Т. 12 Фрайди - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 20

• Предыдущая
• 20/169
• Следующая

Но я даже в дом не вошла. Тот телефонный звонок Аните, когда мы с ней были в Ботаническом саду, означал, что мои личные вещи упакованы и переданы в бюро забытых вещей на станции шаттлов.

Но и тогда я могла настаивать на том, чтобы было проведено семейное голосование, вместо того чтобы принимать на веру слова Аниты — прямо скажем, оскорбительные. Но зачем? Пытаться победить в споре? Доказать свою правоту? Всего за пять секунд мне стало ясно, что все сокровища, которыми я обладала, мне больше не принадлежат. Они растаяли, как тает радуга в небе, лопнули как мыльный пузырь — я больше не была «своей». У меня не было теперь детей, с которыми я могла резвиться на полу. Ничего не было.

Я думала об этом без слез, с тоской и горечью и даже не обратила внимания на то, как «благородно» поступила Анита: по условиям контракта в случае его нарушения я должна была выплатить семье кругленькую сумму. Было ли нарушением контракта то, что я оказалась «нечеловеком»? Было или нет — несмотря на то что все годы я аккуратно выплачивала свой пай? С одной стороны, если я уходила из семьи, они должны были выплатить мне как минимум восемнадцать тысяч новозеландских долларов, но, с другой стороны, я еще не только не успела выплатить полностью свой пай, но осталась должна почти вдвое больше, чем выплатила.

Но они повели себя «благородно» — если я была согласна быстро и тихо убраться подальше, они не собирались взыскивать с меня недостающую сумму. Непонятно было, правда, что произойдет, если я не соглашусь уехать и закачу публичный скандал.

Но я уехала.

Мне не нужно было идти к психиатру, чтобы он объяснил мне, что я сама себе сделала плохо. Это я поняла сразу, как только Анита объявила мне приговор. Был вопрос поважнее — зачем я сделала это?

Не из-за Эллен — и не стоило себя обманывать. Нет, не из-за нее. Как раз наоборот — теперь я была лишена какой бы то ни было возможности ей помочь.

Зачем же я сделала это?

Разозлилась.

Другого ответа я найти не могла. Да, разозлилась на весь род человеческий за то, что они считали, что я — не человек, что ко мне нельзя относиться как к равной. Мне снова дали понять, что я — второго сорта, что люди наделены привилегиями только потому, что они рождены, а я — нет.

Меня принимали за человека, и меня это устраивало — я получала те самые привилегии, но это не избавляло меня от ненависти к самой системе. Злость давит все сильнее, когда ее не можешь выразить. Настал день, когда мне стало более важно понять, станет ли моя человеческая семья принимать меня такой, какая я есть, — меня, искусственницу. Это стало важнее, чем старания любой ценой сохранить зыбкое семейное счастье.

И я поняла. Никто из них не вступился за меня — точно так же, как никто из них не вступился за Эллен. Пожалуй, я поняла это гораздо раньше — уже тогда, когда встала на защиту Эллен. Но в своем подсознании я разбираюсь плохо — это темный чулан, но, если верить Боссу, именно там и протекает мое настоящее мышление.

Я добралась до Окленда слишком поздно, чтобы успеть на дневной рейс полубаллистического корабля до Виннипега. Купив билет на следующий день, я задумалась, куда девать почти сутки, и сразу вспомнила о своем кудрявом ухажере — капитане Торми. Судя по тому, что он мне говорил, шансов на то, что он в городе, один из пяти. Но все-таки в его квартире остановиться было бы приятнее, чем в гостинице. Я отыскала терминал-автомат и набрала его код.

Вскоре загорелся экран, на котором появилась довольно хорошенькая молодая женщина.

— Привет! — улыбнулась она. — Это Торчи. Кто говорит?

— Я — Мардж Болдуин, — ответила я. — Наверное, я ошиблась номером. Я ищу капитана Торми.

— Нет, ты попала правильно, малышка. Подожди, я сейчас позову его.

Она исчезла с экрана, и я услышала, как она кричит:

— Эй, бабник! Там тебе звонит прехорошенькая девочка! Знает твое настоящее имя.

Когда она снова возникла на экране и прошлась по комнате, я заметила, что она по пояс голая. Она ушла в глубь комнаты, и я разглядела, что она совсем голая. Фигура у нее была — что надо. Может быть, бедра немного широковаты, но зато ноги были длинные и стройные, талия тонкая, а грудь почти такая же, как у меня, а я на свою не жалуюсь.

Я тихо проклинала себя. Я прекрасно понимала, зачем позвонила капитану — чтобы забыть троих неверных мужчин в объятиях четвертого. Найти-то я его нашла, но, увы, было ясно, что он занят.

Наконец он появился на экране. Одет он был весьма символически — в лава-лава[10]. Он был удивлен, но узнал меня.

— А… Мисс… Болдуин? Вот это да! Нет слов! Где вы?

— В порту. Решила позвонить вам, поздороваться и… попрощаться.

— Не двигайтесь с места. И не дышите! Семь секунд — только рубашку и штаны надену — и буду рядом с вами.

— Да нет, капитан, не стоит. Я ведь так просто позвонила. Просто я снова улетаю.

— Куда вы летите? Когда рейс?

Будь я проклята! Будь я трижды проклята — соврать я не приготовилась. Ну да ладно — правда иногда лучше плохо подготовленного вранья.

— Я возвращаюсь в Виннипег.

— Ага! Ну, значит, вы видите перед собой своего пилота. У меня рейс как раз завтра в полдень. Быстренько объясните мне, где вы находитесь, и я заберу вас… ну, минут через сорок, если быстро поймаю такси.

— Капитан, вы очень милы, но, по-моему, вы просто с ума сошли. Похоже, у вас уже есть с кем время провести. Мне ответила молодая дама — Торчи.

— «Торчи»[11] — это не имя, это ее сущность. Это моя сестра Бетти из Сиднея. Она здесь бывает, когда приезжает в Окленд. Ну я же вам рассказывал.

Он откинул голову и крикнул:

— Бетти, поди сюда. Только оденься и не груби!

— Да вроде поздно уже одеваться-то, — пробурчала она, улыбаясь мне через его плечо и пытаясь завернуться в лава-лава. Обращалась она с ним неумело, и я подумала, что, пожалуй, она не слишком часто им пользуется.

— Ой, да ну его к черту, — выпалила она, кидая лава-лава на пол. — Вечно мой братец пытается приучить меня к хорошим манерам! Муж уже отказался. Послушай, малышка, я слышала, что ты сказала. Я действительно его замужняя сестра. Но если ты собираешься за него замуж, тогда я — его невеста. Собираешься?

— Нет.

— Отлично. Тогда получай его. Я пойду готовить чай. Ты что выпьешь? Джин или виски?

— То, что пьете вы и капитан.

— Ему ничего нельзя — он улетает меньше чем через сутки. А мне и тебе можно напиться в стельку.

— Выпью то же, что и вы. Все, что угодно, только не хемлок.

Потом я убедила Яна, что мне проще поймать такси в порту, чем ему мотаться за мной.

Проспект Локсли, дом номер семнадцать — новый многоэтажный дом, квартиры с повышенной степенью защиты. У меня было впечатление, что я попала не в квартиру и не в дом, а в космический корабль. Бетти обняла и расцеловала меня, и стало ясно, что она уже успела выпить до моего приезда, а мой кудрявый кавалер обнял и расцеловал меня, и стало ясно, что он не выпил ни капли, но собирается в самом ближайшем будущем затащить меня в постель. Он ни слова не спросил меня о моих мужьях, а я была готова говорить о чем угодно, только не о моей семье — моей бывшей семье. Мы с Яном отлично поняли друг друга.

Пока мы вели эту молчаливую беседу, Бетти вышла из комнаты и вернулась с красным лава-лава.

— У нас нынче официальная чайная церемония. Поэтому давай-ка вылезай из своей уличной одежонки и облачайся в лава-лава, моя радость.

Чья это идея, интересно — его или ее? Ее, решила я, долго не задумываясь. Ян был прост, как апельсин. А Бетти — явная хулиганка. Мне было все равно, потому что все шло именно так, как мне хотелось. На самом деле, босые ноги порой выглядят не менее неприлично, чем обнаженная грудь. А женщина, одетая в лава-лава, выглядит куда более неприлично, чем совсем голая. Все шло так, как мне хотелось. В конце концов, если уж мне станет невмоготу и нужно будет избавиться от патронажа сестрицы, Ян будет на моей стороне. Пока было похоже, что билеты тут продает Бетти. Я не возражала.

• Предыдущая
• 20/169
• Следующая