Все оттенки голубого - Мураками Рю - Страница 8

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая

Моко, которую Оскар крепко держал за руки, пока Джексон намазывал ей зад, громко завопила:

– Хо-о-лодно!

Джексон крепко схватил ее за ягодицы и приподнял, достал свой хуй, тоже густо намазанныи кремом, направил его в нужное место и начал трахать. Моко скорчилась и завопила.

Кэй подняла голову и, усмехнувшись: «Это забавно!» – наклонилась над ней.

Моко кричала. Кэй схватила ее за волосы и пристально посмотрела в лицо.

– Я потом смажу те задницу потрясным ментоловым кремом, – сказала она Моко, целуясь взасос с Оскаром и продолжая хохотать.

Я взял портативную камеру и сделал с близкого расстояния снимок искаженного лица Моко. Крылья носа у нее подрагивали, как у бегуна на длинные дистанции, делающего последний рывок. Наконец Рэйко раскрыла глаза. Возможно осознав, что вся липкая, она направилась в душ. Рот у нее был открыт, взгляд затуманен, она несколько раз споткнулась, а потом упала. Когда я обхватил ее за плечи, чтобы помочь подняться, она приблизила лицо вплотную к моему.

– О, Рю, спаси меня, спаси! – выдавила она.

От ее тела исходил странный запах. Я бросился в туалет и меня стошнило. Рэйко присела на кафельные плитки под душ, непонятно было куда устремлены ее покрасневшие глаза.

– Рэйко, большая кукла, ты едва не утонула! – Кэй выключила душ, засунула руку в промежность Рэйко и расхохоталась при виде того, как испуганная Рэйко подскочила.

– Это же Кэй! – воскликнула Рэйко, обняла ее и поцеловала в губы.

Кэй метнулась ко мне, когда я сидел на туалетном стульчаке.

– Слышь, Рю, приятная здесь прохлада, а? Эй, да у тебя симпатяшка.

Она взяла его в рот, а тем временем Рэйко оттянула мою голову за влажные волосы, отыскала мой язык, как ребенок отыскивает материнскую грудь, и начала его сильно засасывать. Кэй уперлась руками о стенку и выпятила задницу, потом запустила меня в свою дырку, с которой смыла душем всю слизь и потом высушила. В душевую вошел Боб, у которого с рук капал пот.

– Рю, ты мерзавец, у нас не так много цыпочек, а ты забрал сразу двоих!

Хлопая меня по щекам, он грубо вытащил нас в соседнюю комнату, еще мокрыми, и швырнул на пол. Когда мы упали, мой хуй, все еще находившийся внутри Кэй, перекрутился, и я застонал от боли. Швырнув Рэйко на кровать, словно сделав пас в регби, Боб водрузился на нее. Она сопротивлялась и что-то лепетала, но тот ее прижал и, запихнув в рот кусок творожника, заткнул ей пасть. На проигрывателе запел Осибиса. Моко подтерла задницу, и лицо у нее искривилось. На туалетной бумаге были видны следы крови. Она протянула бумагу Джексону и пробормотала:

– Это ужасно!

– Тебе понравился этот творожник, Рэйко? – поинтересовалась Кэй, лежа на животе на столе.

– Что-то бушует у меня в брюхе, – сказала Рэйко, – словно я проглотила живую рыбу или что-то в этом роде.

Я встал на кровать, собираясь сделать ее снимок, но Боб оскалился и столкнул меня. Скатившись на пол, я ударился о Моко.

– Рю, я ненавижу этого типа, я сыта по горло, он педик, правда?

Моко взобралась на Оскара, который покачивал ее, одновременно обгладывая кусочек цыпленка. Она снова начала плакать.

– Моко, с тобой все в порядке? Больше не болит? – спросил я.

– Я уже ничего больше не понимаю, Рю, просто ничего не понимаю.

Она раскачивалась в ритме мелодии Осиби-са. Кэй сидела на колене у Джексона, посасывала вино и о чем-то болтала. Натерев ее тело ломтиком бекона, Джексон побрызгал на нее ванильным экстрактом. Раздался дикий вопль:

– Что это?

Красный ковер был усыпан разным барахлом: нижним бельем, хлебными крошками, остатками салата и помидоров, самыми разными волосами, окровавленными салфетками, рюмками и бутылками, виноградными косточками, спичками, растоптанными вишнями. Моко, качаясь, поднялась на ноги. Джексон склонился над ней, чтобы наложить пластырь и подарить поцелуй.

Прижимаясь к столу подбородком и тяжело дыша, Моко набросилась на краба, как изголодавшийся ребенок. Потом один из черных предложил ей свой член, и она тоже засунула его себе в рот. Пощекотав его языком, она отодвинула член в сторону и снова вернулась к крабам.

Красные клешни хрустели у нее на зубах, и она руками вытаскивала из них мясо. Она смазывала его майонезом и засовывала в рот, при этом майонез капал ей на грудь. Запах крабов распространился по комнате. Рэйко лежала на кровати и продолжала завывать. Дарем вошел в Моко сзади. Ее задница подрагивала, но она не выпускала краба, и только лицо у нее искривилось. Она пыталась выпить вина, но так как ее тело раскачивалось, вино попало ей в нос, она поперхнулась, и слезы выступили у нее на глазах. При виде этого Кэй расхохоталась. Зазвучала песня Джеймса Брайна. Рэйко на четвереньках подползла к столу, опустошила стакан мятного вина и громко сказала:

– Очень вкусно.

– Я же говорила вам много раз, чтобы вы не связывались с этим Джексоном, он на прицеле у военной полиции, и в ближайшее время его посадят, – сказала Лилли, отключая телевизор, где пел какой-то юноша.

– Хорошо, давайте заканчивать, – сказал Оскар и распахнул двери на веранду. В комнату ворвался пронизывающий, освежающий холодный ветер, которого мне так не хватало.

Но пока все еще валялись голыми, заявилась женщина Боба по имени Тами и устроила потасовку с Кэй, которая мешала ей поколотить Боба. Братом Тами был крупный гангстер, и поскольку она собиралась помчаться и обо всем рассказать ему, у меня не было другого выхода, как привести ее домой к Лилли. Поговаривали, что Лилли была ее подругой, о чем она сама всем рассказывала. Всего несколько минут назад Тами сидела на диване напротив и вопила:

– Я их убью!

У нее на боку остались следы ногтей Кэй.

– Я же тебе говорила, что лучше не приводить этих ублюдков, которые ничего не знают о районе Ёкота? Что бы ты делал без меня? Ты бы не отделался так просто: брат Тами действительно крутой.

Она отпила из стакана глоток кока-колы с плавающей в ней долькой лимона, после чего протянула стакан мне. Она причесалась и переоделась в черное бикини. Все еще сердясь и не вынимая изо рта зубную щетку, пошла на кухню и вколола себе филопон.

– Извини, Лилли, пора заканчивать.

– Со мной все в порядке. Я знаю, что завтра ты сделаешь то же самое… Слушай, тут привратник в моем доме, парень из Ёкосука, интересовался: не хочу ли я купить немного меска-лина. Хочешь попробовать, Рю?

– Сколько он хочет за одну таблетку?

– Он говорил про пять долларов. Купить?

У Лилли даже завитушки на лобке были выкрашены в тон волос на голове. Она сказала мне, что в Японии не продаются краски для изменения цвета растительности внизу живота, и поэтому ей пришлось самой заказывать их из Дании.

Сквозь ее волосы, свисающие мне на лицо, была видна лампа на потолке.

– Знаешь, Рю, ты мне приснился, – сказала Лилли, обвивая мою шею.

– Это тот сон, когда я скачу в парке на коне? Я про него уже слышал. – Я провел языком по уже отросшим бровям Лилли.

– Нет, это уже другой, не про парк. Мы вдвоем отправляемся к океану, на великолепное побережье. Там огромный пляж, широкий и песчаный, на котором нет никого, кроме нас с тобой. Мы плаваем и забавляемся на песке, а потом видим вдали город. Он так далеко, что нам немногое удается рассмотреть, но все же мы различаем даже лица живущих там людей. Ведь именно так бывает во сне? Вначале у них происходит какое-то торжество, какой-то чужеземный праздник. Но через некоторое время в городе начинается война, грохочет артиллерия. Причем это настоящая война, хотя она происходит далеко от нас, но нам прекрасно видны солдаты и танки. А мы с тобой, Рю, просто наблюдаем за этим с побережья, как в полубреду. И ты говоришь: «Эй, посмотри, там идет война». А я говорю: «Да, точно».

– У тебя мрачные сны, Лилли.

Постель была влажной. Какие-то вылезшие из подушки перья кололи меня в шею. Я вытащил одно перышко и принялся щекотать им бедра Лилли.

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая