Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 13

• Предыдущая
• 13/159
• Следующая

— Вы недавно что-то говорили, — продолжил я, — насчет того, что пока мне оружие не понадобится. А есть причины, по которым мне стоит надеть один из этих скафандров? У них не слишком удобный вид.

— Я не жду сегодня особенно больших опасностей, — медленно сказала она. — Но это не такое место, где можно вызвать полицию. Решать, что вам нужно, должны вы.

— Но ведь, черт возьми, Принцесса, вы это место знаете, а я нет. Мне нужен совет.

Она не ответила. Я обернулся к Руфо. Он внимательно изучал верхушку дерева. Я сказал:

— Руфо, оденься.

Он поднял брови:

— Милорд Оскар?

— Schnell! Vite, vite! Катись.

— Ладно.

Оделся он быстро, в костюм, который был мужским вариантом того, что выбрала Сгар, с шортами вместо трико.

— Подбери себе оружие, — сказал я и начал одеваться, как он, только я намеревался надеть сапоги. Однако под руку мне попалась пара этих котурнов, с виду моего размера, ну я их и примерил. Они прилегли мне к ногам, как перчатки, да все равно мои подошвы так затвердели за месяц ходьбы босиком на Л’иль дю Леван, что твердая обувь мне была не нужна.

Они были не такие уж средневековые, как казались с виду; спереди они застегивались на молнию, а внутри стояла метка: “Fabrique en France”.

Папаша Руфо взял лук, из которого он стрелял, выбрал саблю и добавил кинжал. Я выбрал вместо кинжала золингеновский охотничий нож. Я посмотрел с вожделением на армейский пистолет 45-го калибра, но не стал его трогать. Если у “них”, кто бы они ни были, действует местный закон Салливана,[34] я готов подыграть этой шутке.

Стар велела Руфо упаковывать багаж, потом присела на корточки на песчаном берегу ручья и начертила схематичную карту — курс на юг, постепенно понижаясь и придерживаясь ручья, только иногда срезая углы, пока не дойдем до Поющих Вод. Там станем на ночевку.

Я все вбил себе в голову.

— Ясно. Меня надо о чем-нибудь предупредить? Мы стреляем первыми? Или ждем, пока нас начнут бомбить?

— Я ничего не ожидаю сегодня. О, тут есть хищник раза в три больше льва. Но он ужасный трус; на движущегося человека не нападает.

— Вот это, приятель, мне по сердцу. Ладно, тогда мы будем все время двигаться.

— Если мы все же увидим людей — я этого не ожидаю, — было бы неплохо наложить на лук стрелу… но не поднимать лука, пока вы не почувствуете необходимости. Но я не указываю вам, Оскар, что делать; решать должны вы. Руфо тоже не выпустит ни стрелы, если не увидит, что вы готовитесь это сделать.

Руфо закончил укладываться.

— О’кей, пошли, — сказал я.

Мы тронулись. Черный ящичек Руфо приобрел теперь вид ранца, и я не стал ломать голову над тем, как он мог тащить пару тонн на плечах. Может, у него антигравитационное устройство типа “Бак Роджерса”. Кровь китайских носильщиков-кули. Черная магия. Черт, да один этот сундук из тика не смог бы поместиться в такую заплечную упаковку в соотношении 30 к 1, уж не говоря про арсенал и прочие мелочи.

Не стоит удивляться, почему я не расспрашиваю Стар о том, где мы, почему мы здесь, как мы сюда попали, что мы собираемся делать, и о подробностях тех опасностей, встреча с которыми ждала меня. Слушайте, ребята, когда вам снится самый роскошный сон в вашей жизни и вы как раз подходите к самому интересному, останавливаетесь ли вы, чтобы сказать себе, что оказаться вместе с вами в сене именно этой девочки логически невозможно — и тем самым разбудить себя? Логически рассуждая, я ЗНАЛ, что все случившееся с тех пор, как я прочитал то глупое объявление, было невозможно.

Поэтому я отбросил логику.

Логика — ненадежная штука, друзья. “Логика” доказывала, что аэропланы не смогут летать, и что водородные бомбы не сработают, и что камни с неба не падают. Логика — это способ утверждать, будто то, что не случилось вчера, не случится и завтра.

Нынешнее положение мое мне нравилось. Я не хотел просыпаться ни в постели, ни в палате психушки. И уж совсем я не хотел проснуться все еще в джунглях, может быть, со все еще свежей раной на лице и в ожидании вертолета. Может, коричневый братик завершил свою работу надо мной и послал меня в Валгаллу. Ну ладно, Валгалла мне понравилась.

Я шел впереди мерным шагом; по бедру меня похлопывала чудесная сабля; девушка намного чудеснее ее шагала рядом со мной в ногу; позади нас потел раб-крепостной-слуга-некто, выполняя роли носильщика и “глаза на затылке”. Пели птицы, пейзажи кругом были созданы мастером ландшафтной архитектуры, воздух пах приятно и здорово. Если бы мне больше ни разу не пришлось увертываться от такси или смотреть на заголовки статей, я был бы не против.

Большой лук вызывал неудобство — впрочем, как и М-1.[35]

Маленький лук Стар висел у нее за спиной, от плеча до бедра. Я так попробовал, но он все время за что-нибудь цеплялся. К тому же тогда я нервничал из-за того, что в таком положении он не готов к стрельбе. А она признала, что в луке может возникнуть нужда. Поэтому я снял его и понес в левой руке, натянутый и приготовленный.

На утреннем переходе у нас была одна тревога. Я услыхал, как тетива Руфо сказала “тванг”, обернулся уже с изготовленным луком и наложенной стрелой, прежде чем разглядел, что происходит.

Или, вернее, произошло. Птица, похожая на рябчика, не больше. Руфо снял ее с ветки, точно в шею. Я отметил про себя больше не соревноваться с ним в стрельбе из лука и просить потренировать меня в тонкостях.

Он чмокнул губами и ухмыльнулся.

— Ужин!

Всю следующую милю он на ходу щипал ее, потом привесил ее на пояс.

Мы остановились перекусить около часу дня, в красивом месте, которое, как заверила меня Стар, было защищено, и Руфо открыл свой ящик до размеров чемодана и подал нам ленч: холодные вырезки, рассыпчатый провансальский сыр, французский хлеб с корочкой, груши и две бутылки Шабли. После ленча Стар предложила устроить сиесту. Мысль выглядела заманчиво; я наелся от души и разделил с птицами только крошки, но я был удивлен.

— Разве нам не нужно спешить?

— Вам нужен урок языка, Оскар.

Надо подсказать средней школе в Понс де Леон лучший способ изучать языки. В лучезарный полдень вы ложитесь на мягкую траву у посмеивающегося ручья, и самая прекрасная женщина любого из миров наклоняется над вами и смотрит вам в глаза. Она начинает тихо говорить на языке, которого вы не понимаете.

Спустя некоторое время ее большие глаза становятся еще больше, и больше… и больше… и вы тонете в них.

Потом, спустя вечность, Руфо говорит:

— Эрбас, Оскар, ’т книла вуурсит.

— Ладно, — ответил я, — я и так встаю. Нечего меня торопить.

Это последнее слово, которое я собираюсь записать на языке, который не подходит к нашему алфавиту. У меня было еще несколько уроков, и о них я тоже упоминать не буду, и с того времени мы говорили на этой тарабарщине, кроме тех случаев, когда мне приходилось затыкать дыры вопросами по-английски. Это язык, богатый бранью и словами при занятиях любовью, и богаче, чем английский, в некоторых технических вопросах — но с удивительными проблемами в нем. Нет, например, слова, означающего “юрист”.

Примерно за час до захода солнца мы подошли к Поющим Водам.

Весь день мы путешествовали по высокому, поросшему лесом плато. Ручей, в котором мы ловили форель, впитал в себя другие ручейки и был уже порядочный речкой. Ниже нас, в том месте, до которого мы еще не дошли, он устремился с высоких утесов суперйоселитским водопадом. Здесь, где мы остановились лагерем, вода промыла выемку в плато, образовав каскады, прежде чем устремиться в этот прыжок.

“Каскады” — слово слабое. Вверх по течению или вниз, куда ни посмотри, были видны водопады — от больших, в 30 или 50 футов высотой, до маленьких, на которые могла бы запрыгнуть мышь, и всех промежуточных размеров. Они струились террасами и лестницами. Вода была то гладкой, зеленой от отражающейся в ней пышной листвы, то белой, как взбитые сливки, там, где она бурлила в сплошной пене.

• Предыдущая
• 13/159
• Следующая