Назад в юность - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/59
• Следующая

Мне такая самоуверенность очень не понравилась, но я-то санитар, и мое дело – санитарское.

Света, явно волнуясь, быстро поставила перегородку перед головой больной, чтобы та во время операции ничего не видела. Я же в это время привязывал ее руки и ноги широкими ремнями к столу. Вскоре больная была подготовлена, и открытым оставалось только операционное поле.

Анатолий Григорьевич уверенными мазками корнцанга с тампоном провел обработку йодом и взял в руки шприц с новокаином. Он хорошо справлялся один. Проведя послойную анестезию новокаином, хирург взял в руки скальпель, уже протянутый Светой, и уверенно сделал разрез. При этом подмигнул мне, мол, видишь, как работаю.

Я знал, что в больнице между хирургами идет негласное соревнование за самый маленький разрез при аппендэктомии, и этот разрез был не более пяти сантиметров.

Анатолий Григорьевич ловко перевязал мелкие сосуды подкожно-жировой клетчатки и перешел на мышцы. Разрезав мышцы и брюшину, он быстро прификсировал ее зажимами Микулича к операционному белью и, снова подмигнув мне, посмотрел на часы. Да, за десять минут доступ к брюшной полости был готов.

Но дальше у него дело не пошло так быстро. Разрез был небольшой, и в брюшную полость проходили только три его пальца. Он никак не мог выделить и вывести наружу аппендикс, которого на обычном месте и не оказалось. Уже без улыбок и взглядов на часы хирург продолжал свои безуспешные поиски. Время шло, и больная уже начала проявлять беспокойство: мы стояли у стола больше часа. Наконец все-таки искомый отросток был найден под слепой кишкой и выведен наружу. Даже без гистологического исследования было видно, что ему немного оставалось до флегмонозного. Воспрянувший духом хирург быстро удалил ненужную часть организма и тщательно ушил отверстие в слепой кишке. Но вот когда Анатолий Григорьевич пошел на ушивание операционной раны, начались проблемы. Времени прошло уже около двух часов, и анестезия заканчивалась. Когда врач воткнул иголку с кетгутом в край операционной раны, больная закричала, и из раны от повышения давлении в брюшной полости вылезла гроздь тонких кишок. Убирая их внутрь тупфером, Анатолий Григорьевич, взглянув на меня, приказал:

– Быстро мыться!

Когда через десять минут я, намытый, встал напротив него, он скомандовал:

– Держи кишки тупфером, чтобы они не выходили, когда больная закричит.

Я добросовестно пытался это сделать, но после каждой попытки начать шитье женщина кричала, и опять все эти кишки вылезали наружу. Еще через пятнадцать минут наш упрямец сдался:

– Надоело, вызывайте анестезиолога.

Через пять минут пришел, как всегда невозмутимый, Михаил Абрамович. Еще через пять минут больная мирно уснула и дала возможность вспотевшему Анатолию Григорьевичу закончить свою работу.

Убирая операционную, я думал о том, что самоуверенность, бывает, подводит даже самых классных специалистов и что мне тоже не мешало бы избавиться от этой излишней черты моего характера.

В среду после занятий по группам весь курс собрался на лекцию по истории КПСС, которую вела профессор кафедры, пожилая женщина Мария Васильевна Шарапова.

Наша аудитория с высоко поднимающимся амфитеатром сидений была заполнена почти до отказа. Через десять минут после начала лекции многие начали обращать внимание на странное поведение старосты курса Олега Зарова. Тот сидел на крайнем к центральному проходу месте где-то в пятнадцатом ряду и, закрыв глаза, покачивался на стуле. Преподавателю снизу это вряд ли было видно.

Неожиданно Олег покачнулся и, выпав в проход, покатился вниз по ступенькам, скатившись прямо к ногам удивленно глядящей на него Марии Васильевны. Через минуту он встал и, пробормотав, что у него плохо с животом, побежал к дверям. Но перед входом остановился, и его вырвало прямо на двери, после чего он распахнул их и удалился.

Больше в этот день мы его не видели. А когда Мария Васильевна вышла в поисках уборщицы, весь курс принялся обсуждать, где и по какому поводу Заров так успел нажраться.

К удивлению всех присутствующих, Мария Васильевна всерьез приняла объяснение Зарова о больном животе. После того как уборщица вычистила все, что пил и чем закусывал Заров, преподавательница, сказав что-то о бедном больном мальчике, продолжила лекцию.

Все это было бы просто смешно, но, как оказалось, для меня имело далекоидущие последствия.

На следующий день в деканате имела место следующая беседа, в которой участвовали декан факультета, наш куратор курса, парторг и один из студентов со звучной фамилией Бернштейн. Студента наши преподаватели допросили первым.

– Так вы утверждаете, Семен, что Зарову было не плохо, а он был пьяным? – сразу задал вопрос наш куратор.

– Да, Борис Николаевич. Я сам был свидетелем того, как Заров пил водку прямо из горлышка за зданием факультета с каким-то мужчиной.

– Семен, а как на курсе восприняли этот случай? – спросил парторг.

– Да как восприняли… Все смеются, говорят – классный кандидат в партию, хоть и пить не умеет.

– Ну все, спасибо, Семен, за информацию. Надеюсь, вы и дальше будете нам сообщать о подобных случаях на курсе.

– Конечно, Борис Николаевич, это мой долг комсомольца.

Бернштейна отпустили, и собравшаяся троица принялась обсуждать сложившее положение.

– Да, товарищи, наша партийная организация совершила ошибку, и я в том числе, – начал каяться парторг.

– И теперь нам надо решить этот вопрос. Ясно, что Заров не может быть старостой курса, авторитета у него больше нет.

Борис Николаевич взял слово:

– Товарищи, у меня есть предложение. На первом курсе неплохо зарекомендовал себя староста сто девятой группы Андреев Сергей. Он пользуется авторитетом в своей группе, сумел организовать сплоченный коллектив за это время, учится на «отлично», спортсмен и даже успевает работать санитаром в больнице. Очень целеустремленный молодой человек. Я предлагаю его в старосты курса, несмотря на то что он моложе всех по возрасту.

Поговорив еще немного, все присутствующие приняли предложение Мыльникова.

На следующий день меня вызвали в деканат, и Мыльников озвучил свое предложение. Первой мыслью было категорически отказаться, у меня и так хватало забот. Однако, взвесив все преимущества, которые дает такая должность, я все-таки согласился.

После этого разговора я пришел в группу. Там все знали о случившихся переменах и пребывали почти в трауре. Девочки привыкли, что все проблемы решаются сами собой, а тут такая непруха. Но я быстро направил ситуацию в нужное русло, сообщив, что кандидатуру старосты группы я уже обговорил, это будет Молодцова. Да и я остаюсь в группе, так что все желающие могут обращаться прямо ко мне.

Олега Зарова мы с тех пор не видели, но вскоре прошел слух, что ему предоставили академический отпуск по болезни и он снова начнет учебу в следующем году.

Надо сказать, забот у меня после того, как я стал старостой курса, особо не прибавилось. Только приходилось еженедельно бывать в деканате, где периодически разбирались вопросы, связанные с нашим курсом.

Один из первых таких вопросов вскоре и возник.

Две наши девицы пришли вечером в анатомичку поработать с препаратами, то бишь с костями. Кости человеческого скелета лежали в учебных кабинетах в ящиках со стеклянными крышками, и любой желающий мог взять необходимую деталь и изучать ее сколько нужно. Эти две девицы сидели вечером: учили все бугристости, бороздки и все остальное. Но тут появился один не отличающийся большим соображением однокурсник, который якобы мешал им учиться. Не мудрствуя лукаво девушки закрыли дверь изнутри на бедренную кость. А этот, уж не знаю, как еще его назвать, придурок так рвался в дверь, что сломал эту кость. И надо же такому случиться: по коридору в это время, собираясь отправиться домой, шла наша завкафедрой.

Что там было, мне неизвестно, но, когда я на следующий день пришел в деканат, Анастасия Михайловна в гневе кричала о глумлении над человеческими останками, требуя исключить эту троицу из комсомола и говоря о том, что они недостойны учиться на медицинском факультете.

• Предыдущая
• 32/59
• Следующая