Блондинка сдавала в багаж… - Романова Александра - Страница 9
- Предыдущая
- 9/47
- Следующая
Вскоре наша группа почти собралась. Пригибаясь, как при артобстреле, люди занимали свои места. Последними появились знакомые дамы. Я тут же сняла наушники. Мне было интересно, кто выиграет в противостоянии Маргарита Васильевна – рыжие близнецы. Я предполагала, что они, однако вдруг у матерых школьных педагогов есть в запасе тайные методы воздействия на подростков, недоступные даже Насте? В данной ситуации я, несомненно, предпочла бы победу взрослого человека. У самого кошмарного взрослого не хватит энергии затерроризировать общество так, как парочка гиперактивных тинейджеров.
– Где ваша мать? – сурово вопрошала директриса. – Стоять на месте, отвечать!
Стоять на месте подростки не собирались или не умели, однако охотно ткнули пальцем в нужном направлении.
– Мамаша! – рявкнула Маргарита Васильевна. – Я к вам обращаюсь! Уберите плеер, когда с вами разговаривают!
Ни малейшего эффекта. Разъяренная Маргарита Васильевна наклонилась, навалившись грудью на кресло. И тут произошло непредвиденное. Женщина пронзительно завизжала. Она сделала это на таких высоких нотах, что даже ор близнецов вдруг показался райской музыкой.
– А-а-а! Не прикасайтесь ко мне! Вы потная!
– Я к вам и не прикасаюсь, мамаша. Я только требую, чтобы вы приструнили своих детей. Вы что, не видите их безобразного поведения?
– Сперва заведите собственных, потом поучайте, – парировала счастливая мать.
– Какой дурак, насмотревшись на этих, заведет собственных? – шепнула я Насте.
Похоже, я не рассчитала громкость, ибо из кресла напротив послышался радостный гогот. Его издавал гориллообразный субъект лет тридцати, не сводя с меня одобрительного взгляда.
Конфликт был погашен гидом, сообщившим, что мы наконец-то пересекаем границу. Рыжие близнецы напрочь вытеснили у меня из головы не только соду, но даже корону, и в результате я настолько расслабилась, что на вопрос таможенника: «Спиртное, сигареты?» – автоматически ответила: «Спасибо, не надо». Тут же в ужасе прикусила язык, да было поздно. Сколько нежных мужских самолюбий я ущемила по рассеянности и сколько проблем этим создала в своей и без того не безмятежной жизни! Причем в нынешнем случае, признаюсь, мне меньше всего на свете хотелось злить собеседника.
Он и не разозлился, лишь игриво захихикал. Я, мобилизовав свои скудные актерские способности, попыталась ответить тем же, причем меня поддержала вся мужская часть автобуса. Особенно усердствовал гориллообразный визави.
Долго смеяться ему не пришлось – таможенник тут же потребовал его вещи для особого досмотра и принялся добросовестно в них рыться. Не обнаружив ничего интересного, переключился на соседа гориллообразного по сиденью, а потом, возмущенно тыча в список пассажиров, осведомился, где некий Сергей Попов, место которого пустует. Желание Попова скрыться ничуть меня не удивило – это оказался счастливчик, которому предстояло путешествовать рядом с матерью близнецов, лицезрея впереди их огненные головы. Искомый пассажир обнаружился на последнем сиденье, которое из-за неудобства должно было оставаться свободным.
В результате обыску почему-то подверглись трое одиноких мужчин (я бы тоже их заподозрила, уж больно это редкая птица в наших широтах), остальных таможенники проигнорировали. Все прошло благополучно, и вскоре мы пересекли границу, оказавшись в шенгенской зоне, а конкретно в Польше. Нам предстояло транзитом ехать по ней до вечера, переночевать, пару часов провести в Берлине, промчаться через Германию, снова переночевать, а наутро отправиться в Амстердам, где, наконец, можно было провести целый день. Конечно, день на город – типичное «галопом по Европам», однако я надеялась использовать с толком каждую минуту. Сперва нас повезут на обзорную экскурсию, потом дополнительная программа – катание на кораблике, далее свободное время, а вечером пешеходная часть экскурсии – знаменитый квартал красных фонарей. В свободное время я собиралась посетить музей Ван Гога (очень люблю этого художника, да и вообще одна из основных достопримечательностей города), а вот насчет Рейксмюсеума меня терзали смутные сомнения. Кроме «Ночного дозора» Рембрандта, там хранились две картины Вермеера, которого я ни разу не видела в подлиннике и жаждала узреть. Однако, как я почерпнула из Интернета, сейчас там идет ремонт, и большая часть экспозиции куда-то перенесена. Туристы жаловались, что смотреть нечего, хотя «Ночной дозор», слава богу, на месте. Если Вермеер отсутствует, я бы, наверное, не заморачивалась со вторым музеем, лучше побродила по городу – обожаю это занятие. Так что, когда гид Алекс проходил мимо, я воспользовалась случаем и спросила:
– Вы не подскажете, в Рейксмюсеуме сейчас Вермеер на месте?
Гид вздрогнул, однако ответил.
– В Рейксмюсеуме Рембрандт, – помедлив, возразил он. – «Ночной дозор». Выдающаяся картина величайшего из художников, одна из жемчужин художественной коллекции нидерландской столицы.
– У меня против этой картины предубеждение, – немного удивившись, объяснила я. – Насколько я понимаю, она сильно потемнела и теперь не соответствует замыслу Рембрандта. Даже называться стала «Ночной дозор», хотя писался день.
– Во даете! – неожиданно обратилась ко мне мать рыжих близнецов. – Это фильмов два – «Дневной дозор» и «Ночной», а картина одна.
Острота получилась столь уместной, что я добавила:
– Вот и не хочется идти в музей ради одной картины. Подожду, пока Рембрандт напишет еще «Дневной дозор», «Сумеречный» и «Последний».
– Ну-ну, – с непонятным раздражением фыркнула собеседница. – Между прочим, Рембрандт давно умер.
– Лида, девушка шутит, – пояснил ей сосед, кажется звавшийся Сергеем Поповым.
Лида повернулась к нему, расцветая в нежной улыбке:
– Сереженька, вы недооцениваете неразвитость современной молодежи. А нам, журналистам, приходится иметь с ними дело, и мы в курсе их бездуховности. В лучшем случае они едут в Европу за шмотками, а про худший даже не хочется говорить вслух. Нам с вами, людям интеллигентным, трудно это понять.
Сообразив, что являюсь молодежью, я радостно приосанилась. Тем более, Лидия была если и старше меня, то ненамного. Не стань я блондинкой, мне бы подобных комплиментов не перепало. Я, конечно, читала современный французский роман, где фигурирует молодая женщина пятидесяти двух лет (честное слово, там так написано!), но в нашей стране до подобного оптимизма, увы, пока не дошли (возможно, дорастем, когда мне стукнет пятьдесят два?).
Между тем журналистка громко продолжила:
– Уже по одежде ясен уровень культуры человека и его жизненные ценности. Я советую мужчине, увидев на девушке розовую обтягивающую футболку, насторожиться. Это униформа охотниц за богатыми папиками.
Настя сдавленно захихикала. Должна заметить, я как раз была в розовой футболке, купленной в день оформления визы, и в многострадальной юбке-маломерке. Юбка была черной и короткой, с черными же кожаными заплатками. Наряд эффектный, однако надеть его на работу или в театр я бы не рискнула. А в Европе никто не знает, что я доцент, так что имею право.
Моя самооценка повышалась на глазах. Я считала, что униформа охотниц за папиками приобретается в фирменных бутиках, а выходит, мой наряд ценой в пару чашек кофе ничуть не хуже! Лидия демонстративно оглянулась на меня, и я, не удержавшись, скромно заметила:
– К сожалению, вам, солидным журналистам, не понять проблем молодежи. Я вынуждена так одеваться для контактности. Нижняя половина – гот, верхняя – эмо.
– Че-че? – потрясенно встрял гориллообразный, аж свесившись в проход.
Я любезно объяснила:
– Черное носят готы, розовое эмо.
– Ну, – согласился он, внимательно на меня посмотрел – и вдруг начал хохотать. У него аж слезы выступили на глазах, он с трудом выдавливал: – Эмо… гот, – потом тыкал в меня пальцем и хохотал еще заливистей. Наконец, он смог резюмировать: – Ну, ты даешь! Прикольная, блин! Таких прикольных я еще не знал. Слушай, меня зовут Вовчик. А тебя?
- Предыдущая
- 9/47
- Следующая
