Не убоюсь я зла (с илл.) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 27

• Предыдущая
• 27/120
• Следующая

— О, босс, по-моему, комментарии здесь излишни.

— То есть? Кто это там всего пять минут назад говорил, что мы должны быть абсолютно откровенны друг с другом?

— Я согласна с вашими выводами, босс, то есть с фактами, которые привели вас к этим выводам. Мне кажется, наследственность не должна здесь играть какую-либо роль. Мне кажется, что вы бередите старые раны… а это плохо. Плохо для вас, босс.

— Дитя мое, вы сами не знаете, о чем говорите,

— Может быть.

— Не «может быть», а точно. Ребенок он и есть ребенок. О детях надо заботиться, их надо любить. Иначе во всей нашей жизни не было бы никакого смысла. Юнис, я сказал вам, что моя первая жена была чем-то похожа на вас. Агнес… мы любили друг друга такой любовью, что это было больше чем просто любовь. И я был с ней всего один год, потом она умерла при родах. И я любил своего сына так же сильно, как и ее. Когда его убили, во мне что-то умерло… и я пошел на дурацкий четвертый брак в надежде оживить себя, получив еще одного сына. Но в тот раз мне не повезло — детей не было. Мне пришлось всего лишь отвалить денег, и я снова стал свободен.

— Извините, босс.

— Не за что извиняться. Но я хотел сказать не об этом, Юнис. Когда мы поправимся, напомните мне, что надо порыться в ящике с драгоценностями и найти его солдатскую бирку — все, что осталось от него.

— Если хотите. Но, дорогой, это же ужасно: все время оглядываться назад вместо того, чтобы смотреть в будущее.

— Это зависит от того, как смотреть назад. Я не печалюсь о нем, я горд за него. Он погиб с честью, сражаясь за свою страну. Но на его солдатской бирке указана группа крови, «Тип 0».

— Ого!

— Да, именно «тип 0». Это значит, что мой сын был таким же моим, как и дочери. Но это не мешало мне любить его.

— Да, но… вы узнали об этом благодаря той бирке? После того как он погиб?

— Черта с два! Я знал об этом со дня его рожденья; я подозревал, что он может быть не от меня, еще когда Агнес забеременела… и я принял это. Юнис, я носил рога с достоинством и никогда не высказывал ей свои подозрения. Что же, следующим женам я достался уже с ветвистыми рогами. Муж, который ожидает чего-то другого, обречен на разочарование. Но у меня никогда не было иллюзий на этот счет, поэтому я не был разочарован. Для этого не было оснований. Я и сам научился сексу большей частью у замужних женщин, и началось это с раннего подросткового возраста. Я думаю, такое бывает в каждом поколении. Но рога причиняют боль лишь тогда, когда мужчина достаточно глуп, чтобы верить, будто его жена не такая, как все, несмотря ни на что.

— Босс, вы думаете, что все женщины такие?

— О нет! Во времена своей юности я знал множество супружеских пар, в которых и он и она — насколько мне было известно — шли к алтарю девственниками и оставались преданными друг другу всю жизнь. Может быть, и среди теперешней молодежи есть такие пары.

— Да, наверное, есть. Но я не из таких.

— И я тоже. В этом вопросе нельзя полагаться на статистику, Юнис. Секс — это такой предмет, о котором все врут. Но я хотел сказать, что мужчина, который наслаждается сексом, где это только возможно, а затем женится и ожидает, что его жена не такая, как все, просто глуп. Я был умнее. Что касается Агнес, то она была ангелом, но с копытами. Это старый сленг, но понять его легко. Мне кажется, что Агнес за свою короткую жизнь никогда не ненавидела кого-либо и любила так же свободно, как и дышала. Юнис, вы сказали, что рано начали, да?

— В четырнадцать лет, босс. Скороспелая сучка, правда?

— Скороспелая — может быть, но не сучка. И моя Агнес тоже не была сучкой, хотя она радостно отдала свою девственность, как она говорила, в двенадцать лет.

— В двенадцать?

— Удивлены, дорогая? Опять конфликт поколений: ваше поколение думает, что это оно изобрело секс. Агнес действительно была скороспелой, в то время в шестнадцать лет девушка не считалась готовой для половой жизни. Обычно начинали в семнадцать или восемнадцать. И очень часто можно было столкнуться с настоящей девственностью, хотя я и не специалист в таких вопросах . Но рекорд принадлежал не Агнес. Я помню в школе девочку из грамматической школы, которая «отдалась» в одиннадцать лет, не испытывая при этом никаких угрызений совести. К тому же она была любимицей учителей, у нее был невинный взгляд, и она получала призы за регулярное посещение воскресной школы. Моя дорогая Агнес была такой же, только ее доброта и милая внешность не были поддельными. Она просто не видела в сексе ничего грешного.

— Босс, в сексе нет греха.

— А разве я сказал, что есть? Однако в те дни я чувствовал себя виноватым, пока Агнес не вылечила меня от этого предрассудка. Ей было шестнадцать лет, мне — двадцать. Ее отец был профессором в ветеринарном колледже, где я учился, и однажды в воскресенье меня пригласили на ужин… в первый раз мы делали это на диване в гостиной. Все это произошло так быстро, что я даже несколько удивился и испугался.

— Что напугало вас, мой дорогой? Ее родители?

— Да. Они были наверху и, вероятно, еще не ложились. К тому же Агнес была так молода — в то время девушки не могли выходить замуж раньше восемнадцати. Не то чтобы меня когда-либо останавливал ее возраст, просто в ту ночь я не был готов, не ожидал этого.

— А как можно к этому подготовиться, босс?

— Контрацептивы. Мне оставался еще целый год до получения диплома, у меня не было денег, не предвиделось никакой работы, и меня, честно говоря, не тянуло жениться.

— Но о контрацептивах должна заботиться девушка, босс. Именно поэтому я и чувствовала себя такой дурой, когда залетела. Мне бы и в голову не пришло просить, чтобы парень из-за этого женился на мне, даже если бы я была уверена, что забеременела именно от него. Когда я поняла, что залетела, то собрала все свое мужество и сказала родителям. Они меня отругали. Отцу пришлось заплатить штраф, потому что лицензии у меня еще не было. О том, чтобы выйти замуж, даже разговора не было. Меня даже не спросили, от кого я забеременела, и я сама не стала бы говорить об этом.

— Юнис, неужели вы не знали, от кого?

— В общем-то знала. Наша баскетбольная команда и три девушки, болельщицы, поселились в одной гостинице; с нами был и тренер, учитель физкультуры. Но он ушел в город. Мы собрались отметить победу в комнате у парней. У кого-то была марихуана. Я затянулась раза два, но мне не понравилось, и я занялась джином и лимонадом, которые гораздо вкуснее. Я не собиралась участвовать в сексуальной оргии: у нас в школе это было не принято. К тому же у меня был парень, и я была ему верна… то есть, как правило… и его не было с нами. Но когда моя подруга сняла с себя одежду, то и я не смогла удержаться. Я высчитала в уме, что у меня еще два безопасных дня, и тоже разделась, то же сделала и третья подруга. Никто не заставлял меня делать это, босс. Не было даже намека на изнасилование. Как же я могла винить парня?

Но оказалось, что я сосчитала неверно, и к середине февраля я уже точно знала, что залетела. Потом я рассказала родителям, и меня отослали на юг к тетушке, чтоб я полечилась от «ревматической лихорадки», которой у меня, сами понимаете, никогда не было. Мне потребовалось на это 269 дней после того баскетбольного матча, и я как раз успела к началу занятий в школе и закончила ее вместе со своим классом.

— Ну, а как же ваш ребенок, Юнис? Мальчик? Девочка? Сколько ему сейчас лет? Двенадцать? И где он сейчас?

— Не знаю, босс. Я подписала отказ от материнства, чтобы мой отец получил свои деньги назад, если найдется кто-либо, кто захочет принять ребенка. Босс, разве это справедливо? Пять тысяч долларов… отец едва наскреб их, а те, которые живут на пособие, не платят штрафа и могут даже требовать бесплатного аборта. Я этого не понимаю.

— Вы ушли от ответа, дорогая. Где ваш ребенок?

— Мне сказали, что он родился мертвым. Но, насколько я знаю, они всегда так говорят, если девушка подписывает отказ и кто-то хочет взять ребенка.

• Предыдущая
• 27/120
• Следующая