Звезда корта, или Стань первой! - Северская Мария - Страница 17

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая

В общем, комната отнюдь не похожа на жилище современной девушки, но Марго всегда ее любила – всю, целиком, включая тяжелые шторы на окне и разноцветную герань на подоконнике. За геранью, как и за прочими цветами в доме, как и за садом, ухаживала бабушка. Марго если только поливать помогала, да и то редко.

Незаметно мысли девушки переместились на ее отца. Она пыталась понять свою реакцию на его приезд, осознать, что чувствует по этому поводу.

С одной стороны, Марго была очень рада его видеть, с другой… Возникало такое двойственное чувство – и обиды, и горечи, и детского желания игнорировать, наказать его за долгое отсутствие.

«Но ведь он был таким всегда, – сказала себе она. – Его вечно не было дома, он оставался папой-праздником. Налетал как ураган – чаще всего без предупреждения, привозил кучу подарков, сладостей, новостей, рассказов о жизни в других городах России и Европе. Интересно, как мама терпела его постоянное отсутствие?»

Марго понимала, что отец зарабатывал деньги на прокорм своей семьи, что ему было очень непросто, и что далеко не сразу его группа раскрутилась и музыканты стали давать концерты на больших площадках и ездить на гастроли по всему миру.

Она плохо помнила времена, когда все было иначе. Но мама рассказывала, что когда они только поженились и родилась Рита, денег им едва хватало на еду. Если бы не баба Нюра, тогда еще работавшая, вряд ли они справились бы самостоятельно.

Марго никогда не сомневалась в том, что отец очень любит маму. Она была для него чуть ли не святой, смыслом его жизни, так трепетно он к ней относился. А вот насчет себя девушка сомневалась.

Любит ли ее папа? Рад ли тому, что она – его дочь?

Эти вопросы не давали ей покоя долгое время после смерти мамы. Тогда отец практически не замечал дочь, ходил чернее тучи. Они почти не разговаривали. А совсем скоро, не прошло и месяца, он уехал.

Баба Нюра уговаривала девушку не держать на него обиду, попытаться понять. Но Марго казалось, что он ее бросил, забыл, что она существует. И она злилась на него и ночами плакала не только о маме, но и о нем. Тогда этот контраст: еще вчера у нее была счастливая любящая семья, а сегодня она осталась одна, никому не нужная, – был немыслимым.

А потом на региональных соревнованиях ее заметил Федор Николаевич и обратился к ее тренеру Татьяне с предложением отдать ему спортсменку. Конечно, сперва Татьяна поговорила с самой Ритой, узнала ее мнение по этому поводу, они обсудили перспективы и решили, что будущего в Суздале у теннисистки Маргариты Назаровой нет, и если она хочет чего-то добиться, надо переезжать в Москву.

Как Татьяна убедила в рациональности этого шага ее отца, Марго не знала. Сперва он не соглашался ни в какую, упирал на то, что, если они примут предложение Федора Николаевича и переедут в столицу, его дочери придется практически все время жить одной, а он не уверен, что она к этому готова.

Признаться, Марго тоже пугала перспектива оказаться одной в огромном чужом городе. Слишком многому предстояло научиться: готовить себе еду, ориентироваться на незнакомых улицах, заполнять всякие квиточки за коммунальные услуги. А главное – привыкать к тому, что рядом нет никого из родных и близких. Что до отца тысячи километров, а до бабушки пусть не тысячи, но тоже довольно много, и вот так просто, по первому порыву, к ней не поедешь.

Но и другое девушка понимала: в Суздале она просто не сможет. Здесь слишком сильно все напоминает о маме и о том, как раньше, при ней, было хорошо.

Не то чтобы отец ее отговаривал. Сначала он вообще отказывался беседовать с дочерью на тему переезда, заявив, что это бредовая идея и пятнадцатилетняя девчонка одна в Москве не выживет.

– Ты пойми, я не смогу находиться рядом с тобой постоянно, – говорил он чуть позже, уже после беседы с Татьяной. – Я буду приезжать не чаще, чем обычно, иначе просто нам не на что будет жить, и в том числе ты не сможешь продолжать заниматься теннисом, потому что это тоже отдельная – и не маленькая – статья расходов.

Марго кивала, как китайский болванчик, и твердила:

– Я все понимаю. Но теннис – это мое будущее. И мама так считала.

В итоге отец просто махнул рукой и согласился на эту авантюру. Так юная перспективная теннисистка Маргарита Назарова и оказалась в столице.

Конечно, где-то очень глубоко сидела мысль, что теперь, когда она живет без бабушки и за ней некому присмотреть, папа будет приезжать почаще. Но эта надежда довольно быстро развеялась.

Отец приезжал три-четыре раза в год, и то всего на пару дней. Однажды приехал на неделю, но за эту неделю, прожитую с ним в одной квартире, они провели вместе в лучшем случае пять часов. Все остальное время Марго находилась во Дворце спорта и как ни просила Федора Николаевича дать ей возможность пораньше уйти домой, он словно ее не слышал.

– Теперь ты, наверно, лучше меня понимаешь, – сказал отец, уезжая. – Если у тебя есть дело твоей жизни, оно занимает львиную долю твоего времени, и иначе быть не может. Если ты хочешь, чтобы то, чем ты занимаешься, приносило свои плоды, надо отдавать себя целиком и полностью. И компромиссы тут, увы, невозможны.

– А моя мама это понимала? – спросила тогда девушка.

– Как никто другой, – вздохнул отец. – Иначе мы вряд ли смогли бы прожить вместе столько лет и быть так счастливы.

«Хотелось бы мне знать, чего это ей стоило», – подумала Марго уже после того, как за отцом захлопнулась дверь.

Она сама не заметила, как задремала. Ей снилось что-то яркое, красочное, быстрое – какое-то причудливое, невероятное, как это бывает во сне, переплетение событий прошлого, ее мыслей, страхов и желаний. Она видела Сашу с огромным букетом в руке, штурмующего ее больничную палату лишь затем, чтобы сказать, что им надо немедленно расстаться, потому что восходящая звезда футбола и теннисистка-неудачница – не самое удачное сочетание.

Снился тренер, ругающийся с ее бабушкой в их гостиной по поводу того, что Марго плохо питается и не получает необходимых витаминов.

Снилась мама, машущая ей рукой из окна пролетающего мимо поезда.

И, наконец, снился Терцов, нежно обнимающий Марго за плечи и шепчущий, что все будет хорошо, что он рядом и ему все равно, выиграет ли она Олимпиаду или станет обычной девушкой Маргаритой, студенткой какого-нибудь вуза или вовсе официанткой в фастфуде.

От слов Ильи девушке сделалось так тепло и радостно, что она улыбнулась во сне. Прежде прерывистое, дыхание ее выровнялось, и она погрузилась в следующую фазу сна – глубокую, без сновидений.

После обеда пошел дождь. Вроде еще минуту назад светило солнце, и вдруг небо заволокло тучами и с него хлынули потоки воды. Почти над домом гулко грохотал гром, с веранды было видно, как где-то у реки бьют в землю разряды молний.

Грозу Марго любила. Особенно когда была маленькой. Нравилось сидеть в тепле дома и наблюдать из окна за разгулом стихии. В такие минуты она всегда чувствовала себя под защитой. А еще дождь был для нее возможностью остановиться, замереть, перестать куда-либо бежать, подумать не о какой-то конкретной проблеме, а вообще обо всем в целом, словно охватить единым взглядом всю свою жизнь, посмотреть на нее сверху.

Сегодня она встретила грозу на веранде. И решила не уходить, лишь подвинуть кресло поближе к стене дома, чтобы его не залило водой. Подогнула под себя ноги в носках из овечьей шерсти – почему-то с утра ее знобило, – поплотнее закуталась в плед.

Дождь лил стеной – настолько плотной, что за водяным потоком практически не было видно растущей в десяти метрах липы. А чуть позже Марго различила сквозь шум воды странный стук – это на перила веранды упали крупные градины.

Девушка невольно поежилась. Вот ведь не повезло тем, кто сейчас вне дома!

И словно в ответ на ее мысли внизу прозвучал громкий сигнал звонка. Кто-то стоял у калитки и мечтал, чтобы его пустили внутрь. В ответ на этот звонок из дома выбежал отец – он, как Марго в плед, был закутан в дедовский плащ-палатку, так что у дождя не было ни единого шанса пробраться к нему за шиворот.

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая