Реквием каравану PQ-17 (др. изд.) - Пикуль Валентин Саввич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
– Что тут было без меня? – спросил недовольно.
– Мы тут корчимся от смеха, сэр… Нас засекли, и сейчас немцы устроят всем нам показательный заплыв на короткую дистанцию.
– Боцман! – приказал кэп. – Проверьте на спасательных плотах наличие банок с тушенкой и анкерки с водой из запаса неприкосновенности… Также и весла! Не извели ли их наши матросы на зубочистки?
– О нет, сэр, – с издевкою отвечал Брэнгвин, – мы еще не дошли до того, чтобы веслами чистить зубы. Для этого мы использовали клавиши от вашей фисгармонии…
– У нас, – вставил штурман, – еще и катер под капотом.
– Какой вы умный у меня! – восхитился кэп. – Так и быть, я заберу вас на катер… вас обоих! – И капитан потащился обратно в каюту, волоча по ступеням трапа полы халата.
– Каботажник много берет на себя, – сказал Брэнгвин. – Ему кажется, что он плывет по родимой речке… Он даже не понимает, что плот в океане надежней катера! Удивительный народ эти дураки. Я бы стал их коллекционировать, если бы они стоили дешевле умных…
Полярный океан почти ласково стелил перед ними свои зеленоватые, как японская яшма, воды. После полудня пришли немецкие самолеты с бомбами (торпеды они берегли). Глядя, как они заходят для метания, Брэнгвин отодвинул ветровое стекло, чтобы лучше видеть маневры противника…
– У вас руки не заняты, сэр, – попросил он штурмана, – так суньте мне в морду бутылкой, пока не поздно…
Штурман, как заботливая нянька, дал ему пососать виски, и Брэнгвин стал отрабатывать рулем уклонения корабля от бомб. Он не сплоховал – две атаки прошли впустую, бомбы взорвали воду по бортам.
– Почему молчат наши «эрликоны»?! – орал Брэнгвин, орудуя манипуляторами. – Или наш кэп договорился с Адольфом?
Тут их и накрыло. Бомба пронизала полубак, рванув отсеки в оглушительной вспышке. Словно рельсы, выперло наружу стальные бимсы. Волна горячего воздуха закручивала железо палубы в уродливый массивный рулон. Бомба не дошла до днища – и то хорошо. Корабль долго трясло в никому не понятном грохоте. Это произошла самоотдача якорей, и они долго, минуты три подряд, убегали в пучину, пока не кончились цепи; сорвав за собой крепления жвакагалсов, якоря ушли в океан навсегда…
Кто-то заорал в дыму начавшегося пожара. Другой лежал, тряпкой провисая через поручни, и медленно скатился за борт вниз головой. Ветром чуть отнесло дым, и первая кровь, увиденная Брэнгвином, показалась ему такой яркой, такой неестественной, что Брэнгвин даже не поверил, что это кровь…
Под ногами визжало битое стекло. Когда вылетели рубочные окна – не заметил. Штурман стоял рядом, и лицо его было ужасно – в страшных порезах. Стекла, разлетевшиеся острыми клинками, распороли нос, щеки, уши – он заливался кровью!
– Брэнгвин, помогите… я ничего не вижу…
Брэнгвин еще раз глянул на пробоину в полубаке, откуда уже огулом выхлопнул первый язык огня.
Трубы водяных гидрантов или перебило, или так уж было задумано раньше, чтобы они не работали. Ни один «минимакс» на корабле не действовал. Пеногоны жалобно шипели, и только!
– Зато у нас нет пятен на костюмах, – сообщил Брэнгвин.
Он срывал подряд все «минимаксы», нещадно бил их капсюлями о палубу. Один сработал – тетрахлорметановая струя ударила по пламени, словно кулаком, загоняя огонь в глубину трюма. Визжа от боли и ожогов, Брэнгвин прыгал по развороченной палубе, рискуя свалиться в жерло трюмного вулкана. Но огонь пошел дальше, и люди, побросав пеногоны, отступили… Капитан в том же боксерском халате, стоя в сторонке, ротозеем глядел на пожар. Брэнгвин подскочил к нему:
– Прикажите впустить забортную воду.
Кажется, он принял Брэнгвина за сумасшедшего, который хочет затопить корабль… Дурак! Брэнгвин спустился вниз. В холодном отсеке, возле самого днища, горели тусклые лампы. Тяжело и громко дыша, Брэнгвин ползал среди заржавелых клапанов. «Этот… или не этот?» Маховик с трудом провернулся в его руках. Он приложил руку к переборке и тут же отдернул ее, заорав: переборка была раскаленной, как утюг. Она стала шипеть, значит, вода пошла из-за борта, значит, все правильно… Транспорт сразу получил сильный дифферент на нос, волны полезли к нему на палубу, но пожар прекратился.
Четырех убитых при взрыве сложили на спардеке.
– Они спали… им как раз в ноль шесть на вахту!
Брэнгвин нашел на рострах чью-то ногу.
– Эй, признавайтесь по чести – чья нога?
Четверо лежали на спардеке – все с ногами.
– Это нога Хриплого Дика, – сказал радист в испуге. – Он всегда носил старомодные носки без резинок…
Самого же боцмана не нашли. Видать, его шибануло за борт. Сильно размахнувшись, Брэнгвин отправил в море и ногу.
Мертвых, чтобы они не портили настроение живым, быстро покидали за борт. На возвышенности спардека с требником в руках стоял бледный Сварт, посылая в небо молитвы.
Он был вдохновенен и прекрасен в этот момент. Брэнгвин не удержался, чтобы не хлопнуть его по жирной заднице.
– Только бы нам, старушка, добраться до Мурманска, – сказал он Сварту, – а там мы напьемся с тобой так, что русские нас никогда не забудут…
Он навестил штурмана в его каюте, пришел к выводу:
– Это еще не нокаут… пока лишь нокдаун, сэр!
Штурман попросил сделать ему укол морфия. Брэнгвин никогда никому не делал уколов. Но решительно отбил головку на ампуле. Засосал в шприц мутную жидкость.
– Ничего в жизни делать я не умею, но за все берусь…
И засадил в тело иглу. Потом отбросил шприц, как гвоздь.
– И кажется, – заключил, – мне все понемножку удается…
На верхней палубе взвизгнула кран-балка на развороте.
– Ого! Я вас покину…
Кран-балка уже держала на талях полуспущенный катер. Под капот его летели вперемешку одеяла, банки со сгущенкой, пузатые банки мясных консервов. Капитан транспорта и несколько человек из команды покидали корабль.
– Кэп, – сказал Брэнгвин капитану, – вам примерно пятьдесят. А мне двадцать семь, и я хочу жить не меньше вашей особы… Не лучше ли нам посмотреть на русских?
– Смотри! Где ты их увидел? Где они, твои русские?
– В русские корабли, – продолжал Брэнгвин, – Адольф тоже кидает бомбы. В них такие же дырки от торпед, как и в наших кораблях. А тонут они меньше нас… Почему бы это, кэп?
– Спроси у них, – огрызнулся капитан.
– Потому что они борются за свои корабли. А жизнь корабля – это жизнь моряка. Пока палуба дрожит под ногами, моряк живет. Не будем же раньше времени раскидывать кости от собственных скелетов… Я сказал, что думаю, кэп!
Капитан сплюнул.
– Сварт, поговори ты, – обратился Брэнгвин к приятелю. – Скажи как следует. Представь, что ты нарвался на девку, которая тебе не дается… Это ужасно! Что ты сказал бы ей, Сварт?
Сварт шагнул к капитану, спрятав молитвенник в карман.
– Кэп! Приходилось ли вам в тихом семейном кругу открывать банку с рольмопсом?
– Бывало… – рыкнул капитан и дал Сварту в ухо.
Сварт отскочил и сказал Брэнгвину:
– Он не дает мне довести мою мысль до конца!
Брэнгвин взял капитана левой рукой за грудь, причем весь свитер собрался жгутом в кулаке, а правой рукой он уложил капитана на палубу…
Тот вскочил в бешенстве:
– Рольмопс… дальше! Пусть говорит. Я слушаю.
– Я хотел сказать, – продолжал Сварт, – что вода здесь ужасная. Я здесь когда-то плавал… Вы все погибнете!
Капитан, топая ногами, не мог понять одного:
– Но при чем здесь рольмопс, черт тебя побери?
– Не рольмопс, а поросячье ухо, – вмешался Брэнгвин. – Сварт хотел сказать, что катер ваш опрокинет, а вода в этом океане закручивает людей от холода в поросячье ухо…
– Спускай! – приказал капитан на катер.
Тали запели блоками. Днище катера плюхнулось об воду, и сразу застучал мотор. Под высоким капотом, с запасом бензина и компасом… на что надеялись эти люди?
Брэнгвин решительно сорвал чехлы со стволов «эрликонов»:
– Маленький салют человеческой глупости нам не помешает!
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
