Т. 14 Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 91
- Предыдущая
- 91/144
- Следующая
— Никакое он не дерьмо. Ну, конечно, можно бы его чуть оживить, вставить хохму-другую, а может — Джилл немного подраздеть. А что, Джилл, у тебя же отличная фигура.
— Не-а, — печально покачала головой Джилл. — Не поможет.
— А вот один мой знакомый фокусник одевал свою ассистентку в стиле веселых девяностых — тысяча восемьсот девяностых, значит. Воротник под подбородок, ноги спрятаны по самые щиколотки — а потом он лущил ее, как луковицу, все эти одежды исчезали, слой за слоем. Знаешь, как лохи балдели? Ты только не думай, я совсем не уговариваю тебя на какую-нибудь неприличность — в конце номера на этой ассистентке было надето примерно столько же, как на тебе сейчас.
— Да какие там неприличности, — улыбнулась Джилл. — Знаешь, Пэтти, если бы не легавые, я и вообще выступала бы совсем без ничего. Только они ведь прихлопнут номер — и с приветом.
— И что бы из этого вышло? Лохи к такому не приучены, они бы сами разнесли всю лавочку, не дожидаясь никаких легавых. Но если у тебя есть фигура — отчего бы не использовать ее на все сто? Вот скажем я — далеко бы я ушла, как татуированная женщина, если бы не заголила все, что только можно, можно — в смысле законов?
— Кстати, о раздевании, — заметил Майкл. — С тебя, Пэт, скоро пот начнет капать. Кондиционирование в этой ночлежке скисло, так что сейчас тут градусов девяносто.{68}
На нем самом был легкий халат — в своей компании карнавальщики одевались достаточно непринужденно, да и вообще жара Майклу практически не досаждала, чуть-чуть подрегулировать обмен веществ, и все в порядке. Но вот гостья их привыкла выступать почти обнаженной и куталась в одежду только среди лохов, пряча от них свои татуировки.
— Между нами девушками — ты могла бы и снять с себя всю эту упаковку, зачем зря париться.
(Первая часть фразы представляла собой шутку, эмфатический оборот, подчеркивающий, что разговор ведется в тесном кругу знакомых. Согласно объяснению Джубала, оборот этот мог употребляться не только женщинами, но и мужчинами.)
— Не стесняйся, Пэтти, — поддержала его Джилл. — Если у тебя под платьем ничего нет, я могу дать что-нибудь из своего.
— Н-ну… да нет, спасибо, у меня там костюм, в котором я выступаю.
— И нечего тогда стесняться, здесь все свои. Повернись, я расстегну молнию.
— Ой, дай я сперва сниму туфли и чулки.
Продолжая болтать, миссис Пайвонская лихорадочно думала — как бы поестественнее перейти на вопросы религии. Ясно, как божий день, что детишки эти, благослови их Господь, вполне готовы стать ищущими, только раньше можно было вроде бы и не спешить — целый сезон впереди — а тут вдруг такое. Уедут — и кто же там приобщит их к Свету?
— В шоу-бизнесе, Смитти, нужно понимать лоха, это самое главное. Ну, конечно, если бы ты был настоящим волшебником… нет, лапа, я совсем не хочу сказать, что ты плохо работаешь, работаешь ты здорово… А теперь расстегни, пожалуйста, — она засунула чулки в туфлю и повернулась к Джилл спиной. — Я имела в виду — если бы ты и вправду подписал договор с дьяволом. Но ведь лохи прекрасно знают, что все это — фокусы, ловкость рук. А раз так — надо вести себя повеселее, вроде как подмигивать им: здорово я вас дурю! Вот ты видел хоть у одного огнеглотателя хорошенькую ассистентку? Ни в коем разе, в его номере она была бы совсем не к месту, ведь лохов никогда не оставляет надежда — а вдруг он все-таки загорится.
Пэт бросила стянутое через голову платье на пол.
— Ну вот, Пэтти, такой мы и привыкли тебя видеть. — Джилл наклонилась и чмокнула ее в щеку. — А теперь посиди спокойно и выпей.
— Подожди секундочку.
(Господи, немо взмолилась миссис Пайвонская, укажи мне стезю истинную. Научи вывести к Свету эти заблудшие души. Ладно, картины скажут все сами без слов — для того Джордж их и рисовал.)
— Вот этим-то всем я и привлекаю лохов. Ну а вы, ребята, вот вы-то рассматривали хоть раз мои картины? Я имею в виду по-настоящему рассматривали?
— Нет, — призналась Джилл. — Не хотели пялиться на тебя, словно лохи какие.
— А вы пяльтесь, милые, пяльтесь — ведь для того-то Джордж, упокой Господи душу его, картины эти и рисовал. Чтобы рассматривать их и изучать. Здесь, под подбородком, рождество пророка нашего Святого архангела Фостера — здесь он еще дитя невинное, не ведает еще, не гадает, какую судьбу Господь ему предуготовил. А вот ангелочки знали — видите, как они собрались вокруг? Дальше, вот тут — первое его чудо: юный грешник, учившийся в деревенской школе, он подстрелил бедную маленькую птичку… а потом залился слезами, подхватил ее на руки, погладил — и птичка улетела прочь, целая и невредимая, веселой песнью своей славя Господа. А теперь мне придется повернуться к вам спиной.
Пэт рассказала, как, принимаясь за величайший труд своей жизни, Джордж страдал от нехватки чистого холста, и как потом его посетило озарение и он превратил «Нападение на Пёрл-Харбор» в «Армагеддон», а «Силуэт Нью-Йорка» — в «Град Священный».
— Но даже превратив каждый дюйм старых своих работ в картины святые, — продолжила она, — Джордж не остановился, он чувствовал, что должен воплотить — отразить на живой плоти — главные вехи жизненного пути Пророка нашего. Вот тут Он проповедует на ступенях нечестивой богословской семинарии, которая Его отвергла, — как раз там Его и арестовали впервые, с чего и начались гонения. А с другой стороны, у позвоночника,
Он низвергает идолов… рядом, чуть дальше, Он в тюрьме и на Него струится Свет Божественный. А потом Немногие Верные врываются в эту тюрьму…
(Преподобный Фостер ой как хорошо понимал, что в борьбе за свободу совести кастеты, велосипедные цепи и готовность сцепиться с полицией значат значительно больше, чем пресловутое ненасильственное сопротивление. Церковь его уже с пеленок была церковью воинствующей{69}, но прекрасно понимал тактику и начинал крупное сражение только в тех случаях, когда на стороне Бога была тяжелая артиллерия.{70})
— … спасают Его, а нечестивого судью, который заточил Его в узилище, вываливают в смоле и перьях. С другой стороны, спереди… нет, тут вы ничего не увидите, это под лифчиком. А жаль.
(Майкл, чего она хочет?)
(Ты ведаешь. Скажи ей.)
— Тетя Пэтти, — осторожно начала Джилл, — ты же хочешь, чтобы мы посмотрели все твои картины, правда?
— Вообще-то… Тим, он же говорит лохам чистую правду — чтобы история была полной, Джордж использовал каждый дюйм моей кожи.
— И если Джордж столько трудился, значит, он хотел, чтобы на эти картины смотрели. Сними купальник. Я тут говорила, что совершенно спокойно согласилась бы выступать голой. В чисто развлекательном номере, а у тебя есть предназначение. Священное предназначение.
— Ну… если вы так хотите…
Миссис Пайвонская мысленно вознесла хвалу Господу. Это, наверное, архангел Фостер вмешался силой своей небесной. С его и Божьей помощью — и с помощью Джорджевых картин — она поможет этим милым детям найти дорогу к Свету.
— Повернись, я тебя расстегну.
(Джилл…)
(Ты что, Майкл?!)
(Подожди.)
В то же мгновение ошеломленная миссис Пайвонская лишилась пятнистых (под раскраску Сосисочки) трусов и лифчика.
Джилл восприняла исчезновение своего халата как нечто совершенно естественное и лишь немного удивилась, когда тем же, не совсем традиционным способом разделся и Майкл — скорее всего, это следовало отнести на счет его хороших манер.
Некоторое время Пэтти пребывала в полном ступоре, а затем громко ахнула.
— Успокойся, милая, — ласково обняла ее Джилл. — Все в порядке. Майк, признавайся.
— Хорошо, Джилл. Пэт…
— Да, Смитти?
— Ты говорила, что мой номер — просто ловкость рук. Ты собиралась снять свой костюм, вот я тебе и помог.
— Но как? И где он?
— Там же, где халат Джилл — и мой. Исчез.
- Предыдущая
- 91/144
- Следующая
