Звездный зверь. Имею скафандр - готов путешествовать - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 28

• Предыдущая
• 28/108
• Следующая

— Мама, но ведь если…

— Джон Томас! Прошу тебя! Все разговоры окончены!

Мистер Перкинс перевел взгляд с опечаленного лица мальчика на суровое выражение его матери.

— Хочу уточнить, — сказал он, — что для Музея это не представляет трудности. Разрешите, я вам все объясню, миссис Стюарт. Я буду держать это место… ну скажем, месяцев шесть… о, прошу вас, миссис Стюарт! Примет ли ваш сын мое предложение или нет — это ваши проблемы… и я уверен, что вы не нуждаетесь в моих советах. Я только хотел бы уверить вашего сына, что Музей отнюдь не собирается разлучать его с питомцем. Разве в этом есть что-то плохое?

Спицы миссис Стюарт пощелкивали, как отлаженный механизм.

— Думаю, что нет, — признала она.

— Мистер Стюарт?

— Подождите. Мама, ты же не думаешь, что я…

— Прошу вас, мистер Стюарт. Музей Естественной Истории не интересуют ваши семейные отношения. Вы знаете наше предложение. Принимаете ли вы его?

— Мне кажется, вы не упоминали о финансовой стороне вопроса, мистер Перкинс, — вмешалась миссис Стюарт.

— О, в самом деле! Ну, скажем, двадцать тысяч…

— Чистыми?

— Чистыми? Вряд ли… сумма включает в себя и накладные расходы.

— Чистыми, мистер Перкинс, — твердо сказала она.

Перкинс пожал плечами:

— Хорошо.

— Договорились.

— Отлично.

— Эй, постойте! — запротестовал Джон Томас. — Ни о чем мы не договорились. Нам надо еще кое-что уладить. Я не позволю, чтобы Луммокса…»

— Тихо! Дорогой мой, я терпела, сколько могла, но всему есть предел. И глупостям тоже. Мистер Перкинс, он согласен. Бумаги у вас с собой?

— Мы еще не договорились!

— Минуту! — Мистер Перкинс поднялся. — Мадам, правильно ли я понял вас, что должен получить подпись вашего сына на платежных документах?

— Вы ее получите.

— Хм-м-м… Ну, мистер Стюарт?

— Я ничего не буду подписывать, пока мы не договоримся, что я буду вместе с Луммоксом.

— Миссис Стюарт?

— Это смешно.

— Я тоже так думаю. Но тут уж я бессилен. — Мистер Перкинс встал. — Спокойной ночи, мистер Стюарт. Благодарю вас за то, что дали возможность изложить мое предложение, и за то, что я увидел Луммокса. Нет, нет, не провожайте меня; дверь я найду.

Перкинс двинулся к выходу. Мать и сын не смотрели друг на друга. У дверей он остановился:

— Мистер Стюарт?

— Да, мистер Перкинс.

— Не можете ли вы сделать мне одолжение? Сделайте как можно больше снимков Луммокса. Если можете, в цвете, стерео, в движении, со звуками. Я мог бы вызвать сюда профессионалов… но, думаю, у нас уже нет времени. Вы понимаете, о чем я говорю. Мы не оберемся стыда, если для науки не останется никаких следов от него. Поэтому сделайте все, что в ваших силах. — И он снова двинулся к выходу.

Джон Томас сглотнул комок в горле и выскочил из кресла.

— Мистер Перкинс! Эй! Вернитесь!

Через несколько минут он уже подписывал бумаги. Буквы подрагивали, но подпись была четкой и разборчивой.

— А теперь, миссис Стюарт, — мягко сказал Перкинс, — будьте любезны подписаться внизу, там, где слово «опекун»… благодарю вас! Ах, да! Всей суммы у меня нет с собой: я приехал уже после закрытия банка. Поэтому сейчас вы получите то, что у меня в наличии, а остальное — до того, как мы перевезем Луммокса.

— Нет, — сказал Джон Томас. — Я забыл вам сказать. Музей может возмещать свои расходы, как хочет, но я не возьму никаких денег. Я буду чувствовать себя Иудой.

— Джон Томас! — резко сказала мать. — Я запрещаю тебе…

— Ты лучше помолчи, мама, — вспыхнул он. — Ты же знаешь, что бы обо всем этом сказал отец. Мистер Перкинс громко откашлялся:

— Мне надо еще привести в порядок кое-какие дела. Времени у меня маловато: судья О'Фаррел сказал, что ложится в десять часов. Миссис Стюарт, Музей считает себя связанным моим предложением. Мистер Стюарт, я оставляю вас улаживать отношения с матушкой, как вы найдете удобным. Спокойной вам ночи!

— Он положил документы в карман и быстро вышел.

Через час они все так же сидели в гостиной, и на лицах их были усталость и раздражение. Мать заставила Джонни согласиться на предложение, что деньги будут лежать нетронутыми, пока он не даст на то своего согласия. «Я должен был пойти на это, — подумал он, — взамен разрешения на работу с Луммоксом». Мать покачала головой:

— Мы забыли еще об одном вопросе. Кроме всего прочего, ты должен поступить в колледж. И ты не можешь взять с собой это животное. Так что у тебя нет оснований предполагать, что ты вечно будешь с ним.

— Да? Но я помню, что ты обещала заботиться о нем… ты обещала отцу.

— Оставь отца в покое! Теперь-то я могу тебе сказать, что давным-давно решила, что в тот день, когда ты кончишь школу, зверюга отправится в зоосад. Эта история опередила мое решение всего на несколько дней.

Он смотрел на нее, не в состоянии что-либо сказать.

— Джонни… Мой дорогой Джонни…

— Да?

— Посмотри на меня, дорогой. Мы наговорили друг другу немало горьких слов, и я жалею, что они были сказаны… я уверена, что ты не хотел их говорить. Но ты понимать, что мама думает только о том, чтобы тебе было хорошо? Не так ли?

— Ну… я надеюсь.

— Мама только об этом и думает… чтобы ее большому мальчику было хорошо. Ты еще молод, а когда человек молод, некоторые вещи кажутся ему куда более важными, чем они есть на самом деле. Но когда ты вырастешь, ты поймешь, что мама все знала лучше. Разве ты этого не понимаешь?

— Мама… вот насчет той работы. Если бы я только мог…

— Прошу тебя, дорогой У мамочки ужасно болит голова. Мы больше не будем говорить на эту тему. Иди выспись, а завтра все станет на свои места. — Миссис Стюарт потрепала Джонни по щеке, наклонилась и поцеловала. — Спокойной ночи, дорогой.

— Ага…

После того, как она ушла, Джонни еще долго сидел в холле, пытаясь понять, что происходит. Он знал, что должен чувствовать себя победителем… ведь кто, как не он, спас Лумми? Но спокойствия не было; он чувствовал себя, как зверь, который, спасаясь от капкана, отгрыз себе лапу… боль и ужас, а не спасение и облегчение. Наконец, он встал и пошел посмотреть на Луммокса.

С Луммоксом Джон Томас пробыл недолго, потому что правду он ему сказать не мог, а больше говорить им было не о чем. Луммокс чувствовал, что Джон Томас чем-то расстроен, и все время задавал ему вопросы; наконец Джон Томас обнял его, шлепнул по боку и сказал:

— Да все в порядке! Замолчи и спи! И дай мне слово, что ты никуда не уйдешь со двора, а то я тебе ноги переломаю.

— Честное слово, Джонни. Снаружи мне не нравится. Люди такие странные.

— Вот запомни это и больше не повторяй того, что ты делал.

— Не буду, Джонни. Лопни мое сердце.

Расставшись с Луммоксом, Джон Томас залез в постель. Но ему не спалось. Полежав, он кое-как оделся и полез на чердак. Дом был очень старый, и у него был самый настоящий чердак, куда надо было взбираться по лестнице и затем лезть через люк в потолке. Мансарда принадлежала только Джону Томасу. Хотя уборка своей комнаты входила в его обязанности (впрочем, он делал это с охотой), мать иногда «прибирала» в ней. И тогда могло произойти все, что угодно. Кое-какие бумаги могли исчезнуть, затеряться, или мать, уверенная, что между родителями и детьми не должно быть никаких секретов, могла прочесть их.

Поэтому все, что Джонни считал нужным хранить в тайне, он держал на чердаке; мать никогда не поднималась сюда — на лестничке у нее кружилась голова. Чердак представлял собой маленькую, душную и захламленную комнату, нечто вроде семейного склада. На самом же деле чердачная комната предназначалась для самых разных целей: несколько лет назад он выращивал на чердаке змей; здесь же хранилось несколько книг, которые каждый мальчишка читает, но не считает нужным ставить о них в известность своих родителей. На чердаке у Джонни был даже телефон, который он Сам сделал с помощью инструментов, хранившихся в спальне. Телефон был результатом его занятий курсом физики и прекрасно работал, хотя Джон Томас позаботился, чтобы мать не догадалась о его существовании, после чего к ним обязательно явился бы техник с телефонной станции.

• Предыдущая
• 28/108
• Следующая