Т. 14 Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 36

• Предыдущая
• 36/144
• Следующая

— Вот, значит, как. Нет, все было сделано абсолютно правильно. Никак не могу запомнить, что ты любую просьбу понимаешь буквально.

Харшоу припомнил ругательства и проклятья, широко употреблявшиеся во времена его молодости, и дал себе страшную клятву ни при каких обстоятельствах не говорить Майклу ничего, похожего на «чтоб ты сдох». Хотя, с другой стороны, интересно, как бы тот поступил, получив указание «чтоб ты скис» или «чеши отсюда»?

— Я очень рад, — сообщил Смит. — Мне очень жаль, что я не мог заставить ящик снова быть. Мне дважды жаль, что я уничтожил пищу. Тогда по-другому было никак. Если я не ошибся, грокая.

— Что? Какая еще пища?

— Он про этих людей, — торопливо вмешалась Джилл. — Про Берквиста и который с ним.

— А, понимаю, — кивнул Харшоу. В данный момент у него не было ни малейшего желания признаваться в своих совершенно не марсианских представлениях о «пище». — Ты, Майк, не очень убивайся, все равно это мясо не прошло бы санитарную инспекцию, — добавил он, припомнив закон Федерации, касающийся «длинной свиньи»^{34}, — его бы обязательно уничтожили, как непригодное к употреблению. Ну и, конечно же, по-другому было никак. Ты огрокал положение во всей полноте и поступил правильно.

— Я очень утешен, — облегченно сказал Майкл. — Только Старик может быть уверен, что всегда выбирает верный путь… а мне еще нужно много учиться и много расти, прежде чем стать Стариком. Джубал? Можно ее переместить? Я устаю.

— Ты хочешь сделать, чтобы пепельница исчезла? Давай.

— Но я не могу.

— Почему это?

— Она уже не угрожает твоей голове. Сейчас я не грокаю в ее существовании ничего неправильного.

— А! Хорошо, перемести ее.

Харшоу продолжал наблюдать, ожидая, что пепельница передвинется, зависнет прямо над его головой и снова станет «неправильной». Вместо этого она косо скользнула над столом и мягко приземлилась.

— Спасибо, Джубал, — сказал Смит.

— Спасибо? Это тебе спасибо, сынок. — Джубал взял пепельницу — ни в чем за это время не изменившуюся. — Да, огромное тебе спасибо. Это, пожалуй, самое потрясающее событие моей жизни с того раза, когда служанка завела меня на чердак. Энн, — повернулся он, — ты, вроде бы, проходила практику в Райне.

— Да.

— Левитацию видела?

Энн слегка задумалась.

— Нам показывали опыты с игральными костями, но я не математик и не могу засвидетельствовать, что это был телекинез.

— Она, видите ли, не математик. Интересно знать, а могла бы ты в пасмурный день засвидетельствовать, что солнце уже встало?

— Каким образом? А вдруг там, за облаками не солнце, а какой-нибудь другой источник света? Один из моих соучеников мог вроде бы усилием воли поднимать предметы — не очень тяжелые, вроде канцелярской скрепки. Но только после третьего стакана. И я не могла следить за этим с достаточной для свидетельства тщательностью — дело в то, что мы пили с ним вместе.

— А вот такого, как сейчас, не приходилось видеть?

— Нет.

— М-м-м… твоя профессиональная работа закончена. Хочешь остаться — снимай свой балахон и бери стул.

— Спасибо. Только после этой твоей лекции про мечети и синагоги мне хочется переодеться у себя.

— Это уж как вам хочется. Растолкай Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.

— Есть, начальник. Без меня ничего не делайте, я быстро.

Энн направилась к двери.

— Не обещаю. А ты, Майк, садись к столу. Ну, хорошо. Скажи, ты можешь поднять эту пепельницу? Покажи, как ты это делаешь.

— Хорошо, Джубал.

Смит протянул руку и взял пепельницу.

— Да нет же, нет!

— Я сделал неправильно?

— Нет, это я ошибся. Я хотел знать, можешь ли ты поднять ее, не дотрагиваясь.

— Да, Джубал.

— Ну так что же? Ты устал?

— Нет, Джубал.

— Да в чем же тогда дело? У нее что, должна быть эта самая «неправильность»?

— Нет, Джубал.

— Джубал, — вмешалась Джилл, — ты не сказал ему поднять пепельницу, ты только спросил, может ли он.

— О, — смутился Харшоу. — Майк, подними, пожалуйста, эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее, на фут над поверхностью стола.

— Да, Джубал.

Пепельница подпрыгнула и замерла в воздухе.

— Джубал, — озабоченно сказал Смит, — может быть, ты измеришь? Если я сделал неправильно, я ее передвину.

— Нет, все прекрасно! Подержи ее так, пожалуйста. А когда устанешь скажи.

— Я скажу.

— А можешь ты поднять что-нибудь еще? Ну, скажем, этот карандаш. Если можешь, подними.

— Да, Джубал.

Карандаш завис рядом с пепельницей.

По просьбе Джубала Майкл поднял со стола еще несколько предметов. Затем вернулась Энн, она молча села и стала смотреть. Вошел Дюк; он заметил летающую выставку канцелярских принадлежностей, понаблюдал ее пару секунд и начал молча расставлять принесенную стремянку.

— Я не знаю, Джубал, — нерешительно сказал Майк и замялся в поисках слова. — Я… я в этом деле еще слабоумный.

— Только не надо переутомляться.

— Я могу подумать еще одну вещь. Я надеюсь.

Тяжелое пресс-папье шевельнулось, приподнялось, и тут же все парившие в воздухе предметы — их было уже около десятка — посыпались на стол. Казалось, что Майк сейчас расплачется.

— Джубал, мне в наивысшей степени жаль.

— Ты должен не жалеть, а гордиться, — ободряюще похлопал его по плечу Джубал. — То, что ты сейчас сделал… (какое же тут подобрать сравнение, чтобы он понял?) Это несравненно сложнее, чем завязывание ботиночных шнурков, чудеснее, чем идеально выполненный прыжок в полтора оборота. Все было сделано «сильно, ярко и прекрасно». Грокаешь?

— Я не должен чувствовать стыда? — удивился Майкл.

— Ты должен чувствовать гордость.

— Хорошо, Джубал, — согласно кивнул Майкл, — я буду чувствовать гордость.

— А ты знаешь, Майк, что вот так, не дотрагиваясь, я не смогу поднять даже одну пепельницу.

— Не можешь? — поразился Смит.

— Не могу. Ты научишь меня?

— Да, Джубал. Нужно просто… — В который уже раз за эту беседу он смущенно умолк. — У меня опять нет слов. Я буду читать и читать и найду эти слова. Тогда я тебя научу.

— Только не принимай близко к сердцу.

— Извини?

— Ты, Майк, не очень расстраивайся, если даже не сумеешь найти нужных слов. Вполне возможно, что в английском языке их вообще нет.

Неожиданный вариант заставил Смита задуматься.

— Тогда я научу тебя языку своего гнезда.

— Боюсь, ты опоздал лет на пятьдесят.

— Я поступил неправильно?

— Ни в коем разе. Попробуй сперва научить своему языку Джилл.

— Еще чего, — всполошилась Джилл. — У меня от него горло болит.

— Полощи шалфеем. И вообще, — взглянул на нее Джубал, — не нужно жалких уверток. С данного момента вы, сестра, являетесь лаборантом-исследователем марсианской лингвистики… что не исключает исполнения прочих необходимых обязанностей. Энн, впиши ее в ведомость и не забудь отразить этот факт в налоговой декларации.

— Джилл уже работала по кухне, может, оформим ее задним числом?

— Разбирайся с этой ерундой сама, — отмахнулся Джубал.

— Джубал! — запротестовала Джилл. — Я же не смогу выучить марсианский!

— Попробовать-то можешь!

— Но…

— Кто-то там говорил о «благодарности». Берешь ты эту работу?

Джилл закусила губу.

— Беру. Хорошо… начальник.

— Джилл, — робко тронул ее руку Смит. — Я буду тебя учить.

— Спасибо, Майк, — она посмотрела на Харшоу. — А вот возьму и выучу тебе назло.

— Такой мотив я вполне грокаю, — ухмыльнулся Джубал. — Ведь и вправду выучишь. Майк, — обернулся он к Смиту, — а что ты еще умеешь такого, чего мы не умеем?

Тот был явно поставлен в тупик.

— Н-не знаю.

— А откуда ему знать, — бросилась на защиту Майкла Джилл, — когда он не знает, что мы умеем, а что нет?

— М-м-м… пожалуй. Энн, ты запиши там новое название должности: «лаборант-исследователь марсианской лингвистики, культуры и техники». Джилл, изучая язык, ты неизбежно будешь натыкаться на совершенно новые для нас вещи, в таких случаях сообщай мне без промедления. А ты, Майк, как только заметишь что-нибудь еще, что ты умеешь, а мы нет, тоже мне говори.

• Предыдущая
• 36/144
• Следующая