Назад в юность - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 46
- Предыдущая
- 46/59
- Следующая
– Чуют, что от тебя ни копейки не получат.
Потом сколько раз в жизни, когда мне что-то было нужно от вышестоящего начальства, практически всегда удавалось убедить его в необходимости такого решения.
Моя вторая жена частенько по этому поводу говорила, что было бы неплохо, если бы эти способности я использовал на благо семьи. Но, к сожалению, использовать дар убеждения для себя у меня не получалось.
И поэтому слова Мессинга, засевшие в моей голове, становились все реальней. Я знал, что через семь лет он будет в Энске на гастролях, и думал, что, может быть, удастся расспросить его о предсказании. Но это еще так далеко в будущем. Тем более я видел, как от моего появления в прошлом все шире расходятся круги изменений этой реальности, и что будет через семь лет, я даже не в состоянии представить. Я никак не мог понять, к чему в том сне я видел Сталина в кабинете. Или это видение при общении со мной как-то передал Мессинг? Эти непонятные мистические штучки начали не на шутку волновать меня. Ведь каким-то образом я очутился здесь.
Потом я начал раздумывать о влюбленности Ани. Мне совсем не хотелось, чтобы эта влюбленность была просто следствием моего неосознанного внушения, и я все-таки надеялся, что это не так.
Тем временем второй курс был окончен. Как обычно, я сдавал весеннюю сессию на пятерки, и это никого уже не удивляло.
Аня тоже сдавала экзамены и регулярно информировала меня о своих успехах. В наши редкие встречи в эти горячие июньские денечки мы в основном говорили об экзаменах и об учебе. Если бы не я, то Аня вообще бы зубрила день и ночь. Поэтому мне приходилось почти силой вытаскивать ее из дома, чтобы немного проветриться. В день, когда она сдала на пятерку последний экзамен, я заявился к ним домой с букетом цветов, которые еще пришлось поискать. Радостная Аня, к моему удивлению, в отличие от Натальи Ивановны не обратила на них никакого внимания. Даже не посмотрев на маму с бабушкой, обменявшихся многозначительными взглядами, она повисла у меня на шее и затараторила:
– Видишь, Сережа, я уже тоже взрослая и тоже буду поступать в университет! Мы сможем вместе ходить на занятия. У нас через неделю выпускной, ты ведь придешь? Ну пообещай мне, пожалуйста!
Я уточнил у нее, когда это торжественное событие произойдет, и клятвенно заверил, что обязательно приду. После чего мы отправились на речку загорать.
Когда мы лежали на пляже, я отметил, что Аня – совсем не как в прошлые годы – не покрывается краской смущения, когда я слишком явно рассматриваю ее почти обнаженное тело, а, наоборот, старается повернуться так, чтобы быть в наиболее выгодном ракурсе. Я лежал под горячим солнцем и, закрыв глаза, думал о ней. Аня тихо лежала рядом, держа меня за руку. Где-то раздавался плеск воды, доносились веселые голоса, солнце желтым пятном просвечивало через сомкнутые веки. И в эту нирвану ворвался шепот Ани мне в ухо:
– Сережа, скажи, пожалуйста, ты меня любишь?
Я чуть повернул голову и увидел ее темные глаза над моим лицом, с тревогой смотрящие на меня. Я привлек ее к себе и поцеловал в послушно открытые мягкие губы:
– Анечка, я тебя очень давно люблю и хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Теперь на меня смотрели глаза, сияющие счастьем.
– Я знаю, Сережа. Я поняла это еще два года назад. Ты тогда пришел в класс такой странный, непохожий на себя и ничего не понимал, я сразу это заметила. А когда ты погладил меня по ноге, я не обиделась, потому что видела, что ты ни о чем таком не думал, а просто хотел успокоить меня. И я тогда подумала: «Наконец-то этот глупый мальчишка понял, что он мне ужасно нравится».
А потом мы лежали на покрывале, брошенном на песок у реки, и целовались, не обращая внимания на окружающих и возмущенный шепот какой-то пожилой женщины.
Через неделю я, как и обещал, пришел на выпускной вечер. Меня, конечно, все узнали, а Исаак Наумович затащил в свой кабинет и долго расспрашивал об учебе и дальнейших планах. Когда я вышел от него, все уже собрались в актовом зале, где уселись за столы, уже накрытые для чаепития. Аня пришла на вечер с мамой. Как она позже объяснила, папа уже не мог идти, так как очень напраздновался. Аня оделась довольно просто – в белую блузку и плиссированную юбку. Но она была так красива, что я, уставившись на нее, думал, где были мои глаза в прошлой жизни.
В начале вечера директор произнес речь о том, что все пути в нашей социалистической стране для молодежи открыты. Мы, если хотим, можем ехать в Сибирь на великие стройки, можем идти учиться и получать высшее образование. Нашей стране нужны образованные люди, потому что мы идем к коммунизму и только образованные и умные люди могут построить такое общество. Но профессия рабочего – это тоже очень почетно, и он привел в пример выпускников нашей школы, которые уже были отмечены государственными наградами. А я сидел, слушал его и думал, что ведь все так и есть – все пути открыты.
После этого всех выпускников вызывали на сцену и выдавали аттестаты. После выдачи аттестатов все плавно перешло в чаепитие, которое проходило под бдительным присмотром преподавателей. Поэтому мальчишки по очереди исчезали в туалете, где прикладывались к бутылке портвейна. Меня за руку дернул Вадик Петров:
– Сережка, пошли вмажем по чуть-чуть.
«А почему бы и нет?» – подумал я. Когда мы зашли с Вадиком в туалет и тот из-за унитаза достал откупоренную бутылку, в туалет вошел высокий симпатичный парень и направился ко мне. Приблизившись, он неуклюже попытался стукнуть меня в лицо. Я легко ушел от удара, даже не сходя с места, просто дернув головой. Мне не хотелось бить этого дурачка, которого я мог вырубить в пять секунд. На парня бросились несколько человек и схватили за руки.
– Сашка! Ты что, с ума сошел? Ты на кого прыгнул? Да Сережка из тебя котлету сделает!
Тот пытался вырваться и кричал:
– Все равно я его прибью! Он натравил на меня этих урекских подонков, я из-за этого две недели в больнице был.
Надо сказать, я был ошарашен.
– Слушай, Саша, а почему ты считаешь, что это я виноват?
– А кто же? Меня когда их главный в первый раз ударил, то сказал: «Нечего с Сережкиной девкой по Уреке ошиваться».
Ну и Сорокин! И здесь удружил.
Когда я вернулся из туалета, на меня сурово смотрели Анины глаза.
– Сережа, признавайся, ты Сашу побил?
– Аня, да я его и пальцем не тронул! Мне только таких недоделков бить не хватает.
– Он не недоделок. Он меня любит и все время об этом говорит. Просто я его не люблю и сказала ему об этом.
Но тут зазвучала музыка, и я, выкинув из головы всяких Саш, отправился вместе с Аней танцевать первый и последний наш школьный вальс. Через два часа мы вместе с Аниной мамой стали собираться домой. Я решил, что пусть Аня гуляет вместе со своим классом. Все-таки я уже чужой для них. На прощанье я ее поцеловал и, прошептав в ухо:
– Веди себя хорошо, – ушел.
Вскоре мне позвонили из комитета ВЛКСМ и обрадовали перспективой поработать в отряде проводников. Только вот Вова Амелин закончил уже третий курс и перешел на четвертый, так что командиром отряда пришлось стать мне. В комиссары определили идейную комсомолку, от которой в работе не было никакого проку. Она только мешалась под ногами весь сезон, и я с тоской вспоминал Вову Амелина с его пивом и ягодами. Здесь же, кроме речей о необходимости примерной работы и поведения, ничего не было. Она даже попыталась делать стенгазету и проводить политинформации, но из этого, конечно, ничего не получилось. И я с тайным злорадством наблюдал, как она носится между составами, пытаясь заловить хоть пару человек для выслушивания ее белиберды. Чтобы не видеть всего этого, я набрал работы выше крыши и старался, насколько возможно, быть в поездках, а находиться в депо и решать необходимые вопросы по минимуму.
Аня в это время подала документы на только что открытый в университете экономический факультет и начала сдавать вступительные экзамены. Я же из-за работы практически даже не мог ее поддержать и лишь по телефону поздравлял с успешным окончанием испытаний. Но все же ухитрился выкроить в своем графике пару дней, когда были вывешены списки поступивших и стало ясно, что Аня – уже студентка. Мы с ней уехали к моей бабушке в деревню, которая встретил нас как мужа и жену. Даже постелила нам вечером одну постель, а потом красная как рак Аня застилала свою постель в другом углу комнаты. Но, к сожалению, работа есть работа, и через два дня, накупавшись и нарыбачившись, мы уехали в город. Я – в очередной рейс, а Аня – готовиться к картошке.
- Предыдущая
- 46/59
- Следующая
