Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее п - Петров Роман - Страница 22

Однако информационные технологии, проникающие во все структуры управления, так или иначе, увеличивают прозрачность их функционирования. Теперь, благодаря системам электронного правительства и законам вроде закона Украины «О доступе к публичной информации», гражданам гораздо легче узнать ту информацию, ради которой раньше приходилось вести безрезультатную переписку или выстаивать очереди в архивах.

Информация приобретает «сверхтекучесть». И несмотря ни на какие меры по её защите, почти всегда найдется тот, кто ее выкрадет и опубликует. Более того, этот процесс уже поставлен на постоянную основу. Нашумевший проект Wikileaks является ничем иным как службой разведки «на общественных началах».

Гриф «секретно» или «для служебного пользования» раньше означал «публиковать нельзя», а теперь — «стоит крепко задуматься о том, что будет после того как это опубликуют». То есть любая секретная информация сейчас заранее должна анализироваться в разрезе последствий, которые вызовет ее публикация. Секретчики уже просчитывают риски и принимают меры для уменьшения последствий таких рисков.

А завтра гриф «секретно» потеряет свой смысл вообще, так как при возникновении любой тайны силы будут направлены не на сокрытие ее от окружающих, а на ликвидацию последствий ее возможного раскрытия в будущем. Меняется парадигма работы с тайной. После чего трепетное отношение к тайне исчезнет: «публикуйте, на здоровье!»

Государство, снабдив себя базами данных, дало в руки шпионов чемодан с ручкой, взявшись за которую, этот чемодан легко унести. Если раньше архивы были бумажными и неподъемными, то теперь они помещаются на ладони или вообще пересылаются по электронной почте. Благодаря информационным технологиям, государство теряет монополию на информацию, а его деятельность либо становится прозрачной, либо сами функционеры вынуждены действовать так, как будто все их действия рано или поздно будут раскрыты. Потеря монополии на информацию означает потерю власти, которую давала эта монополия.

Кроме того, власть теряет монополию на информацию за счет массового сотрудничества граждан^[82]. Технологии уже сейчас позволяют моментально транслировать в интернет изображение с камеры мобильного телефона или с дешевого беспилотного летательного аппарата во время массовых протестов или других важных событий, лишая государства возможности манипулировать мнением граждан посредством СМИ. Блоги и социальные сети лишили государство монополии на точку зрения на события. Устанавливаемые на каждом перекрестке веб-камеры с публичным доступом, принадлежащие частным лицам и компаниям, лишают государство монополии на приоритет государственной информационной системы как первоисточника. А миниатюризация и удешевление записывающей аппаратуры делает доступной скрытую запись и последующую трансляцию любых действий любого чиновника, будь то незаконные инструкции начальника подчиненным на собраниях, фальсификации выборов или откровенное давление на людей силой своего служебного положения. Также становятся все более популярными разоблачающие видео-обращения должностных лиц, которые они размещают в Интернет и которые становятся объектом массового внимания публики. Уже закончилось время централизованных, контролируемых СМИ.

Государственные и корпоративные чиновники, заказывая для себя услуги информационных технологий, без которых они уже прожить не могут, получают в итоге троянского коня.

С ростом среднего уровня образования и прогрессом технологий, поддержание монополии на информацию требовало выделения всё больших ресурсов, что вылилось, с одной стороны, в развитие института пропаганды, а с другой — в законодательном закреплении концепции приватности, согласно которой никто вообще не должен даже пытаться узнать что-то о соседе без его письменного разрешения, при этом властной элите дозволено совать нос в чужие дела. Когда власть прикладывает все больше и больше сил для выстраивания «односторонних зеркал», реальными правителями становятся не те, кто богаче или умнее, а те, кто находится по правильную сторону зеркала. Но при этом поддерживаемая властью и конформизмом общества идея приватности не позволяет даже самой власти, а не только всем остальным агентам принимать рациональные решения ввиду отсутствия полной информации.

Власть вынуждена действовать в условиях ограниченной рациональности, что означает её необъективность в процессе регулирования тех или иных общественных процессов. Типичная проблема власти — контроль миграции и условия выдачи виз, которые создают проблемы всем, но не являются препятствием для тех, кто хочет попасть в страну любой ценой.

Регулируя нежелательную активность, власть всегда работает с формулой У=В*С, где У — ущерб от проступка, издержки власти или общества от преступления, В — вероятность поймать преступника, что в условиях асимметричности информации, всегда много меньше 100% и С — санкции, издержки преступника, которые он получает, если будет пойманным. Имея ограниченные ресурсы в управлении «В», власть начинает регулировать «С», что приводит к завышению наказания для тех людей, которые попались, и вызывает у них ощущение несправедливости — их наказали слишком сильно за то, за что других таких же не поймали вообще. Отсюда и ожидаемый ответ любого уголовника на вопрос «За что тебя посадили? — Ни за что!» В условиях ограниченной рациональности власть не способна предупредить преступление, а санкции в отношении преступника означают для власти новые издержки на их применение, но не ликвидируют издержки от уже совершённого преступления. С экономической точки зрения, ситуация тупиковая.

Власть, в условиях ограниченной рациональности, не способна регулировать оборот «чувствительных» товаров, таких как оружие или наркотики, и предпочитает полностью запрещать таковой, что является неоптимальным и приводит к серьезным издержкам в виде расцвета черного и вообще неконтролируемого рынка, издержкам по поддержанию запретов и воплощению в жизнь санкций, издержкам, связанным с возрастающей асимметричностью теневого рынка (большинство проблем, ассоциируемых с наркотиками, так или иначе вызваны именно их запретностью^[58]).

Действуя в условиях неполноты информации, власть часто не способна организовать справедливое распределение издержек на приобретение тех или иных общественных благ, да и сами блага, в очень большом числе случаев, становятся общественными лишь потому, что слишком дорого организовать индивидуальный учет их потребления.

Можно приводить и приводить примеры заложенной в существующих механизмах управления ограниченной рациональности, вплоть до простого понимания, что власть как закупщик общественных благ, также выступает покупателем на асимметричном рынке и потому неспособна принять рациональное решение и поступает эвристически: «как все», «как никто другой», «как дешевле» или, наоборот, «как дороже».

Куда движется современная экономика? Ф. Котлер назвал это термином «турбулентность» или «хаотика»^[72], показывая тем самым свое настороженное свое отношение к происходящему, а Дон Тапскотт и Энтони Д. Вильямс назвали это словом «викиномика»^[83]. По словам Котлера, «мир вступил в новую стадию экономики. Национальные экономики глубоко связаны и взаимозависимы. Коммерческая деятельность ведется при помощи потоков информации, перемещающихся со скоростью света по Интернету и мобильным сетям. Эта новая стадия приносит замечательную пользу в виде снижения затрат и ускорения производства и поставок товаров и услуг. Но у каждой медали есть и обратная сторона. Речь идет о существенном возрастании уровня риска и неопределенности, с которыми сталкиваются как производители, так и потребители».

Если попытаться обобщить опасения Котлера в двух словах, то выйдет следующее: какие бы технологии или производственные ноу-хау ни были бы у производителя, они в любом случае: