Двойник. Дверь в лето - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 61

• Предыдущая
• 61/91
• Следующая

— Перед тем, как сюда приехать. Я опустил пакет в почтовый ящик на углу улицы Сепульведа и бульвара Вентура.

— Думаешь, он не врет? — спросил Майлз.

— В таком состоянии он не может врать. И он абсолютно уверен в своих словах — так что путаница исключается. Черт с ними, Майлз. Может, когда мы от него избавимся, окажется, что передаточная надпись не имеет силы, поскольку он уже продал нам акции… по крайней мере, я сейчас заставлю его подписать несколько пустых бланков, а там увидим.

Она попыталась заставить меня подписать, а я попытался повиноваться. Но в таком состоянии я не мог расписаться толком. Наконец она вырвала у меня из рук бумагу и сказала со злостью:

— Ты меня до истерики доведешь! Я и то лучше могу за тебя расписаться. — Она наклонилась ко мне и мстительно прошипела: — Жаль, что я твоего кота не пристукнула.

На некоторое время они оставили меня в покое. Потом ко мне подошла Белл и объявила:

— Дэнни, я сделаю тебе укольчик, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. Ты сможешь встать, двигаться и вести себя, словно ничего не произошло. Ты ни на кого не будешь сердиться, особенно на нас с Майлзом, — ведь мы твои лучшие друзья, правда? Кто твои лучшие друзья?

— Вы. Ты и Майлз.

— Но я тебе больше чем друг. Я тебе как сестра. Повтори.

— Ты мне как сестра.

— Вот и хорошо. А сейчас мы поедем на машине, потом ты погрузишься в «долгий сон». Ты приболел, а когда поспишь, то проснешься здоровеньким. Понимаешь, о чем я говорю?

— Да.

— Так кто я?

— Ты мой лучший друг. Ты мне как сестра.

— Умница. А теперь закатай-ка рукав.

Укола я не почувствовал, но кожа в том месте, куда вошла игла, горела. Меня трясло, как от озноба, но я смог выпрямиться в кресле.

— Эй, сестренка, у меня кожа после укола горит. Что ты мне засадила?

— Кое-что, от чего тебе сразу станет лучше. Ты немного приболел.

— Да, приболел. А Майлз где?

— Сейчас вернется. Подставляй-ка другую руку, рукав-то закатай!

— Для чего? — запротестовал я, но рукав закатал и позволил себя уколоть. От укола я подпрыгнул в кресле.

— Тебе ведь не очень больно? — улыбнулась Белл.

— А? Нет, не больно. Зачем уколы-то?

— Ты подремлешь, пока мы доедем. А как доберемся до места, ты проснешься.

— Ладно. Мне хотелось бы поспать. И я хочу погрузиться в «долгий сон». — Тут мной овладело беспокойство, и я оглянулся по сторонам: — А где же Пит? Он ведь собирался со мной…

— Пит? — переспросила Белл. — Ну что ты, милый, забыл разве? Ты отправил его к Рикки, она о нем позаботится.

— Ах да. — Я улыбнулся с облегчением. Я послал Пита Рикки, помню, как отправлял его по почте. Все хорошо. Рикки любит Пита и, пока я пребываю в «долгом сне», будет о нем прекрасно заботиться.

Они отвезли меня в Объединенный храм в Сотелл, которым пользовались небольшие страховые компании, не имевшие собственных Храмов Сна. Я проспал всю дорогу и проснулся, как только Белл заговорила со мной. Майлз остался в машине, а Белл повела меня в здание. Девушка за стойкой регистратуры взглянула на меня и спросила:

— Дейвис?

— Да, — ответила за меня Белл. — А я его сестра. Представитель Главной страховой здесь?

— Он в приемной номер девять — там все готово и вас ждут. Документы отдадите представителю Главной. — Она с интересом взглянула на меня. — Он уже прошел медицинское обследование?

— О да! — поспешила заверить ее Белл. — Брат, видите ли, плохо себя чувствует. Болел… пришлось дать ему успокаивающее из-за сильных болей…

— Да-да, — сочувствующе закудахтала девица, — в таком случае поторопитесь. Пройдите через ту дверь, а потом налево.

В девятой комнате находились три человека: мужчина в повседневном костюме, еще один — в белом халате и женщина в форме медсестры. Они помогли мне раздеться, обращаясь со мной, как с малолетним дебилом. Белл тем временем опять рассказывала, что она ввела мне успокаивающее, потому что меня мучили сильные боли. Обнаженного, меня распростерли на столе, и мужчина в белом халате принялся массировать мне живот, глубоко проминая пальцами.

— С этим никаких хлопот, — объявил он наконец. — Он совершенно пуст.

— Он ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера, — подтвердила Белл.

— Прекрасно. Некоторые заявляются сюда нафаршированные, словно рождественская индейка. У них башка совсем не варит.

— Да-да, очень верно.

— Фу-у. Ну, сынок, сожми-ка кулаки покрепче, пока я введу тебе иглу.

Я почувствовал укол, и все вокруг стало погружаться в туман. Неожиданно я вспомнил о Пите и попытался подняться.

— Где Пит? Хочу видеть Пита.

Белл обхватила мою голову ладонями и поцеловала меня:

— Ну что ты, что ты, дружок! Пит не придет, разве ты забыл? Он ведь остался с Рикки. — Я затих, а она мягко объяснила остальным: — У нашего братца Пита дома больная малышка.

Я погрузился в сон. Вскоре я почувствовал сильный холод, но не мог двинуть рукой, чтобы натянуть на себя одеяло.

Я жаловался бармену на кондиционер — лопасти крутились слишком сильно, и мы могли простудиться.

— Не имеет значения, — уверял он меня. — Вы не почувствуете холода, когда заснете. Сон… сон… сон… вечерняя услада, прекрасный сон. — У бармена почему-то было лицо Белл.

— Выпить бы чего-нибудь горяченького! — настаивал я. — «Том и Джерри», например. Или чай. Горячий чай. Целый чайник!

— Сам ты «чайник», — отвечал врач. — Сна ему захотелось. Выкиньте-ка этого «чайника» отсюда!

Я попытался зацепиться ногой за бронзовую подножку, но у стойки бара не было бронзовой подножки, и мне это показалось забавным. Я плашмя лежал на спине, что было еще забавнее. Как будто у них в этом баре обслуживали безногих… Ведь у меня не было ног — как же я мог зацепиться за бронзовую подножку? И рук не было тоже. «Смотри, мама, у этого дяди рук нет!» Пит уселся мне на грудь и завыл.

Я снова был на учениях… судя по всему, учениях по усиленной переподготовке, в лагере под Хейлом. Мне только что засунули за шиворот снег — так они делают из вас «настоящих мужчин». Мне нужно было вскарабкаться на чертову гору, самую высокую во всем Колорадо; ее склоны — сплошной лед, а у меня не было ног. Тем не менее я тащил самый большой тюк, какой только можно представить, и все время помнил: генералы хотели выяснить, нельзя ли солдата использовать вместо вьючного мула; меня же выбрали потому, что, если я и погибну, с такой потерей можно не считаться. Я не прополз бы и шагу, не подталкивай меня сзади маленькая Рикки.

Старший сержант повернулся ко мне — лицом он напоминал Белл — и, посинев от ярости, заорал:

— Эй ты, пошевеливайся! Я тебя ждать не собираюсь. Мне плевать, заберешься ты или нет… Но пока не выполнишь задания, не уснешь.

Мои не-ноги не несли меня дальше, и я свалился в обжигающий снег и заснул-таки, а маленькая Рикки выла и умоляла меня не спать. Но я должен был спать…

Я проснулся в постели; рядом лежала Белл. Она трясла меня, приговаривая:

— Проснись, Дэн! Я не могу ждать тебя тридцать лет: девушка должна думать о своем будущем!

Я попытался подняться и достать из-под кровати мешки с золотом, чтобы отдать ей, но она ушла… а тем временем «горничная» с лицом Белл схватила мешки, положила на поднос и поспешно выкатилась из комнаты. Я ринулся было за ней, но у меня не было ног и, как оказалось, не было тела вообще. «Нету тела у меня, не о чем заботиться…» Мир состоял из старших сержантов и работы… и какая разница, где работать и как? Я позволил им снова взнуздать себя и вновь принялся карабкаться вверх по ледяному склону. Склон был белым и красиво изогнутым, и мне ничего не оставалось, как только карабкаться к розовой вершине, где мне позволят наконец заснуть: ведь мне так необходим сон! Но я никогда не достигну ее… у меня нет ни рук, ни ног — ничего…

На склонах горы загорелся лес. Снег почему-то не таял, но на меня волнами накатывалась жара; а я все полз и полз, выбиваясь из сил. Надо мной наклонился старший сержант:

• Предыдущая
• 61/91
• Следующая