Борьба за Дарданеллы - Мурхед Алан - Страница 24

• Предыдущая
• 24/87
• Следующая

Новому командующему казалось, что наибольшую опасность представляет азиатский берег, а поэтому он разместил две дивизии к югу и западу от Трои — 11-ю, а потом 3-ю, которую он сам готовил и которая сейчас была на пути из Константинополя. Следующим по значимости он счел Булаир, и здесь находилось еще две дивизии, 5-я и 7-я. 9-я дивизия, пятая по счету, была отправлена на мыс Хеллес. Шестой по счету и последней дивизии, которой сейчас командовал Кемаль, отводилась особая роль: она располагалась возле Майдос на Нэрроуз и напрямую подчинялась главнокомандующему. При этом она должна была быть готовой направиться на север в Булаир, на юг к мысу Хеллес или через пролив в Азию в зависимости от того, где угрожала опасность. Лиман отлично знал об антигерманских взглядах Кемаля, но считал его знающим свое дело и умным воином. К новому главнокомандующему Кемаль, вероятно, все-таки испытывал уважение, даже с неохотой. В любом случае, это назначение в качестве мобильного резерва великолепно подходило Кемалю.

Персонал штаба Лимана в Галлиполи был турецким, но в его распоряжении был ряд германских офицеров на командных постах, разбросанных по дивизиям, а германские артиллеристы и другие специалисты остались в Нэрроуз под командованием германского адмирала.

Закончив размещение своих сил там, где хотел, — а эту диспозицию одобрили почти все изучавшие ее эксперты, — Лиман приступил к тренировке своих подчиненных. Он заявил, что солдаты окостенели в своих гарнизонах, а потому он ввел программу тренировок и окапывания. Днем солдаты занимались строевой подготовкой. Ночью они спускались к берегу и строили новые дороги и рыли окопы. Не хватало буквально всего, и нельзя было обойтись без импровизации. У крестьян забирали лопаты и иной инвентарь, а солдаты копали землю даже штыками. Когда перестала поступать колючая проволока, солдаты разобрали заборы на местных фермах; в местах наиболее вероятной высадки противника проволоку растягивали под водой. Из головок торпед изготавливали мины.

Все эти работы велись в огромной спешке, потому что наличествовали многие признаки, что союзники больше не станут задерживаться со своими атаками. Перед концом марта Лиман узнал, что в Пирей (Греция) прибыли четыре британских офицера и закупили за наличные сорок два больших лихтера и пять буксиров. Видимо, британцы не сумели скрыть свои операции от глаз шпионов на Лемносе и других греческих островах, потому что поток информации беспрерывно поступал в Константинополь через Египет и Грецию. Сообщили о прибытии генерала Гамильтона. Стало известно, что в гавани Мудрос на Лемносе строится причал, что там разгружаются различные припасы и оборудование. Большинство из этих сообщений поступало через Балканы, но даже в отдаленном Риме германские агенты регистрировали слухи о предстоящем наступлении, и это надлежащим образом доходило до штаба в Галлиполи. Один раз говорилось о том, что на Имбросе и Лемносе сосредоточено 50 000 британских солдат. Потом это число возрастало до 80 000, да еще 50 000 французов в придачу. Несмотря на несоответствия, все эти данные указывали на одно и то же: оставалось совсем немного времени.

Лиман своими глазами видел оживленную активность вражеских войск. Над полуостровом стали выполнять разведывательные полеты самолеты союзников более новых, более скоростных типов. Британские боевые корабли, силуэтами подобные серым, молчаливым и жутким акулам, непрерывно бороздили морские воды неподалеку.

А потом, в третью неделю апреля, произошла неожиданная вспышка активности в самих проливах.

Вскоре после рассвета 17 апреля турецкие часовые на мысе Кефец заметили подводную лодку, поднявшуюся на поверхность. Вероятно, она направлялась в Нэрроуз с намерением пройти в Мраморное море, но неожиданно была застигнута сильным водоворотом и стала дрейфовать к берегу. Сразу же турецкие орудия по соседству открыли огонь по беспомощной лодке. Как только она коснулась берега, команда поднялась на палубу и была сметена в море пулеметным огнем. Следующие два дня и две ночи бушевала ожесточенная дуэль между турками и британцами за брошенный корпус лодки. По очереди британские субмарины, самолеты и корабли рвались в пролив, пытаясь уничтожить ее до того, как она попадет в руки турок, но торпеды проносились мимо, бомбы падали рядом, а корабли отгоняли береговые батареи. Наконец на третью ночь небольшой британский патрульный катер прямо под лучами прожекторов подплыл к ней и удачным выстрелом поразил ее торпедой.

Как рассказывал американский посланник в Константинополе Льюис Эйнштейн, во время этого инцидента турки вели себя вполне достойно. Когда подлодку оставили в первый раз и матросы барахтались в воде, турецкие солдаты прыгали с берега в воду и спасали британцев. Погибших вначале похоронили на берегу, а затем перенесли на английское кладбище в Чанаке, где над ними состоялась церковная служба. «Турки в этом отношении удивительны, — писал Эйнштейн. — То они убивают всех подряд без разбору, то удивляют всех своей добротой. Когда первых английских пленных моряков вели в госпиталь в Чанаке и те дрожали от холода, турецкие раненые называли их гостями и настаивали на том, чтобы пленным было выдано все новое и те немногие лакомства, которыми располагали сами».

Только позже, когда пленных отправили в грязную тюрьму в Константинополе, началось плохое обращение, да и то в большинстве случаев оно было скорее связано с безразличием, нищетой и бессердечием Востока, нежели актами сознательной мести.

В это же время прозвучало другое предупреждение в Дарданеллах. 19 апреля группа турецких солдат разбила лагерь в складке местности на склоне холма на западной стороне полуострова. Представьте себе обычную утреннюю картину: солдаты спят на земле, вверх поднимается дымок от костра, на котором готовится завтрак, а неподалеку привязаны за уздечки лошади и мулы. И тут без всякого предупреждения небо вдруг заполоняет ужасающий ураган снарядов, и все вокруг превращается в хаос из взметающейся вверх земли и рвущейся шрапнели. Некоторым показалось, что произошло землетрясение, и они продолжали в страхе лежать на земле. Другие бросились туда, где стояли животные на привязи, и попробовали ускакать подальше, а третьи, сохранившие присутствие духа, побежали к оружию. Но на гладкой поверхности пустынного моря ничего не было видно. Ничего, кроме крошечного желтого шара далеко на горизонте. Только после боев турки узнали, что имели дело с «Меникой», первым британским кораблем, применившим аэростат в качестве нового средства для артиллерийской воздушной разведки. Пока сам корабль находился далеко за линией горизонта и за пределами видимости с земли, два наблюдателя поднимались в небо в плетеной корзине, привязанной к шару, и с первыми лучами утреннего солнца обнаружили в свои бинокли мирный бивуак на холме. Нетрудно нанести этот лагерь на карту, а затем сообщить координаты по телефону вниз на командный мостик «Меники». А еще дальше в море находился такой же невидимый крейсер «Беккент», чьи снаряды и обрушились столь невероятным образом из чистого неба на спавших турок.

Затем, спустя день или два, был совершен первый за кампанию интенсивный воздушный налет на Майдос в Нэрроуз. Неслыханные в то время для Средиземноморья стофунтовые бомбы в количестве семи штук подожгли город.

После этого вновь воцарилась тишина. Ни один корабль не попытался войти в пролив, и ни одно орудие не выстрелило ни с одной стороны. Стояла ненастная холодная погода. Туркам, которым на укрепление обороны было предоставлено пять недель, ничего не оставалось, кроме как ждать, — на вершинах холмов и на скалах были установлены посты, с которых днем велось наблюдение за морем, а ночью проливы прочесывались прожекторами. Везде ощущался страх перед надвигающимся вторжением, но когда оно состоится, в какой час дня или ночи и как оно будет выглядеть — об этом никто не имел представления.

• Предыдущая
• 24/87
• Следующая