полиции. После 1906 г. возглавил кампанию против

военных судов и смертной казни. Единственное произведение последнего

периода (и, может быть, его лучшее) – нечто вроде автобиографии, История

моего современника; первая часть вышла в 1910 г., остальные – посмертно – в

1922 г. В 1917 г. и позднее относился к большевикам враждебно, и последняя

его публикация – письма к Луначарскому, где большевики разоблачаются как

враги цивилизации. Он умер в 1921 г. в Полтаве, которая в годы гражданской

войны несколько раз переходила из рук в руки.

Творчество Короленко очень типично для того, что в 80-е и 90-е годы

считалось «художественным», в том особом смысле, о котором мы говорили.

Оно полно эмоциональной поэтичности и картин природы, введенных по-

тургеневски. Лирический элемент сегодня представляется несколько устарелым

и неинтересным, и мы в большинстве, вероятно, предпочитаем его последнюю

книгу, в которой он почти полностью освободился от «поэтичности». Но

именно эта поэтичность пришлась по вкусу русской читающей публике лет

44

тридцать-сорок назад. Время, создавшее славу Короленко, также оживило культ

Тургенева. Хотя всем было известно, что Короленко радикал и революционер,

все партии приняли его с равным восторгом. Независимый от партийной

принадлежности прием, оказываемый писателям в 80-е гг., был знаком времени.

Гаршин и Короленко были признаны классиками (меньшими, но классиками!)

раньше, чем Лесков (который гораздо крупнее их, но родился в менее удачное

время) получил хотя бы отдаленное признание. Поэтичность Короленко хоть и

поблекла с годами, но первые его вещи все еще сохраняют часть своего

очарования. Ибо даже эта его поэтичность поднимается над уровнем

«миловидности», когда он описывает величественную северную природу.

Северо-восток Сибири с его обширными необжитыми пространствами,

короткими полярными днями и ослепительными снежными пустынями живет в

его ранних рассказах во всей своей впечатляющей огромности. Он мастерски

пишет атмосферу. Все, кто читал, помнят романтический остров с

разрушенным замком и высокие, шумящие на ветру тополя в рассказе В дурном

обществе. Но неповторимость Короленко – в соединении поэтичности с тонким

юмором и неумирающей верой в человеческую душу. Сочувствие к людям и

вера в человеческую доброту характерна для русского народника; мир

Короленко – это мир, основанный на оптимизме, ибо человек по природе добр,

и только дурные условия жизни, созданные деспотизмом и грубым

эгоистическим капитализмом, сделали его таким, какой он есть, – бедным,

беспомощным, нелепым, жалким и вызывающим раздражение созданьем.

В первом рассказе Короленко – Сон Макара – есть истинная поэзия, не только в

том, как написан якутский ландшафт, но, главное, в глубочайшем и

неистребимом авторском сочувствии к темному непросвещенному дикарю,

наивно-эгоистичному и все-таки несущему в себе луч божественного света.

Особенно прелестен короленковский юмор. В нем совершенно нет

сатирических ухищрений. Он непринужденный, естественный, и есть в нем та

легкость, которая у русских авторов встречается редко; в этом его превзошел

только один, прекрасный и все еще недооцененный писатель Кущевский,

который написал единственную книгу и умер от пьянства двадцати девяти лет

от роду (1847–1876). У Короленко юмор нередко перевит с поэзией, как в

прелестном рассказе Ночью, где дети ночью, в спальне, обсуждают

захватывающий вопрос – откуда берутся дети. Йом Кипур, со своим забавным

древнееврейским дьяволом, представляет собой ту смесь юмора и фантазии,

которая так прелестна в ранних рассказах Гоголя, но краски Короленко мягче и

спокойнее, и, хотя в нем нет и грамма творческого богатства его великого

земляка, он превосходит его теплотой и человечностью. Самый чисто

юмористический из его рассказов – Без языка (1895) – повествует о трех

украинцах-крестьянах, эмигрировавших в Америку, не зная ни слова ни на

одном языке, кроме своего собственного. Русская критика называла этот

рассказ диккенсовским, и это справедливо в том смысле, что у Короленко, как и

у Диккенса, нелепость, абсурдность персонажей не мешает читателю их

любить.

Последняя вещь Короленко – его автобиография, явно рассказ о

собственной жизни, необыкновенно точный и правдивый, но который он, из

какой-то сверхщепетильности, назвал историей не своей, но своего

современника. Она менее поэтична, чем его первые вещи, она никак не

приукрашена, но там очень сильны два главных качества короленковской

прозы – юмор и человечность. Мы встречаем там прелестные картины жизни

полупольской Волыни; видим его отца, щепетильно-честного, но своенравного.

Он вспоминает свои первые впечатления – деревня, школа, великие события,

45

свидетелем которых он стал, – освобождение крестьян и польское восстание.

Он показывает нам необыкновенно живые фигуры чудаков и оригиналов –

пожалуй, их портреты удались ему лучше всех прочих. Это, конечно, не

сенсационная книга, но это восхитительно спокойная история, рассказанная

старым человеком (ему было всего пятьдесят пять лет, когда он ее начал, но

• Предыдущая
• 20/92
• Следующая