Т. 12 Фрайди - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 72

• Предыдущая
• 72/169
• Следующая

— Да, но… вроде бы рано еще обедать…

Зато не рано было заняться тем, чем мы потом занялись. Я, признаться, вовсе не планировала этого заранее, а вот Берт раскололся и сообщил, что эта мысль пришла ему в голову еще в машине. Но я ему не поверила. Я спросила его про ту ночь, на ферме, и выяснилось, что он был в составе боевого отряда. В резерве, правда, с сожалением признался он, и поэтому для него это была просто прогулка. Но кстати говоря, никто из моих знакомых не хвастал своими подвигами в ту ночь. Зато я отлично помнила: Босс говорил, что пленных там не брали. Но даже Теренс помалкивал о каких бы то ни было опасностях — Теренс, который, наверное, еще ни разу в жизни не брился.

Берт не протестовал, когда я начала раздевать его.

О, как он был мне нужен сейчас! Столько всего случилось, и эмоции мои были просто на пределе. А секс — лучший транквилизатор, никакое лекарство так не помогает, и для организма, ей-богу, гораздо полезнее. Не понимаю, почему настоящие люди разводят столько разной суеты вокруг секса. Ничего такого сложного в нем нет. Просто это самая лучшая вещь на свете — даже лучше, пожалуй, чем еда.

Ванна в нашем номере была устроена так, что туда можно было попасть, не проходя через спальню. Мы оба немного освежились под душем, и я наконец залезла в свой любимый комбинезончик — ну, тот самый, в котором я была в день, когда соблазнила Яна. К своему удивлению, я обнаружила, что, вспомнив о Яне, я не ощутила тревоги за него, Жанет и Джорджа. Я их обязательно найду, теперь я была в этом просто уверена. Пусть они даже никогда не вернутся домой. В худшем случае можно будет попробовать разыскать их через Бетти и Фредди.

Комментируя то, как я выгляжу в комбинезоне, Берт издал ряд нечленораздельных звуков, и я позволила ему застегнуть кое-какие «молнии», сообщив, что я именно потому и купила эту одежку, что совершенно не стесняюсь того, что я — женщина. Мне хотелось как-то отблагодарить его за то, что он сделал для меня. Нервы мои, до того безбожно расстроенные, теперь звучали как струны новенькой арфы, и я жаждала расплатиться с ним за обед, чтобы он увидел, как я ему благодарна.

Он выдвинул контрпредложение: выпороть меня. Но я сказала ему, чтобы он не злил меня, поскольку, когда я зла бываю, любому мужику кости переломаю. Я просто от души расхохоталась. Наверное, такой безудержный хохот неприлично выглядит для женщины моего возраста, но я ничего не могу с этим поделать. Когда мне хорошо, я громко смеюсь.

Я не забыла оставить записку подругам.

Вернулись мы довольно-таки поздно. Ни Голди, ни Анны не было, поэтому мы с Бертом улеглись на двуспальный диван. Проснулась я, услышав, как Анна и Голди на цыпочках ходят по номеру, но притворилась спящей, решив, что до утра еще далеко.

Наутро я почувствовала, что у постели кто-то стоит. Я открыла глаза. Это была Анна, и вид у нее, прямо скажем, был не слишком довольный. Пожалуй, это был первый случай, когда я увидела, что Анна глядит на меня неодобрительно из-за того, что я в постели с мужчиной. Конечно, я помнила, как она меня обнимала когда-то. Конечно, я понимала, что она была ко мне неравнодушна. Но с тех пор она не предпринимала никаких шагов в этом направлении — вот я и сама перестала воспринимать ее в этом плане. Она и Голди были для меня просто добрыми подругами, верными и преданными, которые во всем доверяли друг другу.

Берт жалобно промурлыкал:

— Не ругайте меня, добрая госпожа: шел дождь, а мне негде было голову приклонить. «Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал…»

— А я и не ругаюсь вовсе, — как-то не слишком выразительно возразила Анна. — Просто вот стояла, думала-га-дала, как бы мне до терминала добраться, чтобы вас обоих не разбудить. Завтрак хочу заказать.

— Для всех? — поинтересовалась я.

— Конечно. Ты чего хочешь?

— Всего понемножку и обязательно — жареной картошки. Анна, голубушка, ты же меня знаешь, когда я хочу есть, я на все способна — убить живое и съесть сырым, прямо с кожей и костями.

— Я такой же, — добавил Берт.

— Шумные соседи… — пробурчала заспанная Голди, появившись в дверях. — Трещотки противные. Ложились бы да спали еще.

Глядя на нее, я поняла сразу две вещи: во-первых, я никогда не видела ее так близко раздетой — даже на пляже. И во-вторых, если Анна была сердита на меня за то, что я спала с Бертом, то уж Голди была прямо-таки искренне расстроена.

— Фамилия моя означает «островная гавань», — объясняла Голди, — и, наверное, пишется через черточку — в общем, мало кому удавалось правильно произнести или написать мою драгоценную фамилию. Так я стала для всех Голди — это самое простое в окружении Босса. Там никого не знали по фамилиям. Но все-таки, по-моему, у миссис То-мо-са-ва фамилия будет потруднее. После того как я ее неправильно выговорила в четвертый раз, она попросила меня называть ее просто Глория.

Мы заканчивали плотный завтрак, и обе мои подруги уже успели переговорить с Глорией, и завещание было зачитано, и обе они (и даже Берт, к моему собственному удивлению) стали немного богаче. Все мы были готовы покинуть гостиницу и отправиться в Лас-Вегас. Трое из нас собирались заняться там поисками работы, а Анна, сопроводив нас туда, собиралась потом ехать в Алабаму.

— Наверное, я сойду с ума от безделья, — вздохнула она. — Но я обещала дочери, что наконец уйду на пенсию, а сейчас для этого самое время. Пора повидать своих внуков, пока еще не слишком выросли и не забыли меня окончательно.

Анна — бабушка? Вот это да!

Три громадных концентрических кольца, которые представляет собой Лас-Вегас, готовы любого заключить в себя и не выпустить.

Какое-то время я испытывала наслаждение от пребывания там, но, успев посмотреть все возможные и невозможные шоу, я дошла до такого состояния, что уже просто не могла слышать музыку, видеть созвездия рекламных огней, ходить по шумным, суетливым улицам. Четыре дня — это было слишком.

По порядку: мы приехали в Вегас около десяти часов утра. Сборы в дорогу оказались довольно долгими. У каждого нашлись какие-то собственные дела. Все, кроме меня, получали деньги по завещанию Босса, а я попыталась сделать депозит своего расчетного чека в «Мастер Чардж». Это была именно попытка. Очень скоро моя деятельность привела меня к моему старому доброму знакомцу мистеру Чемберсу, который как ни в чем не бывало вопросил:

— Вы хотите дать нам распоряжение выплатить с вашего счета подоходный налог?

Подоходный? Это еще что за географические новости?

— Что это значит, мистер Чемберс?

— Это значит — подоходный налог Калифорнийской Конфедерации, мисс Болдуин. Если вы хотите, чтобы мы сделали это для вас, вот, пожалуйста, заполните бланк, наши сотрудники все подготовят, и мы вычтем полагающуюся сумму с вашего счета. Вам ни о чем не нужно будет беспокоиться. В противном случае вам придется самой все рассчитывать, лично заполнять многочисленные бланки, а потом еще в очереди стоять, чтобы расплатиться.

— Но послушайте, когда я открывала счет, вы мне ни слова не сказали ни о каком налоге!

— Но это же был приз национальной лотереи! Он ваш и подоходным налогом не облагается — это так демократично, не правда ли? И потом, мисс Болдуин, правительство получает большой доход от национальной лотереи.

— Ясное дело. И какой именно, если не секрет?

— Мисс Болдуин, это вопрос к правительству, а не ко мне. Если вы соблаговолите поставить внизу свою подпись, я сделаю все остальное.

— Минуточку. Скажите, сколько вы берете за услуги и какова сумма подоходного налога?

Я ушла, так и не положив свой чек на депозит, и бедный мистер Чемберс, как обычно, ужасно огорчился. Брюины подвержены страшной инфляции. Их нужно немало даже на то, чтобы купить «биг-мак». Похоже, что номинал тысячи брюинов не дотягивает даже до одного грамма золота. Но все равно, получая восемь процентов со вкладов и операций, «Мастер Чардж» наверняка имеет жирный кусок, действуя исключительно в интересах обеспечения вечного процветания Конфедерации.

• Предыдущая
• 72/169
• Следующая