Марсианка Подкейн. Космический патруль - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 34

• Предыдущая
• 34/92
• Следующая

Ну вот, я призналась в своем малодушии и мне чуть полегчало. Надеюсь, со временем я стану тверже. Не знаю…

А потом ко мне впихнули Кларка!

Я одним махом слетела с кровати, обняла его и запричитала:

– Кларк, миленький! Бедный мой братик! Что они с тобой сделали? Скажи мне что-нибудь! Ты меня слышишь?

– Подбери слюни, Под, – сказал он мне в самое ухо.

Тут я поняла, что если он и пострадал, то не слишком сильно: ответ был вполне в духе моего братца.

– Ты меня слышишь? – уже тише повторила я.

– Конечно, – прошептал он мне в ухо, – но пусть она думает, будто я оглох.

Он высвободился из моих объятий, заглянул в свою сумку и быстро обследовал всю комнату. При этом он так близко подошел к двери, что Титания забеспокоилась. Потом он подошел ко мне вплотную и прошептал:

– Подди, ты умеешь читать по губам?

– Нет. А что?

– Не притворяйся. Только что сумела.

Положим, это было не совсем верно: Кларк прошептал это, хоть и едва слышно. Но я обнаружила, что и в самом деле «слышу» его, как если бы он говорил вслух. Это довольно забавно, и Кларк объяснил, что читать по губам может почти каждый, нужно только чуть потренироваться. Сам он давно это умеет, только помалкивал на всякий случай.

Он велел мне говорить как можно тише и сам говорил так же.

– Слушай, Под, я не уверен, что старая леди Грю прослушивает эту комнату. – Вместо слова «леди» он произнес совсем другое. – С тех пор как я здесь сидел, вроде бы ничего не изменилось. Но здесь есть, по меньшей мере, четыре места, где можно спрятать микрофон. Может и больше, не знаю. Лучше нам помалкивать: неспроста она посадила нас вместе. Болтай вслух сколько душе угодно… но только всякий вздор. Вроде, как ты ужасно беспокоишься, не оглох ли я навсегда. И все такое прочее.

Так мы и сделали: я стонала и причитала над бедным своим братиком, а он жаловался, что не может расслышать ни слова и все просил меня найти карандаш и написать, что я хочу сказать. В антрактах мы «разговаривали» о важных вещах, в которые не стоило посвящать никого, особенно миссис Грю.

Я спросила, был ли он в этом баке, а если был, то почему не оглох.

– Был, к сожалению, – ответил он, – но не такой уж я балбес, как она подумала. В карманах у меня нашлась кое-какая бумага, я изжевал ее в кашу и заткнул уши. – Он скривился, как от боли. – Двадцатку на это перевел. Клянусь, это была самая дорогая затычка всех времен и народов. Потом я обмотал голову рубашкой и почти ничего не слышал. Черт с ними… Слушай дальше. – Он туманно поведал о том, как угодил в эту ловушку. – Ну согласен, провели меня, но и вы с дядей Томом так же лопухнулись. А ведь вы постарше и отвечаете за меня.

– Еще чего! – с негодованием прошипела я.

– Выходит, ты безответственная девчонка, а это еще хуже. Логика – упрямая вещь. А теперь забудем об этом, есть дела поважнее. Слушай, Под, скоро мы выберемся отсюда.

– Как? – я показала глазами на Титанию. Она нянчила Ариэля, но ни на секунду не отводила от нас глаз.

Кларк проследил за моим взглядом и произнес:

– Когда придет время, я позабочусь об этом насекомом, а пока забудь о нем. Нам придется сматываться в темпе быстрого вальса и непременно ночью.

– А почему ночью? Тут и днем-то ни черта не видно из-за смога, а уж ночью…

– Под, не расчесывай свои царапины, тогда они быстро затянутся… Дело в том, что на ночь Джоджо запирают.

– Джоджо?

– Ну эта гора мяса, которая работает на старуху Грю.

– Я зову его Булавоголовым.

– Джоджо, Булавоголовый, Альберт Эйнштейн – не все ли равно. Одним словом, любитель «пыльцы блаженства». Он приносит нам ужин, моет тарелки, а потом она его запирает и выдает вечернюю дозу пыльцы. А запирает она его потому, что боится поддатого венерианца, как и любой нормальный человек. Так что сбежать мы можем только ночью, пока он в клетке. Может быть, и старуха заснет. Правда, есть еще тип, который привез нас сюда, но он часто ночует в Венусбурге. Но мы должны рассчитывать на худшее. Когда «Трезубец» уходит на Луну?

– Восьмого, в двенадцать часов семнадцать минут по корабельному и гринвичскому времени.

– А по местному?

– В девять часов шестнадцать минут по времени Венусбурга. В среду, двадцатого.

– Нужно проверить, – пробормотал он, доставая из сумки логарифмическую линейку.

– Но зачем?

– Заткнись, – ответил он, гоняя бегунок.

– Хочешь высчитать марсианское время? – Я здорово гордилась тем, что могла делать эти расчеты в уме, как и полагается заправскому пилоту. Мистер Клэнси здорово натаскал меня, хоть и остался без заслуженной награды.

– Не-а. Я его знаю не хуже тебя. Давай-ка, сверим наши часы. Начали отсчет!

Я взглянула на часы и обомлела.

– Кларк, но сегодня же девятнадцатое число.

– А я-то думал, что нынче Рождество, – злобно прошипел он. – Ты что разоралась? Забыла, о чем мы договорились?

– Но «Трезубец» уходит завтра! – я сумела произнести это одними губами.

– Через шестнадцать с небольшим часов, если быть точным. А мы не можем ничего сделать, пока эту скотину не запрут. Шансов у нас мало…

– Но дядя Том не попадет на конференцию.

Кларк пожал плечами.

– Может, и не попадет. Улетит он или нет – мне это совершенно безразлично.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я. – Как это он улетит?

Кларк не ответил, но я и сама сообразила: дяди Тома уже нет здесь. Я вдруг почувствовала себя покинутой.

– Ты уверен? – спросила я.

– Конечно. Старуха, черт ее возьми, позаботилась, чтобы я увидел, как его увозят. Джоджо тащил его, словно мешок с мукой. Сейчас дядя Том уже в Венусбурге.

– Значит, он освободит нас! – обрадовалась я.

– Под, не будь дурой в квадрате… – мрачно ответил Кларк.

– Конечно же, освободит! Дядя Том… и мистер Председатель… и Декстер… и остальные…

– Во имя Святого Петра, заткнись, Подди! – оборвал меня Кларк. – Помолчи и подумай. Поставь себя на место дяди Тома. Вот ты оказалась в Венусбурге, тебе предоставили всевозможную помощь, дали людей и транспорт. А КАК ТЫ ОТЫЩЕШЬ ЭТО МЕСТО?

– Э-э-э… – ответила я и заткнулась.

– Согласен, именно «э-э-э…» Отыскать его невозможно, разве что лет через восемь-десять непрерывных поисков. Вбей в свою красивую головку, сестренка: никто нам не поможет и никто нас не освободит. Или мы сбежим этой ночью, или мы пропали.

– Но почему именно этой ночью? Я, конечно, согласна, но что, если нам не подвернется случай?…

– Тогда завтра утром, в девять часов шестнадцать минут мы будем уже мертвы. Ясно?

– Но почему?

– Сообрази сама, Под. Поставь себя на место старой Грю-биянки. «Трезубец» стартует завтра. Дядя Том или улетает на нем, или нет. А у тебя остаются его племянник и племянница. Что ты с ними сделаешь? Поразмысли над этим. Только следуй ее логике, а не своей.

Я попыталась, но ничего не вышло. Я просто не могла представить, что можно убить человека, если он тебе мешает.

Такая «логика» совершенно чужда мне.

Но я понимала, что Кларк прав: едва стартует «Трезубец», мы превратимся в досадную помеху. Особенно сильно мы будем мешать ей, если дядя Том не улетит. Если же он улетит, она каждый день рискует, что мы смоемся, сообщим об этом дяде, и он тогда не станет плясать под ее дудку. Она ведь думает, что сломила дядю Тома.

Я так и не смогла представить себе хладнокровное убийство. Но ведь мы с Кларком можем заразиться зеленым сифилисом и умереть. Пожалуй, это на все сто процентов устроило бы миссис Грю.

– Сообразила, – ответила я наконец.

– Молодец, – похвалил меня Кларк, – думай почаще, это полезное занятие. Или мы сбежим нынче ночью, или завтра утром нас замочат… А потом она уберет Джоджо и сожжет этот дом дотла.

– А Джоджо-то чем перед ней виноват?

– А ты еще не поняла? Мы же знаем, что она снабжает пыльцой наркомана, а на Венере суровые законы на этот счет. Она не оставит свидетелей.

– Но ведь дядя Том тоже знает об этом.

• Предыдущая
• 34/92
• Следующая