Творцы террора - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 28

Поскольку следствие предполагалось проводить ускоренно и в упрощенном порядке, то контроль был задуман серьезный. На союзном уровне работу контролировал сам Ежов, затем – ответственные работники республик, краев и областей. После чего дело поступало на рассмотрение «тройки». Учитывая образовательный уровень и квалификацию тогдашних судей, то, как они штамповали самые бредовые приговоры – еще не факт, что это было очень уж плохо.

Плохо другое: в приказе полностью отсутствуют критерии: кто из арестованных «наиболее враждебный», а кого можно отнести к «остальным». Пятнадцать лет власти требовали и требовали от НКВД и наркомюста четкости формулировок, а воз и ныне там…

Только не спешите, пожалуйста, ужасаться. Представьте себе, что где-нибудь в середине 90-х годов выходит приказ… ну, например, об изъятии по оперативным разработкам МВД и ФСБ членов криминальных группировок, «лиц кавказской национальности», не имеющих вида на жительство, торговцев наркотиками. Допустим, их разбивают на две категории. Первая, в которую входят люди, совершившие убийство, террористы, торговцы наркотиками, административным порядком… ну, у нас времена более вегетарианские, чем 30-е годы… допустим, лет этак на двадцать в тюрьму. Остальных – в лагеря годиков на пять-десять. Как вы думаете, какой процент населения встретил бы подобный приказ аплодисментами (включая высоких начальников) и какой был бы против?

Говорите, народ ответил бы демонстрациями протеста? Ну-ну…

На самом деле по-настоящему здесь плохо только одно. Слишком много доверия и слишком много воли дается НКВД. Но, с другой стороны – какие у правительства основания были не доверять чекистам? Тем более, при таком прокурорском и партийном контроле?

В том-то все и дело, что никаких…

Итак, приказ отдан. С одной стороны, вроде бы абсолютно логичный. Практически во всех странах, которые завоевывала Германия в ходе Второй мировой войны, в «момент Х» в дело вступала мощная «пятая колонна». Во всех, за одним исключением – и мы знаем это исключение. Как сказал американский посол Дэвис: «У них пятой колонны нет, они ее расстреляли».

Но с другой – приказ очень странный. Потому что вступает в прямое противоречие со всей предшествующей политикой Сталина, можно сказать, гробит на корню все его попытки превратить СССР в правовое государство. Не говоря уже о том, что первым должен был взвиться на дыбы Вышинский – а он смолчал, всего лишь отдав своим прокурорам распоряжение присутствовать на заседаниях «троек», «активно содействовать успешному проведению операции», а также сохранять секретность. И больше ни слова. А ведь понимал – наверное, как никто в стране, кроме Фриновского, – во что это все может вылиться. Что это с ним?

В телеграмме на места Вышинский пишет: «Соблюдение процессуальных норм и санкции на арест не требуются», хотя от себя лично совершенно не имеет права отменять законы. Более того, 25 июля руководитель НКВД Западно-Сибирского края С. Н. Миронов, по ходу подготовки к операции, говорит своим подчиненным, что права прокуратуры временно ограничиваются. Уж явно не она сама урезала собственные права. Это могло означать только одно: НКВД и «тройки» получили какие-то особые полномочия, связанные с каким-то чрезвычайным положением. Какие полномочия, догадаться можно, но вот кто их дал? И что это было за ЧП?

По закону, дать особые полномочия могли ЦИК и Совнарком, и еще, не по закону, а просто, внаглую, – это могли сделать ЦК партии или Политбюро от имени ЦК. Но ни в коем случае не НКВД – руки коротки. Как бы то ни было, Вышинский мог смолчать, только если его полномочия были ограничены «сверху». Что касается «чрезвычайности» – тут также два варианта: либо работа по раскрытию заговора, либо подготовка к войне. А может быть, и то, и другое… если не что-то третье, совсем уж безумное.

По крайней мере, те, кто наделял НКВД особыми правами, считали положение очень серьезным, если пошли на такую меру. И, вероятно, у них были на то основания.

Отчасти о том, чем было вызвано это самое «чрезвычайное положение», проговаривается в своем выступлении перед подчиненными ему чекистами Миронов, начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю. Он говорит: «Перед вами стоит задача вскрыть организованное подполье, дела не свертывать, а наоборот, развертывать и развертывать борьбу с организованной контрреволюцией».

Получается, это все отголоски борьбы с заговором? Если речь идет об «организованном подполье»? Да, но какое, к растакой бабушке, может быть «организованное подполье» на 250 тысяч человек? И они хотят, чтобы Сталин и прочие умные люди в правительстве в эту безумную цифру поверили?

А вот умные люди в правительстве как раз и могли в эту безумную цифру поверить. Потому что сами в свое время были членами такого же подполья. А именно – партии большевиков, численность которой перед Октябрем как раз и была примерно такой. А ведь были еще и меньшевики, и эсеры, и анархисты… В общем, поверить могли, а допустить новый «семнадцатый год» не хотели…

Чем не версия?

Вернемся к товарищу Миронову, начальнику УНКВД по Западно-Сибирскому краю. 25 июля, еще до начала операции, он инструктировал подчиненных о технологии ее проведения.

«До тех пор, пока мы с вами не проведем всю операцию – эта операция является государственной тайной со всеми вытекающими отсюда последствиями… малейшее разглашение общей цифры, и виновные в этом пойдут под военный трибунал…

Вы посылаете на тройку готовый проект постановления тройки и выписки из него…

Списки на арестованных вы даете прокурору уже после операции и не указываете – первая или вторая категория, а кратко указываете в списке: уголовник или кулак, по какой статье привлекается и дату ареста. Это все, что вы указываете в списке, направляемом прокурору…

Много протоколов не требуется. В крайнем случае, можно иметь на каждого два-три протокола. Если имеется собственное признание арестованного, можно ограничиться и одним протоколом… Никаких очных ставок не устраивайте, допросите 2–3 свидетелей, так как никакой необходимости в очных ставках нет…

Дела будут оформляться упрощенным процессом. После операции контроль будет затруднен…»[39]

Надеюсь, все понимают, что это такое? По сути, Миронов извещает своих орлов, что они могут убивать, кого хотят. Желают – по «агентурным разработкам», нет разработок или лень возиться – брать кого попало из соответствующих групп населения и ставить к стенке. Никто не оспорит и никто не проверит. Нет, если бы эту операцию проводили гитлеровцы на оккупированной территории, то оно самое то – подумаешь, тыщей «унтерменшей» больше, тыщей меньше, было бы о чем говорить. Но вы можете вообразить себе, чтобы такую операцию спецслужбы государства проводили не на оккупированной территории, а в мирное время против собственных граждан?

И снова о секретности: «Чем должен быть занят начальник оперсектора, когда он приедет на место? Найти место, где будут приводиться приговора в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дерн и потом этим дерном покрыть это место, с тем, чтобы всячески конспирировать место, где приведен приговор в исполнение, потому, что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом религиозного фанатизма. Аппарат никоим образом не должен знать ни место приведения приговоров, ни количество, над которым приведены приговора в исполнение, ничего не должен знать абсолютно потому, что наш собственный аппарат может стать распространителем этих сведений…»[40]