Кто-то следит за мной - Готти Виктория - Страница 19

• Предыдущая
• 19/87
• Следующая

Джеймс согласился воспитывать Димитрия только потому, что тот знал, кто его отец, и мог рассказать об этом. Пойти на такой риск Джеймс не решался. Он всегда успешно избегал публичных скандалов и не собирался что-либо менять. К приезду Димитрия все обитатели поместья знали, что он — сирота, которого мистер Миллер взял под свое крылышко. Никто и не удивился — Джеймс Миллер слыл известным филантропом.

Фамилию Константинос Димитрий получил от матери-гречанки. Вместе с черными волосами и смуглой кожей, характерной для жителей Средиземноморья. Накануне отъезда Димитрия в «Лорел» она прямо заявила ему, что больше не хочет иметь с ним никаких дел, не хочет ни видеть его, ни слышать. Она тоже уехала, не оставив адреса, и Димитрий не знал, что с ней сталось.

Димитрия определили конюхом в конюшню Миллеров, и частенько ему приходилось работать по двенадцать часов в день. Жалованье ему положили небольшое, но деньги он тратил лишь во время поездок в город, в тот квартал, где прошло его детство и жили друзья. Кроме этого квартала, у него никого и ничего не было. Густо населенные многоквартирные дома, женщины, сплетничающие у подъездов, маленькие ресторанчики, куда не было хода человеку со стороны, стали ему настоящим и единственным домом. Димитрию нравилась та энергия, которой бурлила Маленькая Италия и которой она отличалась от любого другого квартала Манхэттена. Он не представлял, чем можно заменить коктейль из страсти, опасности, семейной верности и кодекса чести, коктейль, который связывал этих людей.

Но постепенно Димитрий начал приспосабливаться и к миру Джеймса Миллера. Джеймс был частью политической элиты Нью-Йорка, поэтому и другие ее члены постоянно бывали в «Лореле» на приемах, встречах или обедах в узком кругу. Димитрий узнавал об этих мероприятиях от других слуг, а если гостей было много, на него надевали ливрею и отправляли в особняк. В уборке после приема принимали участие все слуги. И Димитрий обычно вызывался убирать со столов. А заодно и посплетничать с поваром Синеадом о гостях: кто перепился, о чем шел разговор. Димитрий жадно впитывал в себя все подробности. Если его определяли в гардеробщики, он приглядывался, как одеваются богатые, каким духам отдают предпочтение, какие носят драгоценности, о чем говорят. Он знал, что придет и его час. Не сомневался в этом ни на секунду. А пока надо проявлять выдержку и не привлекать к себе внимание старика. Когда ему в голову приходила мысль о побеге из поместья, он напоминал себе о том, каково парням его возраста, оказавшимся на улице. Поэтому он выжидал, копил деньги, строил планы на будущее. А потом он встретил Роз.

Ивен учился в частной школе Долтона в Нью-Йорке, появлялся в поместье только на уик-энды и каникулы. К удивлению Димитрия, именно его брат стал инициатором их дружбы. Ивен первый заговорил об их кровном родстве, прямо заявив, что считает отца трусом и лжецом, поскольку тот не признает Димитрия своим сыном. «Я бы так никогда не поступил», — не раз и не два повторял Ивен.

«Как бы не так», — про себя отвечал ему Димитрий. Но Ивен продолжал удивлять Димитрия. Не подводил, раскрывал душу, а если бы Димитрий позволил, охотно делился бы с ним деньгами.

Несколько девушек, живших по соседству, или держали своих лошадей в конюшне Миллеров, или ездили на лошадях Джеймса. Димитрий столько увидел и услышал, что составил о них самое нелицеприятное мнение. Они любили скакать на лошадях и обожали кружить голову парням, во всем оттачивая свое мастерство. Внешность, одежда, отношение окружающих — ничто другое их просто не интересовало. Их отличали требовательность, хитрость, самовлюбленность. Когда же Димитрию исполнилось семнадцать, он, к своему изумлению, обнаружил, что они видят в нем не только конюха, но и некий тренировочный объект, на котором можно отработать и даже довести до совершенства приемы обольщения мужчин. Одна девица по имени Дафна, наследница «Беллисима косметик», ездила верхом, словно демон. Ее длинные темно-русые волосы, падающие из-под шляпы на спину, по цвету сливались с мастью ее могучего жеребца.

Как-то в субботу, в сумерках, когда лошадей уже поставили в стойла, а взрослые вернулись в особняк на коктейли, Дафна нашла его в подсобке, где он раскладывал седла. Бросилась ему на шею, впилась в губы, стараясь проникнуть язычком в его рот. Димитрий даже не задумался над тем, где эта тринадцатилетняя девчушка всему этому научилась? В тот момент его занимало другое: как бы с предельной осторожностью оторвать ее от себя. После этого он следил за тем, чтобы никто не сумел незаметно подкрасться к нему в конюшне.

Димитрий помнил день, когда он впервые встретил Роз. Через два месяца после приезда он чистил скребницей норовистого жеребца по кличке Максуэлл, когда услышал какой-то шорох. Обернувшись, увидел юную девушку, переминающуюся с ноги на ногу у ворот. Приняв ее за дочь одного из богачей и помня об уроке, преподнесенном ему Дафной, он сурово глянул на девушку и спросил, оседлать ли ей лошадь.

— Нет, благодарю, — нежным голоском ответила она.

Он перехватил ее взгляд, брошенный на коттедж Тома Кальветти, и подумал, уж не его ли она племянница. О ней в разговоре с ним недавно упоминал Ивен. Вроде бы приметы совпадали: красивая, свеженькая, с волосами цвета меда и огромными сверкающими зелеными глазами в бахроме длинных ресниц. Вот эти самые глаза сейчас с интересом разглядывали его. Выразительные глаза, которые светились умом и любовью к жизни, но при этом в них стояла бездонная грусть. И прежде чем он успел заговорить с ней, она исчезла, унося с собой что-то такое, без чего жизнь сразу стала ему не мила.

А позже девочка вернулась с миской дымящегося жаркого, двумя яблоками и стаканом молока.

— Я не знала, поел ли ты, вот и принесла тебе ужин.

— Какая ты у нас добрая, — резковато ответил он.

Она кивнула, залилась румянцем и растворилась в темноте ночи. И с тех пор каждый вечер в одно и то же время она приносила ему еду. Поначалу он решил, что ею движет исключительно жалость к нему: она видела, как ему одиноко. Но через несколько месяцев Димитрий понял, что дело в другом: он ей небезразличен, и она хочет привнести в его жизнь радость. Ее искренняя доброта застала его врасплох. Она затронула в его душе струны, о существовании которых он даже не подозревал. И хотя он знал, что ей всего тринадцать лет, ему с трудом удавалось сдерживать бурлящую в жилах кровь. Но удавалось. А вскоре после этого Роз застукала его и Ивена курящими травку, и все свободное время они стали проводить втроем. То был самый счастливый период юности Димитрия, может, даже всей его жизни.

Дружба Роз и Димитрия заключалась в долгих разговорах по вечерам. На самые разнообразные темы. Помимо прочего, Роз рассказывала Димитрию о том, чему ее учили педагоги, нанятые Джеймсом.

В обмен на основы истории, литературы и математики Димитрий обучал Роз езде верхом на Монтерее, могучем жеребце немецких кровей, и поражался, как грациозно выглядела она в седле. Остальные юные наездницы, со своими рейтузами, блейзерами и сапожками, не выдерживали сравнения с Роз. В вылинявших джинсах, ковбойке, кроссовках, Роз могла дать им сто очков форы: такой она была элегантной.

Димитрий соорудил для Роз трассу конкура, и девушка и могучий жеребец легко преодолевали одно препятствие за другим. Роз никогда не останавливала Монтерея перед препятствием, каким бы высоким оно ни казалось, а жеребец всегда повиновался ей. Роз, похоже, черпала в верховой езде жизненную силу и уверенность в себе, и Димитрий начал замечать, что с годами грусть, которую он увидел в ее глазах при первой встрече, постепенно таяла.

Иногда Роз не могла прийти в конюшню, потому что работала допоздна, и в такие вечера Димитрий остро чувствовал, что ему недостает ее присутствия. Роз для него стала лучом света в царстве тьмы. Миновало четыре года, прежде чем Димитрий понял, как называется чувство, которое он испытывал к Роз. Как-то вечером, в сарае, она оступилась, потянувшись за книгой, которую они читали вместе. Он успел протянуть руки и подхватить ее, она оказалась в его объятиях, а мгновение спустя он уже крепко прижимал ее к себе, не желая отпускать. В голове зазвучал голос, требующий немедленно прекратить это безобразие, напоминающий, что не в его интересах наживать себе неприятности, но он ничего не мог с собой поделать. Роз была в том самом удивительном возрасте — между семнадцатью и восемнадцатью годами, — когда происходит переход от юной девушки к молодой женщине. Мысленно он тысячу раз сливался с ней воедино, и вдвоем они возносились на вершину блаженства. Он страстно прижался губами к ее губам. Никогда в жизни не было у него такого сладостного поцелуя.

• Предыдущая
• 19/87
• Следующая